Часть 1
4 ноября 2016 г. в 02:31
— Ну что, Алевтина Сергеевна? — спрашивая, подхожу я к своему некогда заклятому противнику. Она старательно отводит взгляд и, кажется, мечтает найти опору, которая позволит увереннее стоять на ногах. — Штормит?
— Есть немного, — улыбается Борзова, продолжая внимательно рассматривать деревянный настил под своими ногами.
— Держитесь, держитесь, — Алевтина Сергеевна поспешно разворачивается на месте, то ли желая отвернуться от меня, то ли собираясь удалиться в сторону, где «отдыхает» наш новый труп. Но что-то идёт явно не по её плану — майор слегка покачивается, и мне не остаётся ничего другого, кроме как осторожно придержать за локоток. — Вы мне вот что лучше скажите… — на миг замолкаю, наклоняясь ближе, практически вплотную. — Ты чего, пила что ли всю ночь?
Борзова всё же поднимает на меня взгляд. Впервые за то время, как мы встретились на месте преступления. И этот факт меня сразу же совершенно не радует.
Даже сквозь затемнённую преграду стёкол её взгляд прожигает буквально насквозь. Мне кажется, что она видит меня от макушки до пят, просто смотрит в самую душу, беспрепятственно копаясь внутри всех моих мыслей и чувств. Никогда не думал, что буду уничтожен заживо из-за такого, вроде, невинного вопроса.
— А вам-то какое дело? — Алевтина грубо вырывает свою руку из моей, едва не оступается мимо причала, но всё же умудряется устоять на ногах. — Вы вон вообще на рабочем месте употребляете.
— Да когда это было? — возмущенно спрашиваю я. Но слова мои уже влетают только ей в спину. Неспешно вышагивая по причалу, как по подиуму, майор Борзова уверенно всё сильнее отдаляется от меня. Только бы не свалилась! — Я и вовсе не помню, когда последний раз пил. А вот вы, судя по всему, совсем недавно пробовали алкоголь на вкус.
Без осуждения в голосе констатирую я, вновь оказываясь рядом. В каких-то считанных сантиметрах за её спиной. Не осуждаю… но при этом и совершенно не скрываю, что не поддерживаю это ночное приключение уважаемой начальницы.
— Макси-и-м, — Алевтина наверняка не желает слушать моих нотаций. Взрослая, блин, девочка, которая самостоятельно может решить любую проблему. Но кроме как напиться другого варианта почему-то не нашлось.
— Да я ведь не осуждаю, — вновь оказываюсь напротив её лица, улыбаясь абсолютно позитивно и искренне. — Напиться — ваше личное право.
— Вот давайте и закроем эту тему, — всё же не выдерживает Борзова. Бросает на меня недобрый взгляд, который даже сквозь тёмные очки виден ярким пламенем, и, продолжая кутаться в свой плащик, уходит прочь от меня. Вот же характер, чёрт возьми!
Изящная женская фигурка удаляется всё дальше. Словно плывёт по деревянному настилу, готовясь вот-вот скрыться за горизонтом. Где-то в считанных сантиметрах от меня плещется вода, нагоняемая катерами к берегу, и я всё больше расплываюсь в улыбке.
В голове всплывают какие-то неведомые мысли, и я уже совершенно позабыл, что где-то рядом лежит остывающее тело, над которым, как мухи, копошатся парни.
— Алевтина Сергеевна! — я срываюсь с места, и через несколько секунд уже нагоняю Борзову возле самой её машины. — Да постой же ты! — в один момент разворачиваю её к себе, вновь сжав пальцы на её руке.
— Что ещё? — отзывается Борзова, отчего-то больше не тупя взгляд в пол. — Я не понимаю, что вам всем от меня надо?! — она рывком срывает очки со своего лица, и они безропотно замирают на капоте её бежевой Волги. — Вам, мужикам, удовольствие что ли доставляет над женщинами издеваться? То заботливые такие, тут помогают, там помогают, в любви признаются. Прям рыцари все такие! А потом словно оборотни — в совершенно других превращаются. Куда девается всё ваше благородство, когда вы начинаете с другими ворковать?! Когда про все слова о вечной любви вдруг забываете?!
