Она помнила.

Она помнила. Очаровательную каштановую шевелюру, которая находилась в беспорядке с утра. Тёплые темно-шоколадные глаза, в которых всегда была та искра веселья и безудержного безумия. Ухмылку на губах, которая всегда была на его лице, каким бы ни было его настроение. Она помнила. У него был все тот же мальчишеский смех, источником которого в равной мере может служить довольство или отчаянье. Но последнее она слышала все чаще, в разговорах о его семье. Он смеялся. Хотя вместо искры в его глазах появлялась боль и тоска. Доволен он был лишь с утра, когда просыпался под лучами солнца и мог найти цельную бутылку бурбона. Хотя, в последнем веке он стал предпочитать кофе. Чёрный, индийский. Она помнила. Его запах. Бурбон и корица. Хотя, он любил разные сорта и виды алкоголя. И ненавидел красное вино. Ненавидел до крайности. - Изврат. - Бурчал он, однажды найдя в её домашнем баре бутылку красного полусладкого. Она помнила. Тепло его тела ночью и по утрам. До того, как он уйдёт в рассветный туман. Весёлые ночи на пролет, дразнящий поцелуй в шею, вызывающий дикое желание. Такие как я не умирают. - Он не представлял, насколько ошибался. Она помнила. Она помнила о нем, истекая кровью, докуривая свою последнюю сигарету. Допивая его любимый кофе. Лёжа на холодном полу, глядя в потолок. Он был её первородным. Она - одной из многих, принадлежавших к его кровной линии. Но она острее всех чувствовала потерю. Ей было плевать на физическую боль. Душевная была острее. Она как бритва резала по сердцу, оставляя на нем шрамы. Оно билось все медленнее, пока серость расползалась по ней от кончиков пальцев на ногах, до головы. А она помнила. Как он ушёл навсегда. Как целовал её на прощание. Не скучай. Помни обо мне, любовь моя. - Его последние слова. И он ушёл. Ушёл навсегда. В тот день, она осталась, ожидала его. А через несколько дней узнала о потере. И вот она сейчас умирает. Серость доходит до сердца и оно замирает. Она умерла. Но его последнюю просьбу исполнила. Она делала это до конца. До самого конца. Она помнила.