Ва-банк

      33. Сьюки       Не желая задерживать Эрика, я побежала в свою комнату. В первую очередь следовало сменить трусики, которые промокли от его неожиданно раннего прибытия и внезапной атаки на мое и без того нестабильное либидо. Эрика, похоже, ничуть не беспокоил мой растрепанный после уборки и покатушек в его кровати вид. Но я не хотела показаться неряхой при знакомстве с его коллегами. Бабушка всегда подчеркивала важность хорошего первого впечатления, поэтому я выбрала симпатичное красное платье — не совсем повседневное, не совсем праздничное. Затем занялась спутанным гнездом волос на макушке и собрала новый хвостик.       Когда я спустилась вниз, Эрик назвал меня красивой. В животе ожили бабочки. Интересно, как долго мне удастся сопротивляться ему и его телу? Если бы нас не прерывали, я бы наверняка уже выпустила на волю свою внутреннюю шлюху. Мое тело вопило об этом. Я была в любом случае почти готова согласиться — а там как карта ляжет. В конце концов, технически мы состояли в браке и уже перешли к реальным отношениям, поэтому воздержание от того, чего мы оба бесспорно хотели, имело мало смысла. Подумав, что эти метафорические карты могли уложить нас двоих прямо на его драгоценный покерный стол, я едва не хихикнула. «Прелесть» я собиралась перенести в гостиную, купив предварительно нормальный обеденный стол. Заеду в магазин перед покерной вечеринкой. Если придется, воспользуюсь силой имеющихся в моем распоряжении Чудо-Близнецов, чтобы заставить Эрика передвинуть стол до прибытия гостей.       Во время поездки в студию Эрик казался задумчивым. Мне пришел в голову вопрос о его раннем возвращении. Эрик говорил, что не появится дома допоздна, а приезд в середине дня едва ли мог считаться обычным делом. Он, разумеется, лишь пожал плечами в ответ и спросил, почему я каталась в его постели, словно свинка в грязи. Я покраснела от смущения и быстро прикинула, смогу ли выброситься из машины на ходу. Наверняка же кто-нибудь из папарацци смягчит мне приземление?       В конце концов я выдавила полуправду о стирке и быстро перевела разговор на шоу Эрика, надеясь отвлечь его от новых вопросов. Алсид встретил нас на парковке. Судя по напряженным плечам Эрика, тот не обрадовался встрече. Алсид казался довольно милым, и я понятия не имела, что между ними могло произойти. Интересно, придет ли Алсид на игру в покер? Если да, возможно, мне удастся понять, что пошло не так.       Как и любой турист, я пыталась осмотреться, пока Эрик тащил меня к своей гримерке, Войдя в комнату, мы услышали знакомый мужской голос. Тело Эрика напряглось при виде отца и Похотливой Перечницы — те сидели на диване, злобно уставившись на нас. Вероятно, Эрик не ожидал их здесь увидеть. С их стороны было весьма нечестно доставлять ему столько волнений перед съемками. Я попыталась снять напряжение в комнате и шепотом пропела первые строчки песни Spice Girls. Когда Эрик расхохотался, я засияла и снаружи, и внутри. Глядя на него, я думала, что трюк удался. Поначалу.       Через мгновение веселое выражение лица Эрика сменилось ошеломленным, и я понятия не имела, почему. Конечно, в сравнении с моим пением течные кошки уподоблялись Бостонскому филармоническому оркестру, но едва ли сейчас дело было в этом.       Может, он бесшумно, но смертоносно пукнул?       Я выросла с Джейсоном Стакхаусом, и свалить меня могло лишь нечто эпическое. Осторожно вдохнув через нос, я ощутила лишь обычный аромат Эрика. Если бы он мог разливать его по флаконам и продавать вместе со своей фотографией после бассейна, нажил бы состояние.       