О терпении и понимании

Он вновь вернулся сюда спустя почти две недели. За это время можно было многое обдумать и решить. И Саске действительно переосмыслил свою жизнь, но остановиться на какой-то одной мысли так и не смог. Невозможно думать здраво, когда в одно мгновение рушится привычный уклад быта, исчезает иллюзорное спокойствие в семье и приходит предвестник… Нет, не смерти. Конца. Хотя если задуматься, эти слова можно расценивать как синонимы. Несколько минут потоптавшись под домом, словно борясь с собственным упрямством, Учиха Саске поднимается по лестнице, пропуская каждую вторую ступень, и, более не размениваясь на промедления, нажимает на кнопку дверного звонка. За деревянной преградой приглушенно играет замысловатая мелодия, а после всё снова замирает, утопает в сонном послеобеденном часе. Солнечный свет заливает открытую лестницу и будто насмехается, что не укрытый стенами прохладного парадного человек буквально закипает от жары, плавясь под плотной материей своего темного плаща. Саске злится. Жмет ещё раз, вынужденный терпеть звук противной мелодии, уже сомневается в правильности своего решения прийти сюда без предупреждения. Но и приглашения он ждать не собирается. Мужчина достаточно быстро сдаётся, понимая, что сейчас в квартире никого не застанет. Спускается по раскаленной лестнице и скрывается в блаженной тени дома. Но безрезультатно. Злость горячит кровь не хуже жаркого июля. Еще несколько мгновений ушло на принятие решения покинуть это место и не возвращаться ближайшие лет триста. Но что-то в последнее время всё идет наперекосяк: - Саске-кун? – мужчина оборачивается, неосознанно задержав дыхание от мелодичного звучания родного голоса. Молчит. – Ты…здесь? Сакура неловко улыбнулась, то ли стесняясь присутствия незваного гостя – уже гостя, да? – то ли от осознания глупости собственного вопроса. Поразительно, но нежелание усугубить ситуацию неосторожной фразой сжимает горло, не давая возможности вымолвить и слово. Поэтому Саске просто кивает. Разговор исчерпан, неловкость и смущение сгущают воздух, препятствуют здоровой работе мозга и легких. Девушка отчаянно отводит взгляд, рассматривая валяющийся в розовой луже вафельный конус от мороженого – какой-то малыш, наверное, ушёл отсюда в слезах. Мужчина еле заметно щурится, но упорно продолжает смотреть в сторону, откуда льётся яркий свет. Смотреть на неё хотелось вечно. Кажется, будто солнечные лучи касаются её хрупкого силуэта, немного искаженного инородным предметом – девочки, что сейчас спит на руках молодой мамы. - Может, - оживившись, тихо продолжает Сакура, - может зайдешь? Он не достоин такого предложения, но не смеет отказаться – ведь пришел именно за этим. Тишину сонной улицы нарушают шаги редких прохожих и далёкие голоса детей, доносящиеся из соседнего квартала. Пахнет пылью. Неловкая пауза движется следом за двумя людьми, поднимается на второй этаж, ровно обводя контуры лестницы, не отставая ни на шаг, и гордо занимает своё почетное место между разгоряченными жарким днем телами, сковывая движения, расщепляя всю былую уверенность на молекулы. Саске молча подхватывает дочь, когда Сакура тянется в сумку за ключами. Их кожа соприкасается, и девушка отворачивается, скрывая нервную улыбку за прядками розовых волос. - Отнеси её в комнату, пожалуйста, - Сакура аккуратно вытягивает из рук дочери наполовину съеденную шоколадку, которая уже вытекла далеко за пределы своей обертки, на детскую ручонку и частично на белую майку мамы. Когда Саске, с трудом оторвавшись от ребенка, вошел в знакомую кухню, его жена уже изучала содержимое холодильника, доставая продукты. В роли хозяйки она, казалось, чувствует себя куда уверенней. Учиха не знает, но уверенности добавляет наличие хоть какого-нибудь занятия. - Есть вода и холодный чай, - девушка выпрямилась перед ним, покачивая пластиковой бутылкой. Саске сглотнул, наблюдая, как от резкого перепада температуры по прозрачной поверхности расползается конденсат и, капля за каплей, быстро