Соборная песнь (Cathedral)

Однажды о ней зазвучат песни. Не простодушные песенки, и не чистосердечные, выскобленные легенды о героизме и до мозга костей глубоком знании,этой уверенности, которая отличает всех лучших порожденных человеческой расой. Они будут петь о её храбрости, но не без упоминания о ее гневе; они назовут ее непотопляемой, зная, что ненависть удерживала ее на плаву так же, как и ее убеждения. Песни, что зазвучат, будут погребальным плачем, балладами, в которых возлюбленные погибнут к концу, будут нашептываться молитвами во тьме, полной ужасов. О ней зазвучат песни, однажды. Не сейчас. Не до того дня, когда она умрет. Она уничтожит любого, кто посмеет; все это знают. *** Она снимает свою броню и думает об Альянсе, который помещал оружейную в нижнем ангаре, думает о Цербере, который расположил ее около шлюза. Под ее ногтями засохшая кровь. Должно быть ее собственная; без шансов, что какая-либо часть того блядского батарианца могла пройти через сочленения брони. - ...не включу это в описание миссии, - говорит Миранда. - Шепард? Ты в порядке? - Нормально, - она отвечает, - Вырезай любые куски, о которых ему не стоит знать. - Конечно, Капитан. - Миранда стягивает свои наколенники; сбоку от нее Вакариан поворачивается, немного оттопыривая бедро в той беззаботной позе, которая кричит "самонадеянный ублюдок". Он никогда не снимает броню. - Скажи Джокеру проложить курс на Цитадель, - добавляет Шепард. Вакариан был хорошим мальчиком. Делал свое дело, стрелял метко, не разевал пасть слишком часто. Они выполнят его небольшую просьбу после подзаправки. Ему не нужно пока что об этом знать. Она уходит из помещения без единого слова; прежде чем закроется дверь лифта, она услышит Миранду: - В реальности Капитан... очень разнится с тем, что я ожидала. Вакариан фыркает. - С ней нелегко работать, конечно, но ты не можешь отрицать,что она добивается результатов. - Нет, - отвечает Миранда, - Нет, я не могу этого отрицать. *** Когда она спит, она видит сны, поэтому она спит нечасто. (Помогают импланты). Ей снятся ее обычные сны, панорамы картин, что преследуют ее с шестнадцати лет; с двадцати лет; с двадцати-девяти лет. За ее веками, в самом высоком разрешении и обволакивающем со всех сторон звуке, она видит лицо своей матери, сдираемое батарианским ножом, наблюдает, как ее отец съеживается от выстрела в живот, чувствует себя поглощаемой ужасами слишком большими, чтобы объять, находит себя скорченной в космосе без единого глотка воздуха, только для того, чтобы понять, что ей больше не нужно дышать, что она была гетом, что она все это время была Жнецом... Ее сны окрашены красным и черным, бесконечной темнотой глубокого космоса и вялым бордовым человеческих внутренностей; она больше не просыпается, жадно глотая воздух, но только тихо, смиренно открывая глаза. Когда она просыпается от красного и черного сна, она выскальзывает из постели, направляясь в душ или к рабочей консоли. Но иногда ее сны окрашены в голубой... *** Мать Шепард сражалась в войне Первого Контакта. Она была, во всем, направляющей силой своей дочери. Она обучила Шепард стрелять и целиться, она объяснила ей протокол жизни на корабле, она научила Шепард войне. - Турианцы - крепкие ублюдки, - часто приговаривала ее мать, - Но они по большей части честны с тобой, в отличие от голубых цыпочек. Не позволяй этому встать между вами, если придется работать вместе, Дженни. Но всегда помни, что ты - человек, а они нет. Птички и рыбки не были созданы, чтобы жить вместе. Они и есть крепкие ублюдки, это точно. Шепард старается держать ровное распределение своего отряда для командных миссий, но замечает, что ей трудно не полагаться на Вакариана. Он знает ее на поле боя, он был здесь с -- с самого начала, и он хороший стрелок. Превосходный стрелок. Этот снайпер на что-то годится. Он смешной. (Это все еще застает ее врасплох) Это его слабость, одна из многих, всего лишь еще одна трещина в его броне, которая выглядела прочней. Разве турианцы не должны быть суровыми? *** Они трахаются в главной батарее- Но подождите. Она опережает события. *** Смерть не смогла ничего забрать у нее. Она сильнее, чем была, быстрее - это кибернетика - она крепче, она жестче, она может получить пулю и продолжать идти, может стрелять ровней, бежать дольше, захватить поле боя, оставшись лишь с двумя пешками и увечной королевой, прежде чем ее враг едва почувствует ее приближение. Она просыпается по утрам и думает, Кого я буду ненавидеть сегодня, и в какие-то дни это Сарен, который заряжает раскаленную добела звезду внутри клетки ее ребер, и иногда это Жнецы, иногда это Совет и иногда это Андерсон; иногда это Шаньси и иногда это Торфан. Иногда это работорговцы. Иногда это рабы. Она помнит того крогана - Рекс, так его звали. Он тоже был крепким ублюдком, хитрее черта и опасен как N7 на поле боя. Шепард пристрелила его на Вермайре. Она не сомневалась; это был чистый выстрел, и, честно, ради его же собственного блага. Он скорее всего был бы