При мысли о флаконе в форме Кракена мой разум заволокла дымка похоти, через которую вскоре прорвался голос Эрика.       — Что ты здесь делаешь?       Думаю, он спрашивал не меня. Я покосилась на кушетку, где сидел его отец с Перечницей. Она не смотрела на меня — старательно трахала Эрика взглядом. Я встала перед ним, обвила его руки вокруг моей талии и закрыла собой столько Эрика, сколько могла.       Он мой!       Эрик обнял меня с такой легкостью, словно этот жест был для него вполне естественным. Напряжение так и не покинуло его тело. Будь у нас побольше времени, я бы сделала ему массаж. Вообразив, как разминаю каждую его мышцу, пока она не смягчится, я вспомнила и об одной конкретной мышце, которую я желала ощутить твердой и погруженной в меня. Как хорошо, что я выбрала платье. Гигантский разлив нефти казался каплей в море в сравнении с тем, что творилось у меня ниже пояса.       — Пришел убедиться, что твоя работа не скатится в дерьмо, раз уж ты настолько повелся на эту задницу, что даже женился на ней. Ты что, ничему не научился? — Отец Эрика шлепнул Эстрагон по ягодице. — Все они — дешевки.       Я уже привыкла к его весьма нелестной оценке, но начала всерьез сомневаться в умственных способностях Шафрана. Услышав, как он характеризует ее значимость, девица прижалась к нему и захихикала. Черт, я бы ей даже посочувствовала. Но она тут же посмотрела на Эрика, облизнув наполненные коллагеном губы, и подмигнула.       Я не настолько добрая христианка.       В груди Эрика завибрировало тихое рычание. Не успел он ответить, как раздалось цоканье каблуков. Мы все посмотрели на дверь. Словно только что покинувшая подиум, в комнату прошествовала Пэм. Положив руки на бедра, она оглядела всех. Не хватало только вентилятора, чтобы светлые волосы развевались за спиной.       Обратив внимание на кушетку, блондинка спросила:       — Какого хера ты приперся со своей спермоглоткой? У Эрика сегодня серьезная работа. Ни к чему ебать ему мозги.       Не сдерживайся, Пэм; расскажи нам, что ты на самом деле чувствуешь.       Нортман-старший посмотрел на Пэм и ответил:       — Да, у Эрика есть работа. И как его менеджер, я хочу, убедиться, что он действительно весь в работе, а не в ней.       Вот черт. Да здесь, кажется, никто не сдерживается.       — Ты его менеджер только потому, что Эрик еще не опомнился. Но морские котики уже нашли Усаму и теперь, думаю, ищут новую цель. И я не постесняюсь дать им наводку. Любой снайпер, который тебя пристрелит, будет избавлен от мук совести. Да и вообще ничего не почувствует, кроме отдачи.       В дверном проеме кто-то кашлянул, и мы все снова повернули головы. Кто же решил присоединиться к секте «Свидетели пиздеца»? В дверях стояла пожилая женщина с косметичкой в руках. Судя по виду, она предпочла бы медленно выщипывать пинцетом волоски из носа, чем прерывать нас, но Эрик быстро пришел ей на помощь.       — Входи, Октавия, — сказал он. Затем оглянулся на диван и добавил: — Они как раз собирались уходить.       После короткого поединка взглядов незваные гости наконец встали. Нортман-старший бросил, направляясь к двери:       — Мы будем на съемочной площадке.       Эрик недружелюбно глянул в сторону Алсида, о чьем присутствии я напрочь забыла, и тот тоже ушел, оставив нас троих и Октавию, вид которой выражал явное облегчение.       Эрик развернул меня лицом к ней и сказал:       — Октавия, это моя жена Сьюки. Сьюки, это Октавия. Она делает макияж для съемок.       Я все еще не привыкла к статусу супруги Эрика, и уж тем более к тому, что об этом говорят вслух, но бабушка настолько укоренила во мне хорошие манеры, что я, не колеблясь, протянула руку, улыбнулась и сказала:       — Рада познакомиться, Октавия.       