и медленно оставляет влажные дорожки. - Чай. Теперь госпожа неловкость, устроившись поудобней, сидит прямо на столе, и обрубает всякое желание заговорить. Но молчать вечно нельзя. - Ты пришел..? - Увидеть Сараду, - ответ короткий, быстрый, будто заученный. - А, - Сакура отворачивается, изучая светлый небосвод за открытым окном, - ясно. В её голосе ещё не сквозит безысходность, но мужчина прекрасно осознаёт, что всё это дело времени. У него никогда не было поводов сомневаться в её чувствах. Но, по словам самой девушки, один человек не сможет эмоционально вытянуть всю семью. Тот вечер вспоминается очень четко. Его картинки проносятся в голове обоих каждый вечер, в тот таинственный час, когда бодрость уже покинула натренированное, закаленное тело, но сон еще не окутал разум волшебной дымкой. Двенадцать дней назад. Сакура тогда вновь плакала, не выдерживая навалившихся проблем, пытаясь любым способом выплеснуть накопившийся негатив. Саске долго не понимал, – не хотел, – что же снова расстроило эту излишне эмоциональную особу. И был крайне неприятно удивлен, когда осознал, что причиной её слез являются его затяжные миссии. Учиха в тот вечер просто молчал, ожидая, когда переживания, найдя выход в истерике, закончатся, но Сакура начала говорить подозрительно проницательные и, в то же время, ошибочные вещи. - Ты снова взял миссию? – такое было начало у традиционных, как ожидалось, причитаний, - Саске-кун, но ведь с твоего возвращения и недели не прошло! Мужчина молчал, привычно ожидая конца спектакля. - Сарада всегда очень скучает, когда тебя нет. Пожалуйста, отмени миссию, побудь с нами. - Сакура, ты не понимаешь.. - Не понимаю, что ты устаешь дома? – Саске запнулся на половине фразы, - Что устаешь от нас? О, я прекрасно понимаю. Сарада – шумный ребенок, постоянно требует внимания. Ты не привык к такому, - горячие ручейки уже бежали по щекам и падали, срываясь с подбородка. Девушка остервенело потерла глаза, из-за чего нежная кожа на лице немного покраснела. - А еще я… Я знаю, - глубокий вдох, - Я давно смирилась, что ты не испытываешь по отношению ко мне таких чувств, какие… Испытываю я. На этой фразе Учихе очень захотелось прервать женскую истерику, но перебивать он все равно не стал. На то было много причин. Сакура в это время продолжала, не замечая, как сама себе позволяет перейти черту, за которой, возможно, не будет ничего. - Но ведь мы семья! Неужели сложно хоть раз откинуть мысли о собственном комфорте и посвятить время дочери? Неужели тебе на нас… на неё совсем плевать? - Что ты несешь? - А что я несу? Ты знал, что недавно она назвала Наруто папой за то… - девушка уже захлебывалась обидой и жалостью, - что он купил ей и Боруто п-по игрушке-е-е, - протянула Сакура, уже забыв, зачем вообще завела этот разговор. Несправедливость оставляла глубокие рубцы на её и без того видавшем виды сердце. И куноичи, конечно, знала, на что шла, когда связывала себя узами брака. Но порой было просто нереально сложно смотреть на все эти счастливые воркующие парочки, не знающие теперь худшего горя, чем бессонная из-за неугомонного малыша ночь. Саске протянул руку, касаясь пальцами мокрой девичьей щеки, но Сакура вдруг сделала шаг назад. Она смотрела ему прямо в глаза, без остановки рыдая, доводя себя до нервного срыва, но остановиться уже не могла. А после произнесла то, что уже не раз посещало её глупую импульсивную голову: - П-пожалуйста, давай прекратим это, - решилась, назад дороги нет. Замерев так же, с вытянутой ладонью, мужчина все еще ощущал влагу на пальцах от слёз жены. Скользкое чувство, что дарила интуиция, расползалось где-то глубоко внутри, напоминая, какого это – терять близкого человека. Саске сам не ожидал, что голос его получится таким спокойным и вкрадчивым: - Что прекратим, Сакура? - Это, - куноичи невпопад повела рукой, указывая на окружающий её мир. Как-то незаметно иссяк разговор, и только боль набиралась силы, плескаясь горькими словами, точно ядом. «Это», сказала Сакура, не