Вернись.

Планы на завтра, на послезавтра, на месяц, на неделю, на год, черт, да на всю жизнь! полетели к чертям. Исчезли в глубине Тартара, лишь из-за одной маленькой записки. Жалкого клочка бумажки в синюю полоску. Корявым почерком всего одно слово заставило его разъебать все в этой квартире и перевернуть кресло с такой силой, что оно оставило глубокую царапину в паркете. Он знал где она, несомненно знал. Выбежал из квартиры так же быстро, как тепло уходит из-под одеяла по утрам. Он дверью хлопнул так, что окна в подъезде задрожали. Перепрыгивая через ступени, он спускался ниже и ниже, позабыв о лифте, который довез бы его быстрее. Он знал ее как свои пять пальцев, и в то же время не знал о ней ничего. Его раньше искренне волновало ее прошлое. Ее семья, ее родственники и каждый ее шаг во время школьных дней. Его интересовало в каких странах она была, в какие хотела бы попасть; он желал узнать, кто ее мать и кто ее отец; и она всегда молчала. Его убивала эта тишина сильнее, чем ее крик или плач. Она просто молчала, смотря на свои пальцы, как будто изучая их. Потом скромно улыбалась и поднимала на него взгляд. Зеленые глаза(он всегда любил карие). Потом она курила дамские сигареты и улыбалась еще шире(он не любил курящих). Она всегда выкидывала окурок в окно, садилась обратно и задавала любой бытовой вопрос. Сбивала его с толку, заставляла переключаться на другие темы. Он даже не знал ее фамилии. Он прожил с ней чертовы четыре года, но так и не узнал ее фамилии; честно говоря, он даже сомневался в том, что она представилась ему настоящим именем. Она могла рассказывать истории из прошлого, осекаясь на полуслове и замолкать, и снова смотреть на пальцы, и снова курить. Он это ненавидел. Она никогда не открывалась полностью, умалчивала самое главное и из-за этого казалась жутко странной(он любил странных). Оставалось совсем чуть-чуть, а он жутко запыхался от бега. Прислонившись к столбу лбом он пытался отдышаться. Холодно. А она всегда была теплой. Ее пальцы, которые она никогда не прятала в куртки, были всегда теплыми. Бывало, она уходила на несколько дней, а иногда и недель. Ни раз, ни два, а он так и не привык. Звонил ей каждые полчаса, обзванивал морги, больницы и друзей. Засыпал и почти сразу же просыпался, не чувствуя ее рук рядом. Она возвращалась, всегда.Но что-то ему подсказывало, что сейчас она не вернется. Что сейчас она не зайдет в его квартиру босая, с босоножками в руках, и веселой улыбкой. Ему казалось; нет, он знал, что она не вернется, если ее не вернуть. А ее не вернуть. Он стал вертеть головой так, что шея заболела. Во всеобщем шуме было трудно здраво мыслить, но он искал ее. Люди кричали, смеялись или просто громко разговаривали. Он уже чувствовал, как поезд приближается, как земля дрожит под его ногами и ничего с этим не мог поделать. Хотелось, чтобы время остановилось. Он все еще ее не видел. В голове звучали ее слова, которые она повторяла чуть ли не каждый день, чуть ли не каждый час. Она, похоже, не любила быть любимой. Всегда повторяла: "Не привязывайся ко мне". Он говорил, что уже поздно, а она не верила. Может, дело в том, что она не верила? Ни во что не верила. Ни в Бога, ни в него, ни в себя. Он не понимал, как она жила так, но это так ярко выбивало ее из общей колеи, так возвышало ее в его глазах, что просто с ума сойти можно. Он знал, что она одета именно в серый плащ. Ее любимый серый плащ, который они покупали вместе. И все оборвалось до конца, когда он увидел, как этот самый плащ мелькнул вдалеке. Он бежал, что есть силы, распихивая идущих на него людей, но он не успевал. Конец плаща исчез за дверью вагона. Это был последний пассажир, проводница закрыла дверь и через две минуты поезд тронулся. Как только зазвучал звук колес, он добежал до того самого места, где только что стояла она. Он точно знал, что она не случайно зашла последней. Может, она хотела, чтобы он ее вернул, а, может, просто собиралась с силами, чтобы вернуться туда, откуда приехала. Странно, но они оба этого не знали. Последний поезд ушел со станции и наступила мертвая тишина. Пустота и мрак окутали вокзал. Сгущался туман из-за смены температуры. Все разошлись и лишь один человек сидел на скамье. Он ничего не понимал в этой жизни, ничего. Ему казалось, что он всегда будет человеком, которого бросают. И дело не только в ней. Но она... Интересно, было бы легче, если бы он не сжимал этот чертов клочок бумажки у себя в ладони? Было бы легче, если бы она не написала это последнее прости. Ведь он знал, что она ненавидела прощаться. И не умела. Так и не научилась.