Она подняла брови, словно не ожидала такого приветствия, но ответила улыбкой и пожала мне руку.       — Приятно познакомиться.       Посмотрев на Эрика, Октавия сказала:       — Нам пора начинать, если ты не хочешь опоздать.       Эрик, по-прежнему стоявший у меня за спиной, наклонился и поцеловал меня в макушку.       — Мне нужно подготовиться. Пэм отведет тебя к столу, можешь перекусить, если проголодалась.       Он отпустил меня, подошел к большому зеркалу и сел в кресло перед ним. Октавия начала раскладывать кисти. Не успела я ответить, как Пэм схватила меня за руку и сообщила:       — Да. Пойдем, пусть Эрик сосредоточится на своей роли, а мы погуляем.       Она оказалась намного сильнее, чем выглядела. Мне стало любопытно, откуда Пэм знает, что такое отдача, но я слишком боялась спросить. Некоторых вещей лучше не знать.       — Итак, Сьюки, у тебя есть подходящее платье для пятницы? Сегодняшнее отлично подходит для повседневной беготни, но не годится для вечеринки в честь премьеры. — Блондинка ни на секунду не сбавляла скорость. Мы проносились мимо людей в коридоре, а те поспешно отскакивали с дороги.       Я уточнила:       — Ты о чем?       — Эрик не сказал? В пятницу вечером будет вечеринка в честь премьеры сезона. Он должен присутствовать, так что и ты должна прийти. Могу засчитать это за одно из еженедельных свиданий на публике, но ты обязательно должна там быть. Будет странно, если ты не появишься, потому что все приходят с супругами.       — Нет, Эрик ничего не сказал. — Но почему? Мы часами разговаривали в бассейне, а он даже словом не обмолвился.       — Наверное, просто забыл, — предположила Пэм. Люди продолжали разбегаться с ее пути, словно боялись ее. Впрочем, увидев ее в действии, я начинала их понимать.       — Ну, может быть. — В душе снова возникла неуверенность. Возможно, Эрик не хотел, чтобы я пошла с ним, и потому ничего не сказал. Но я не смогла придумать ни одного разумного объяснения, почему он мог этого не хотеть.       Когда мы подошли к столам с едой для актеров и съемочной группы, телефон Пэм зазвонил. Она отошла в сторону, чтобы поговорить, а я направилась к еде. Ничто из представленного не казалось аппетитным. Неудивительно, что Эрику так нравилась моя стряпня. Я остановила выбор на свежих фруктах, не доверяя другой пище — кто знает, как долго она здесь простояла. Ко мне подошла миловидная брюнетка и спросила:       — Это ты вышла замуж за Эрика?       Я улыбнулась в ответ.       — Да. Я Сьюки. — Протянув руку в знак приветствия, я спросила: — Ты дружишь с Эриком?       Улыбка девушки превратилась в усмешку. С презрением покосившись на мою протянутую руку, брюнетка процедила:       — Можно и так сказать. Он трахал меня буквально пару недель назад.       Итак, происшествие с Куинном грозило повториться. Я начала закипать. Эта шлюха думала, что имеет право наезжать на меня, а Эрику не хватило порядочности предупредить, что я могу столкнуться с одной из его подстилок. Впрочем, подобное предупреждение, наверное, покроет большую часть Лос-Анджелеса.       Я убрала руку, не желая подхватить какую-нибудь из ее болезней, подсластила улыбку и спросила:       — О, так это была ты?       Девица казалась шокированной, а я продолжала говорить, улыбаясь еще шире:       — Думаю, я должна тебя поблагодарить. Не будь ты таким бревном — по словам Эрика, — он, наверное, не прибежал бы ко мне, умоляя выйти за него замуж, лишь бы не иметь больше дела с кем-то вроде тебя.       Шлюха.       Глаза брюнетки вспыхнули от гнева. Она закричала:       — Ах ты сука!       