в силах перечислять каждый элемент. «Это», эхом отдалось в голове Саске, и он не был уверен, что какое-то другое слово могло сильнее проткнуть его хрупкое доверие к несправедливой судьбе, раз за разом лишавшей его всего самого ценного. «Это», горечью пронеслось в двух парах глаз, превращаясь в непробиваемое стекло, становясь преградой между молодыми людьми. «Это»…конец? Из детской раздался плач, и девушка воспользовалась шансом уйти от ответственности за собственные слова, прячась в обклеенных светло-зелеными обоями стенах детской спальни, беззвучно содрогаясь от рыданий. Маленькая Сарада ручонками размазывала по маминым щекам слёзы и хваталась за кофту в попытке обнять. Первым порывом Саске было уйти и снять напряжение на чьей-нибудь роже, избавиться от нахлынувшего негатива старым проверенным способом, изматывая себя тренировками, доводя до истощения многократным использованием Шарингана. Лишь одно заставило его остаться – возможно, всё это происходило на самом деле. Надежда на лучший исход и очередной женский кризис уже не казалась такой реальной, какой была еще десять минут назад. И это бесило. Спустя полтора часа, когда терпеть стало совсем невыносимо, он сам без стука вошел в детскую. Там царил уютный полумрак и хаос из игрушек после набега сонно-капризного ребенка. Проснувшаяся посреди ночи, Сарада вновь крепко спала. Сакура задумчиво вертела в руках мягкий кубик. Девушке казалось, что за это время она уже успокоилась, но при виде Саске глаза вновь защипало от нахлынувших слез. На этот раз их удалось сдержать. Кивнув головой в сторону выхода, Учиха молча покинул комнату. Вздохнув, девушка сползла с кровати и, быстро-быстро моргая, прогоняя соленые капельки с глаз, поплелась следом. Закрыла за собой дверь. Кажется, «это» действительно конец. - Прости за истерику, – она становилась в отдалении, облокотилась на перила балкона. Время уже перевалило за два часа ночи, но редкие огни всё еще горели в окнах полуночников. Это место никогда не засыпало по-настоящему, - Мне жаль, что тебе приходится такое терпеть. Саске молчал, не зная, какое слово сейчас будет лучшим. Ситуация была необычной и в какой-то мере даже опасной. Что он должен был сказать, чтоб достучаться до женского мозга после истеричного состояния? Сакура что-то говорила, но все её фразы теряли всякую значимость на фоне одной – давай прекратим. От этого будто что-то громоздкое и острое застревало в горле, препятствуя дыханию. Ниоткуда приходило раздражение: неужели дела настолько плохи? Он старался по возможности делиться деталями и результатами миссий, львиную долю своего свободного времени проводил с дочерью и даже рассказал несколько эпизодов своей жизни вне деревни – на большее пока был просто не способен. Да и в остальных сферах их жизни, казалось, царил мир, пусть и до статуса «образцовой семьи» было далековато. Ни он сам, ни его избранница никогда не стремились слепо следовать привычному другим укладу быта. По крайней мере, Саске был в этом уверен. До сегодняшнего вечера. Тем временем Сакура поменяла правила игры: - Уже очень поздно. Тебе рано вставать. - Итачи говорил, - мужчина сделал паузу, вспоминая что-то далёкое, счастливое и почти нереальное, - что необходимость ложиться спать вызывала у него ощущение неправильности прожитого дня.* - Почему? - Не знаю. Мне кажется, я никогда не смогу понять его до конца. Она обняла его, прижимаясь крепко-крепко, тяжело дыша, впитывая в себя родной запах, оставляя несколько влажных пятнышек на футболке. Но стоило Учиха обнять её в ответ – девушка резко вырвалась и сложилась в низком поклоне: - Прости, что не смогла стать хорошей женой. Мне, правда, очень жаль. А после окончательно скрылась в детской, не способная больше выносить последствия собственных поступков. Слишком сложно. Саске покинул дом на рассвете, чтоб вернуться сюда лишь через двенадцать дней. - Такая жара стоит, Сарада даже стала засыпать днём, - решилась девушка разбавить тишину. Но он, конечно, ничего не