благодарен, если бы мог видеть сквозь свою ярость с такой же ясностью, с которой Шепард глядела на мир через свою. Иногда она просыпается слишком усталой, чтобы испытывать ярость, и тогда она думает, Кого я смогу ненавидеть сегодня. Она вспоминает этого крогана, бесполезного, бросившего свою жизнь на ветер, потому что не сумел принять судьбу своего народа; и тогда сверхновая звезда под ее сердцем вспыхивает к жизни опять, пожирая ее изнутри, дочиста сжигая плоть с ее костей, пока ничего от нее не остается кроме света, и цели, и безумной ярости. *** Они швартуются рядом с районом Закеры и Шепард, чувствуя себя лениво безразличной, спускает с поводка ее команду на увольнение. Церберовские типы прилипли к выходу с корабля, потерянные в смешанной толпе; Джек быстро отрывается от остальных, заставляя Шепард думать, что биотик заберется в какой-нибудь шатл и улетит в самый далекий конец галактики, чтобы никогда не возвращаться. Хорошо бы для нее. Отлично бы для нее. Один из них должен прожить достаточно долго, чтобы поведать историю Нормандии. (Шепард почти никого не любила в своей жизни, но этот корабль -да, она точно любит этот корабль) Вакариана она берет с собой. Сначала они остановятся на ланч. Его рана еще не срослась, чтобы есть нормально, но он все равно отгрызает пару кусков протеинового батончика. Шепард же тратит время на то, чтобы насладиться всеми тремя блюдами из своего заказа; огурцовый крем-суп, в частности, превосходен, хотя Шепард готова откусить собственный палец, если блюдо сделано из настоящих огурцов. -Послушай, - говорит она - Я последую за тобой по этой дороге из желтого кирпича, и мне нужно знать, что ты не слетишь с катушек и прикончишь меня. Ты держишь себя в руках, ты слушаешься, когда я отдаю приказы, и мне будет плевать если ты направишь дуло на Сидониса при белом свете дня, ясно? Гаррус откидывается назад на сиденье, впивается в нее этими глубоко посаженными глазами; Шепард отмечает про себя, что чувствует себя оцененной и признанной негодной. Спустя секунду он склоняет голову на бок и отвечает: -Ясно, Капитан. -Чудесно. Пошли, Бейли ждет. - Она отодвигает стул и бросает горсть кредитных чипов на стойку. Достаточно за ее обед. Недостаточно за его. *** Позже, они будут трахаться в ангаре, и Шепард отвернет лицо. *** Она становится между киллером и его жертвой, беспечно, не думая дважды, просто ставя себе туда, где горизонталь встречает вертикаль, врезаясь в центр прицела Вакариана. Не думая дважды. Не думая об этом до тех пор, пока она вернется на корабль. Шепард не колеблется встать на неправильном конце винтовки. Она солдат (даже лучше: морпех), и это ее работа вставать между взведенным оружием и гражданским под угрозой. За исключением этого - или, ладно, любой ситуации где ей нужно сыграть как будто бы ей насрать, чтобы добиться результата- или любой ситуации когда кто-то пытается ее наебать- Короче, суть в чем: вставать в центр прицела снайпера это реально хуевая идея. Снайперы отличаются от обычных солдат. Для них это личное. Они смотрят на тебя через полкилометра, и могут разглядеть блики света в глазах, нервную дрожь в твоих руках, пересчитать твои ресницы, и все равно убить. Шепард вступила в эту смертельную зону и ожидала, что Вакариан ее не пристрелит, даже с учетом затаенной злобы или того, что она второстепенный объект на пути его цели, ожидала этого с такой кристально чистой уверенностью, что даже не подумала об опасности. Это ее злит. Это заостряет ее чувства. Внутри ее груди, расплавленная звезда ее сердца подпрыгивает, делает оборот, забирает водород ее ненависти и сжигает его в гелий, переплавляя его в литий ее ужаса, сдавливает его под весом ее агонии, пока не останется ничего, кроме железа. *** - Грязная работа, - говорит Шепард, - Выстрел вроде такого, в центре Цитадели, на виду у всех? Уверен, что ты не попал на пленку? -Умоляю, Шепард, - отвечает Вакариан. Его голос низкий, тяжелый, и точно без следа тех звенящих нот удивления, которые она помнила со времен SR-1. - Закера может едва позволить очищение воздуха. Если у СБЦ было бы достаточно денег натыкать камеры, то точно не в дыре вроде этой. - Он оборачивается, чтобы стоять с ней лицом к лицу; из-за хренова визора кажется, что он глядит на нее через тысячу световых лет. - А ты недолго раздумываешь об убийствах, так ведь? -Не могу спасти всех, - она отвечает. - Черт, я точно не могу спасти всех. Оставь это политикам. -Ага, - говорит Вакариан, и было ли это сомнением или согласием, Шепард не может сказать. - В любом случае, спасибо. Это как... Ну, это что-то, снять ответственность со своих плеч. Они очень близко. Она может чувствовать его дыхание в своих волосах. Нет никакой причины быть так близко. Если я позволю тебе это, думает Шепард, кем это меня сделает? (Грешницей предательницей воительницей любовью любовницей одаренной требующей предательницей предательницей предательницей-) Извращенкой. Это сделает меня извращенкой. Она вытягивает шею, выдыхает напротив его лица. Ждет.