Я упоминала, что выросла с Джейсоном Стакхаусом?       Он привил мне не только иммунитет к ядовитому газу. Я научилась замечать, когда кто-то готовится к удару. Увернувшись от летящего кулака, я схватила девицу за руку, дернула ее вперед, воспользовавшись инерцией, и ускользнула с ее пути. Я не выпустила ее, и она не успела остановить падение второй рукой,. Лицо брюнетки встретилось с полом. Окружающие начали поворачиваться к нам. Процокали каблуки, и Пэм спросила:       — Какого хера происходит?       Я не хотела объяснять — на нас все пялились, — поэтому просто пожала плечами, отпустила руку девицы и сказала:       — Она споткнулась. Я пыталась ее поймать, но не успела.       Шлюха зажимала окровавленный рот и плакала, шепелявя, что я сломала ей зуб. С трудом сдержав подступающую улыбку, я замаскировала ее полным беспокойства взглядом. Люди бросились на помощь. Мы с Пэм тихо ускользнули, слившись с толпой. Блондинка наклонилась ко мне и спросила, что на самом деле произошло. Я поняла, что актриса из меня не очень: Пэм явно не купилась на мою версию событий. Описав все произошедшее, я морально готовилась к выговору за подобную сцену. Однако она удивила как меня, так и всех, кто оказался в пределах слышимости, когда громко расхохоталась. Полагаю, от нее такое редко слышали. Затем Пэм снова поразила меня — обняла и прошептала на ухо:       — Я так рада, что вы с Эриком спьяну поженились. Рядом с тобой никогда не бывает скучно.       — Рада, что могу тебя развлечь, Пэм, — шепнула я в ответ.       Увы, я не могла повеселиться. Вместо этого я злилась и страдала: Эрик полностью проигнорировал мои чувства. Я понимала, что он не ангел. Но неужели он не мог хотя бы предупредить о потенциальном столкновении с кем-нибудь из его гарема? В конце концов, я же рассказала ему о Куинне, даже не зная, что они были в некотором роде соперниками. Полагаю, эта брюнетка работала с Эриком, и он знал, что я могу с ней встретиться. Не потому ли он не рассказал мне о пятничной вечеринке? Ведь именно я предложила поехать в студию. Эрик согласился, но, возможно, мое присутствие и вызвало в нем такое напряжение. Может, он на самом деле не хотел, чтобы я приезжала.       Пэм потянула меня туда, где рассаживалась аудитория студии, и мы заняли пару задних мест, куда не могла добраться «немытая туристическая сволочь». Я едва могла сосредоточиться на происходящем. Смотрела на Эрика, но думала лишь о том, что он мог от меня скрывать. Может, он лишь притворялся, чтобы заставить меня переспать с ним?       Думаю, только время покажет.       34. Эрик       Неужели я правда подумал, что влюблен в Сьюки?       Я пялился на нее, напуганный собственными мыслями. Пытаясь отвлечься, перевел взгляд на отца и спросил, что он здесь делает, но не услышал ни слова из его ответа. Его губы двигались, но все слова заглушали вопли моего разума, который поспешно выбрасывал щиты с надписями «НЕТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ», «НЕВОЗМОЖНО», «НИ ХРЕНА» и «УЕБЫВАЙ ОТСЮДА».       Я никак не мог влюбиться в Сьюки. Во-первых, для подобных терминов было слишком рано, во-вторых, я сомневался, что вообще способен испытывать подобное чувство. Одержимый? Подкаблучник? Да, с этими чувствами я мог бы себя отождествить и даже неохотно признать, что Сьюки вызвала их во мне, но любовь?       Нет.       Я любил свою машину, свою карьеру, стряпню Сьюки. Материальные вещи, а не людей.       Она мне очень нравилась. И еще сильнее я вожделел ее. Но на этом все.       Конец истории.       Конец.       