Она кричит, не замечая, кажется, ничего вокруг. Словно нет совершенно ничего, что может вернуть её в реальность, нет убийства, которое мы приехали сюда раскрыть, нет наших общих коллег, которые в любой момент могут оказаться на этой импровизированной парковке, нет меня, которого она с силой лупит кулаками по груди, наверное, вообще этого не замечая.
Я просто стою напротив неё по стойке смирно, не понимая, почему терплю её выходки, почему не говорю ни слова, почему не прошёл мимо, видя, что изнутри её гложет какое-то неприятное, даже противное чувство. Зачем мне всё это?
— Успокойся! — призываю я, когда Борзова начинает немного приходить в себя, или же просто воздуха в лёгких перестаёт хватать на продолжение гневного монолога. Несильно встряхнув начальницу, продолжаю крепко, но в тоже время осторожно сжимать её хрупкие плечи.
Смотрю в её печальные, красные от слёз и недосыпа глаза, и понимаю, что хочу защитить эту женщину от всего на свете, укрыть от боли и страданий, спрятать от любого негатива. Внутри, где-то слева, начинает ещё сильнее тянуть неприятное чувство, словно кошки, которые в последнее время так часто скребутся на душе, зацепились за что-то очень важное своими коготками, и рана теперь не перестаёт напоминать о себе.
Как по щелчку пальцев, будто по приказу кого-то очень властного, но невидимого, Борзова вдруг вцепляется руками в края моей куртки, сжимая пальцы практически до побеления костяшек. По щекам скатываются горькие слёзы, и она крепко прижимается ко мне, утыкаясь носом в моё плечо.
— Неожиданно, — резюмирую я. Поколебавшись, подождав, когда мысли в моей голове немного придут в порядок, я осторожно, словно боясь причинить боль, обнимаю Борзову за плечи. Она продолжает дрожать в моих руках, отчаянно пытаясь справиться с нахлынувшей истерикой.
Я ласково глажу вдруг ставшую такой родной Алевтину Сергеевну по голове, по этим шелковистым волосам цвета шоколада, а она взахлёб рассказывает мне о своём несостоявшемся замужестве, об этом ветеринаре Дмитрии, которого она считала чуть ли не принцем на белом коне, о его мерзком предательстве, о той великолепной настоечке, которую так любезно принесла вечером Полина Ермолаевна. И почему-то о курице, которую я однажды перекинул ей через забор.
— Знаешь, Максим, я бы без неё вообще с ума сошла, — хлюпая носом, признаётся Алевтина. — А так всегда есть с кем поговорить. Я вот домой прихожу, а она меня встречает. Радуется так, — оторвавшись от моего плеча, она заглядывает мне в глаза, и я наконец замечаю радостную улыбку на её лице. Такую искреннюю и нежную, что совершенно не верится, что только-только эта женщина рыдала навзрыд, обвиняя весь мир в жестокости и предательстве.
— Я и не думал, что так получится, — моя рука сама собой скользнула чуть ниже хрупких плеч и замерла на талии. — Просто напакостить хотел.
— Я знаю, — мы так и продолжаем смотреть друг другу в глаза, оказавшись где-то вне реальности. Не то пытаемся загипнотизировать, не то мечтаем прочитать мысли, раскопать какое-то самое важное чувство, затаившееся в глубине, разложить всё по полочкам и наконец-таки разобраться в себе и друг в друге.
— Не реви, — сам не знаю, с чего вдруг, я заботливо стираю дорожки слёз на её щеках. И отчего-то становится так легко и спокойно на душе, словно совершил неимоверно важный поступок. — Ты такая милая, когда улыбаешься, — признаюсь я, улыбаясь в ответ на её по-детски искреннее смущение. Смотрю в её повеселевшие глаза, и понимаю, что не так уж и важно то, что было раньше, что так нелепо едва не превратило нас в заклятых врагов, что можно смело назвать проверкой, посланной Свыше.