ответит, - Как твоя миссия? Ты рано. Учиха кивает: - Информация о шпионе оказалась ложной. - Значит, у Саске-куна заслуженный отдых? Мужчина вновь утвердительно кивает, но радости от этого девушка не испытывает. Потому что, как бы тяжело ей не было, за свои слова нужно отвечать, да и ситуация уже переросла в стадию невыносимой и разрушительной. Вопрос о новом жилье Саске не стоял, Сакура знала, что не сможет сдержать очередной приступ слёз, если поднимет эту тему. - Но вечером группа снова отбывает. Нужно проверить и северные леса. Дали четыре часа отдыха, потому что прямо у главных ворот проходили. - Вот как, - девушка покрепче обхватила холодный стакан, - А… Сарада-чан мне в больнице помогает. Представляешь, покорила всех мальчиков в реабилитационном центре! А девочки так вообще завели тетрадь, куда в очередь записываются, чтоб понянчиться с ней. И… Сакура замерла, заворожено глядя на своего мужа. Отвлекшись от мыслей о текущей миссии, Учиха сверлит взглядом дно опустевшей чашки. Но стоило только упомянуть о милейшем двухлетнем ребенке, что сейчас спит, сломленный жарким полуднем, как на лице сильнейшего шиноби можно было заметить мимолетную, но очень искреннюю улыбку. И сразу в груди расползается что-то щекочущее и теплое. Это чувство заставляло девушку до боли сводить челюсти в улыбке каждый раз, когда ей говорили об очередном задании. Сколько на этот раз, дорогой? Неделя? Хорошо, значит, скоро будешь дома. Три месяца? Это же замечательно, что Какаши-сенсей и старейшины доверяют тебе всё сильнее, если дают такие серьезные миссии! Что, милый? Говоришь, минимум полгода? Так ведь, если повезет, прямо к рождению нашей девочки можешь вернуться! Я буду ждать. Всегда буду ждать тебя. А потом и этой улыбки ей показалось мало. В один прекрасный момент Сакуре показалось, будто она услышала хруст, когда треснула, наконец, некогда гибкая покорность и уверенность в завтрашнем дне. - А ещё, - дети из соседнего двора вновь расшумелись, разбавляя плотный натянутый воздух, - Сарада очень по тебе скучает. Саске переводит испытующий взгляд на тонкое девичье лицо, но привычного продолжения фразы не последовало. Девушка быстро допивает оставшуюся в стакане воду и совершенно точно избегает смотреть на собеседника. Не было традиционно-робкого «И я тоже». Мужчина не ожидал, что его это так заденет. - Знаю. - Папа пришел! – детский голосок раздается из коридора, а после следует еще одно «Папа!» под аккомпанемент достаточно громкого топота босых ножек по деревянному полу. - Привет, Сарада, - Учиха треплет сияющего от счастья ребенка по смышленой черноволосой головке и полностью окунается в радостное щебетание малышки. Сакура молча встаёт, забирая со стола пустую посуду, с грустью понимая, что она лишняя в этом долгожданном воссоединении. Её дочь полностью и бесповоротно была папиной девочкой, а частые миссии Саске лишь усиливали слепое обожание ребёнка к своему родителю. Она и внешностью, и своевольным нравом пошла в отца. Конечно, ревность в этом случае неуместна, но все равно было немного обидно. Тот час, на который маленькая Сарада берёт в плен любимого папочку и запирается с ним в детской, атакуя армией игрушек и заставляя с ней играть, - за этот час мама неугомонного ребенка делает легкую уборку, чтоб освежить кухню, и готовит ужин. Когда стол накрыт, она стучится в детскую и едва сдерживает улыбку от кислой мины Саске. Тот сидит на полу, нехотя выстраивая стену из больших мягких кубиков. А после – кульминация, на стену налетает супер-ниндзя и, с победными криками сметая игрушечную оборону, падает папе на колени и заливисто смеется. Саске улыбается и, едва сдерживая вздох, единственной рукой тянется к кубикам и вновь строит несокрушимый форт. - Ужин готов, - произносит девушка и на секунду счастливо забывает, что недавно сама просила этого человека уйти навсегда. - Нет, мы не доиграли! – малышка гневно мотает головой, - Пап, скажи! Учиха, даже сидя на полу, смотрит на ребенка сверху вниз. Он кивает Сакуре