Разобравшись в своих чувствах, я понял, что в комнате наступила тишина. Возможно, все ждали от меня ответа на вопрос, который я прослушал. Мне не понравилось, как отец уставился на Сьюки, и я ощутил, как во мне растет желание защитить ее — на пару с тихим рычанием. Но затем Пэм с присущим ей одной тактом разрядила обстановку.       Так и не выбравшись из тумана, я сидел в кресле. Октавия занималась моим макияжем, а я смотрел на теперь закрытую дверь в гримерку, через которую только что вышла Сьюки. Октавия прервала мою задумчивость. Она сказала:       — Твоя Сьюки, кажется, очень мила. И очень красива.       Октавия всегда вела светскую беседу, занимаясь гримом, но обычно речь шла о чем-то безобидном, вроде погоды или новостей. Она провела достаточно времени рядом с моим отцом, чтобы составить мнение о моих близких. Я немного удивился, что она вообще упомянула Сьюки.       — Да, так и есть, — ответил я. В конце концов, это было правдой.       Октавия сказала, продолжая работать над моим лицом:       — Думаю, я слишком долго проработала в Голливуде. Мне почти стыдно признаться, но я не ожидала от нее сердечного приветствия. Большинство местных прекрасных молодых леди слишком эгоистичны, чтобы удостоить взглядом нас, обычных людей. Но она явно совсем другая. Неудивительно, что ты в нее влюбился.       Если бы Октавия не красила в данный момент мои глаза, они бы вылезли из орбит, как только прозвучали слова, которые мой мозг категорически отрицал. Я не мог ее поправить, но, будучи мазохистом, не удержался и спросил:       — Это заметно?       Пожалуйста, милостивый Боже, не дай этому проявиться.       Не то чтобы там было чему проявляться.       — Что ты ее любишь? — уточнила Октавия. Я кивнул, и она подтвердила: — Да.       — Как ты это поняла? — Мазохист. Однозначно.       Выдержав долгую паузу, она сказала:       — Посмотри на меня.       Может, она собиралась что-то подправить? Без плотного грима все мы выглядели на пленке бледными и болезненными. Но Октавия лишь слегка отстранилась и рассмеялась. В ответ на мой вопросительный взгляд она пояснила:       — С того момента, как Сьюки вышла из комнаты, ты впервые не пытаешься проглядеть дыру в двери. Ты влюблен.       Я приготовился отрицать любой романтический бред, который она начнет распускать, но не мог. Октавия подловила меня. С тех пор, как Сьюки ушла, я не отрывал глаз от двери. Но это не имело ничего общего с любовью. Я просто размышлял, глядя в одну точку. Да, я предложил Сьюки уйти, чтобы получить возможность все обдумать, а теперь хотел, чтобы она вернулась, потому что соскучился по ней, но все это тоже не означало, что я влюблен.       Я просто скучал по ней. Ничего экстраординарного.       Октавия вскоре закончила и вышла из комнаты, чтобы я мог переодеться и выйти на съемочную площадку. Краем уха я услышал, как в команде обсуждают, что кто-то из массовки получил травму. Едва ли не каждый в этом городе состоял в Гильдии киноактеров, так что поиск замены был лишь вопросом времени. Пока я стоял в стороне, в последний раз перечитывая сценарий, подошел отец и спросил:       — Где содержанка?       Я выразительно посмотрел на его промежность и ответил:       — Раз она не привязана к твоему члену, полагаю, Чеснок пытается продаться подороже. — В моем словаре заканчивались названия специй. Придется изучить полки с приправами, когда мы со Сьюки в следующий раз отправимся в магазин. Если, конечно, она задержится надолго. Я уж точно не собирался петь ей «Если ты хочешь быть моей возлюбленной». Ни. Хера. Подобного.       — Я говорил о твоей шлюхе, а не о моей.       Уверен, мы оба были в равной степени потрясены, когда моя рука сжала его горло. Я толкнул отца к стене. Все сыновние чувства бесследно исчезли, как только он назвал Сьюки шлюхой. Осталась только ярость. Мы с ним обладали одинаковым ростом и телосложением, но отец давно позволил себе распуститься, и теперь я намного превосходил его в силе. Я едва не рассмеялся над его слабыми попытками убрать мою руку, но для этого во мне было слишком много злости. Наклонившись, пока мы не оказались нос к носу, я произнес:       — Я говорю это в последний раз. Отъебись. Если не можешь сказать ничего хорошего о моей жене, держи свою гребаную хлеборезку закрытой. Еще одно плохое слово о ней — и мы с тобой закончим. Ты не только перестанешь существовать для меня как отец, но и не получишь от меня больше ни единой зарплаты.       Он начал синеть, и я его выпустил. Отец втянул воздух в легкие, недоверчиво посмотрел на меня и прохрипел:       — После всего, что я для тебя сделал, чем пожертвовал, ты готов просто выкинуть меня из-за какой-то грошовой проститутки?       С каждым новым вдохом он говорил громче, и мы начинали привлекать внимание. Но не успел я ответить, как подошла его шлюха и спросила:       — Ссоритесь из-за меня, мальчики? Не нужно, меня на всех хватит.       Сюр-блядь-реалистично. Я указал на нее, слишком рассерженный, чтобы вспомнить новое наименование специи, и рявкнул:       — Вот грошовая проститутка! — Затем показал на выход и добавил: — Не дай двери отвесить тебе поджопник на выходе. Ты уволен.       Он выпрямился, шокированный моим заявлением.       — Эрик! Ты ведешь себя неразумно! Мы с тобой всегда противостояли миру вместе, сынок. Когда ты успокоишься, то пожалеешь об этом.       Он бы в мгновение ока взял свои слова обратно, но я решил, что с меня хватит. Мы и раньше ссорились, но я никогда его не увольнял, и отец понимал, насколько я сейчас серьезен. Я не выгонял его из чувства вины — из-за того, скольким он ради меня «пожертвовал». Но после четырех в основном безмятежных дней со Сьюки (каковы бы ни были мои истинные чувства к ней, она стала моим личным солнцем) я уже не мог справиться с ядовитым облаком, которое привносил в мою жизнь отец. Может, он был прав, и я пожалею, когда успокоюсь, но я в этом сомневался.       Пока я душил его, кто-то вызвал охрану. Они наблюдали за нами со стороны. Я жестом подозвал их, указал на отца и сообщил:       — Это мой бывший менеджер. А это — его зараженная пизда. Им больше нельзя сюда приходить. Все ясно?       Их вывели с площадки под перешептывания толпы, а ко мне подошли продюсеры, чтобы уточнить, смогу ли я сегодня работать, учитывая все произошедшее. Я заверил их, что все будет в порядке. Меня действительно это не беспокоило. С плеч словно упал огромный вес, и теперь я не мог дождаться, когда расскажу Сьюки хорошие новости. Конечно, ей будет не хватать нашего совместного глумления над Специей, но она наверняка охотно пожертвует этим, если нам не придется отныне иметь с ними дело.       Во время записи я осматривался, когда мог, разыскивая Сьюки, но так ее и не увидел. Вернувшись в раздевалку, я с удивлением обнаружил, что меня ожидает только Пэм. Не успел я спросить, где Сьюки, как блондинка опередила меня ликующим вопросом:       — Ты уже слышал о драке?       Я начал салфеткой стирать с лица грим, затем умылся водой с мылом и ответил:       — В каком смысле «слышал»? Я же в ней участвовал.       — Ты о чем? — уточнила Пэм. Восторг исчез с ее лица.       — Ссора между мной и моим отцом перед шоу. Я его уволил.       — Охуеть! Ты издеваешься? Если да, я приклею твой пенис суперклеем к животу, как только вырубишься.       