и, когда та скрывается в коридоре, утихомиривает ребёнка легким поцелуем в лоб. - Маму надо слушать, Сарада, - и когда девочка вновь возмущенно насупилась, продолжает, - Давай поиграем позже. - Когда? - Когда я вернусь. И совсем неожиданно: - Не уходи, - Саске молчит, ожидая продолжения, - Мама плакала. Трое людей за столом чувствуют себя абсолютно комфортно. Саске и Сакура ловят ускользающие моменты счастья. Сарада чувствует себя более, чем свободно и правит бал: - Вам можно рыбу, я тоже хочу! Сакура объясняет, что жареное деткам в её возрасте нельзя, что будет болеть животик. Аргументы, конечно, не действуют. Веским считается только папино слово, но Учиха, словно издеваясь над нервами жены, молчит. Самодовольно, блин, молчит! «Сегодняшний вечер лучший за долгое время», - правда, которую никто из них не сможет произнести. Не сегодня. Но у мужчины, наконец, сложилось четкое видение и сформировалось решение. Девчушка вновь начинает показывать характер, как только родитель благодарит за еду и говорит самую неприятную фразу на свете: - Пора идти. Плетясь следом, Сакура отводит взгляд. Сейчас они понимают мысли друг друга, потому что думают одинаково. Кажется, что вот он перешагнет порог их уютной квартирки и двое людей, столько сил и времени потративших на поиски, потеряют друг друга снова. Только уже не на двенадцать дней. Навсегда – это же долго? Даже слишком. Зачем, вот зачем ей нужно было устраивать тот скандал? Но вопреки мыслям жены, мужчина был даже очень рад вынужденной разлуке и временному расставанию. За это время он многое понял. Первое – он не готов терять этих шумных и порой назойливых женщин, пусть они и нередко ругались за внимание главы семьи. - Папочка, останься. - Не могу, - тянет он правой рукой сандалию. Сколько времени прошло, а делать всё одной рукой было всё также некомфортно. Второе – иногда эгоистичные мечты о собственном спокойствии не стоят того, чтоб из-за них откидывать бурлящую вокруг жизнь. Особенно, когда этот гейзер кипит и взрывается для тебя. - Ма-а-ам, ты ничего не забыла? - Что не забыла? Даже Саске догадался, о чем говорила самостоятельная девчушка. Та выждала еще пару секунд, серьезно смотря на родительницу, пытаясь передать информацию телепатически, чтоб не сильно смущать перед папой. Но эта женщина безнадежна! Вздыхая: - Бенто же! Сакура тянет неловкое «эээ», не уверенная, имеет ли теперь право делать подобные вещи. Муж и дочь выжидающе буравят её одинаково тёмными глазами. А после Саске прикрывает глаза и усмехается: - Не переживай, - он смеётся над ней? – Ты стала готовить лучше. - Саске-кун! - Да, да! Скажи, пап? - Сарада! Щеки девушки краснеют от такого внимания к своей персоне, но она покорно топает на кухню и упаковывает последнюю порцию риса и рыбы. Аккуратно завязывает узелок на ткани и возвращается к ожидающей её семье. Такое чудесное слово – семья. «Хорошо, когда она есть» - думает Саске и принимает третье умозаключение – эта девушка ему очень дорога. Пора бы и ей об этом знать. - Пока, папочка, - хныкая, обнимает игрушку Сарада. - До свиданья, Саске-кун, - произносит Сакура привычную фразу и вовремя одёргивает себя, - мы… «Будем скучать», - так и непроизнесенное предложение зависает в воздухе. - Я тоже. Увидимся, - лаконичный ответ, после чего мужская фигура перепрыгивает через перила открытой лестницы и скрывается в опустившейся на деревню темноте. Сакура еще минуту стоит пораженная, не чувствуя, как разгораются алым пламенем щеки, и привычное тепло в груди растекается дальше, иглами протыкая закалённое многочисленными отказами сердце. «Я счастлива», - хочется кричать об этом всему свету, что неожиданно вновь становится ярким и приветливым. И девушка стремится улыбнуться ему в ответ. Пока кто-то маленький и настойчивый не потянул за подол юбки, привлекая к себе внимание: - Так не годится, мама! Слышала папу? Тебе срочно нужно научиться готовить лучше! - Сарада! Ну, знаешь… ______________ * - Использовала и исказила цитату Ф.А. Искандера.