Не сомневаясь, что она не преувеличивает, я мысленно съежился и ответил:       — Нет, не издеваюсь. — Пэм неофициально выполняла эту работу уже в течение нескольких лет. Будет только справедливо попросить ее официально принять эту должность. — Хочешь эту работу?       — Пф-ф-ф, — она отмахнулась. — Именно этим я и занималась, но будь я проклята, если не выпущу пресс-релиз, объявляющий меня твоим менеджером. — Она направилась к выходу, пальцы уже порхали над «Блэкберри». Я спросил:       — Где Сьюки?       — Ждет возле твоей машины, болтает с Алсидом, — бросила она через плечо и вышла.       Вот черт! Я быстро переоделся, смыл остатки косметики с лица и поспешил на улицу. Сьюки оказалась именно там, где ее и видела Пэм. Только они не просто говорили. Они смеялись. Я понимал, насколько моя ревность иррациональна; до появления Сьюки у меня не было никаких проблем с Алсидом. На самом деле он мне нравился. Мне хотелось вырвать его руки из плеч, прежде чем эти дрочильные орудия решат прикоснуться к тому, что принадлежит мне, но потом я наверняка пожалею об этом. Кажется, Алсид нервничал. Наверное, гадал, есть ли у него теперь работа, ведь технически работал на моего отца. Но я не мог его уволить. Ну, пока что. Я открыл дверь для Сьюки и сказал Алсиду:       — Увидимся утром?       Сьюки забралась в машину, я закрыл дверь, а он спросил:       — А я утром смогу зайти в студию?       — Не глупи. Теперь просто будешь работать на меня. — Я улыбнулся, зная, что теперь никогда больше не услышу «но я на тебя не работаю».       Он ответил гримасой напополам с улыбкой — в его голове явно проносились те же мысли. Мы обошлись без объятий. Я сел в машину, не сказав ему больше не слова.       Затерявшись в размышлениях о событиях с отцом, я не сразу понял, что в салоне царит тишина. Сьюки смотрела в окно. Мое личное солнце казалось несколько мрачным. Я спросил:       — Что-то не так?       Поначалу она ничего не сказала, и я собирался спросить еще раз, но она вздохнула и сообщила:       — Думаю, да.       Настороженный ее зловещим тоном, я уточнил:       — В чем дело?       Если отец успел добраться до нее, прежде чем его вышвырнули из студии, полетят головы. Сьюки наконец повернулась ко мне и сказала:       — Пэм упомянула о какой-то вечеринке в честь твоего шоу, на которой мне следует присутствовать.       Блядь.       — Я собирался тебе сказать, но как-то вылетело из головы. Ты не хочешь идти? — Пэм, конечно, разозлится, но с ней я как-нибудь разберусь.       — А ты хочешь, чтобы я пришла? — парировала Сьюки.       — С чего бы мне не хотеть?       Она снова вздохнула и прикусила губу. Я уже знал, что так она делала, когда размышляла, поэтому молчал, пока она снова не заговорила.       — Мой внутренний подросток желает злиться на тебя, сжимать кулаки и топать, потому что я не знаю, как ты на самом деле ко мне относишься, но я не могу, потому что сама не знаю, что на самом деле чувствую к тебе.       С тем же успехом она могла бы говорить на мандаринском, потому что я совсем ее не понимал.       — Ты о чем? Я думал, вчера мы все прояснили, когда договорились, что попробуем стать парой.       При мысли о том, что Сьюки больше этого не хочет, меня охватил страх. Клянусь богом, если она скажет, что хочет быть с Алсидом, я его убью.       — Ты не упомянул о вечеринке, как и о том, что я могла столкнуться в студии с одной из твоих бывших подружек. Я неплохо осведомлена о твоей сексуальной истории благодаря этим порноплакатам на стенах — кстати, спасибо, что снял их, — и я не против. Потому что все это в прошлом. Но я не могу не задаваться вопросом: может, ты ничего не сказал, потому что не планировал моего присутствия ни на вечеринке, ни сегодня в студии? Ведь я сама напросилась. Так скажи мне, Эрик, в чем дело? Ты ничего не сказал, потому что по какой-то причине не хочешь меня там видеть, или потому, что не особенно задумывался и не нашел в себе порядочности предупредить меня, что я могу столкнуться с одной из твоих бывших?       Сьюки ни разу не повысила голос, но я видел в ее глазах боль и гнев. К сожалению, я все еще был немного на взводе после ссоры с отцом, и ее сомнения в моих мотивах казались очень обидными. К тому же, я контролировал своего внутреннего подростка гораздо хуже, чем она.       — Ты серьезно, черт подери? Сколько раз я должен повторять? Мне. Нужна. Ты. Мне насрать на остальных. И я не могу предсказать, когда ты столкнешься с кем-то из тех, кого я трахал: из было МНОГО. Но мне очень жаль. Довольна?       Я сразу же об этом пожалел, но ничего не добавил. Сьюки повернулась к окну и пробормотала:       — Я, блядь, в экстазе.       Мы молчали до конца поездки, и я хотел извиниться, но не мог. Я почти весь день провел, снова и снова анализируя те чувства, что она вызвала во мне. Даже размышлял, не влюбился ли я в Сьюки, но она все равно подвергала сомнению наши отношения лишь потому, что я забыл ей рассказать о какой-то дурацкой вечеринке. Скорее всего, сегодня она столкнулась с Дон. Попозже узнаю у Пэм. Сьюки, похоже, больше не разговаривала со мной, поэтому ее я спрашивать не собирался.       Как только мы вошли в дом, она перестала даже смотреть в мою сторону. Молча поднялась в свою комнату, а я остался внизу, надеясь, что она вернется и поговорит со мной. По прошествии часа я понял, что сегодня разговоров больше не будет, и ушел в спальню. Увидев, что одеяло и простыни сбиты на одну сторону, я вспомнил, как мы катались по кровати. Я поскорее поправил их, не желая никаких напоминаний. А когда лег в постель, сделал все возможное, чтобы проигнорировать запах Сьюки на ткани. Но, как сказал Борг, «сопротивление бесполезно».       Она спала в нескольких метрах от меня, отделенная парой стен, и оттого пропасть между нами казалась все более смешной. Я размышлял о том, что она сказала в машине. Аргументы Сьюки казались гораздо более зрелыми, чем мои, и я снова вспомнил один из первых тезисов: она не знала, как я к ней отношусь.       Как я к ней относился? Это явно не любовь, но нечто очень похожее. Мои чувства к Сьюки определенно были сильнее, чем к кому-либо еще. Могло ли это сойти за ответ?       В конце концов я уснул, намереваясь утром сказать все то, что должен был сказать в машине. Спустившись вниз за час до её обычного выхода на работу, я с крайним удивлением обнаружил, что она уже уехала. Сьюки снова взяла «ауди», но я знал, что ее автомобиль все равно не мог завестись, поэтому эта мысль не помогла. Я проверил ее спальню. Одежда по-прежнему висела в шкафах, но я все равно не испытывал ничего, кроме неуверенности.       Что, если все пошло настолько плохо, что Сьюки просто ушла? Что, если прошлая ночь считалась нарушением нашей договоренности?       Я стоял у окна, глядя на пустую подъездную дорожку, испытывая совершенно новую эмоцию.       Печаль.       Наконец я повернулся и направился в свою комнату, чтобы подготовиться. Дом казался еще более пустым, чем когда я только переехал. Я не знал, смогу ли вернуться к тому, как жил до появления Сьюки, и не знал, хочу ли. Единственное, что я знал наверняка — я хотел получить возможность извиниться и попытаться загладить свою вину. И для этого, конечно, я нуждался в присутствии Сьюки.       А пока мне оставалось лишь надеяться, что она вернется. Если она этого не сделает, я сам пойду за ней.