Ее проклятье...

— А ну прочь с дороги, оборванка! Она успела сделать один единственный шаг в сторону, но босые ноги подвели ее – ступня угодила в еще непросохшую после дождя сырую землю и девушка, неуклюже взмахнув худыми руками, завалилась прямо около лавки с травами, лицом вниз. Раздался громкий и до боли невыносимый смех – это проходившие мимо крестьяне не упустили возможности поглазеть на развернувшуюся картину. Мужчины, покидав орудия труда и мешки с овощами и пшеницей, хватались за животы, женщины тыкали в нее пальцами, а дети передразнивали бедняжку, как только могли. Она же, поднявшись с земли, смахнула со своих грязных щек предательские слезы, и убежала. Так позорно, под всеобщий смех, как убегают самые непристойные, самые грязные и трусливые люди. Она себя таковой и считала. Забежав в развилку между старыми домами, оборванка спряталась за деревянный столб, и, облокотившись об него спиной, стала ждать: она ждала, когда этот зловещий смех утихнет в ее голове, сердце, наконец, успокоится, а глаза перестанут ронять горькие слезы. Она ждала, когда сможет вытащить тот ничтожный ломтик хлеба, что ей дал старый кузнец, и утолит свой голод. Она ничего не ела со вчерашнего дня. Тех денег, что ей дали три месяца назад не хватило. Все из-за того, что в прошлый четверг она съела два ломтика хлеба, вместо одного. Если бы не эта ничтожная слабость и человеческая потребность, сегодня она бы легла спать без ноющей боли в животе. Но она сама виновата. И она знает это. Боги…Боги наказывают ее. Смиренная рабыня принимает наказание. Ей больше не хотелось бороться. Теперь минувшая борьба обернулась для нее проклятьем. Наверное…Наверное, вы слышали о ней когда-то. Конечно, вы слышали: история запомнила ее имя. Имя, которое крепко-накрепко шло вместе с тем, кого до сих пор вспоминают с дрожанием в голосе, ужасом в глазах и страхом в сердце. Вы слышали о ней, она была императрицей. Ее звали Ен Хва. Хванбо Ен Хва. Единственная дочь королевы Хванбо и сестра достопочтенного восьмого принца Ван Ука, рожденная принцессой государства Коре. Знают боги, она жалела об этом своем рождении. Ее губы изогнулись в горькой усмешке. Принцесса. Императрица. Кто бы мог подумать, кем она стала теперь… В новой жизни у нее не было имени. В этой жизни она была никем. Всего лишь посмешищем для крестьян с рынка и господ, ничтожная овечка с постоянно спутанными волосами (дай Бог, если ей удастся заплести пакли в косу), с измазанными в саже щеками и босыми ногами. На старой юбке от древнего ханбока уже стояло по тысячу заплат. Родившись в доме разгульного пьяницы, она была пожизненно обречена на вечные страдания. Она была обречена на вечный голод, холод и презрение. Она расплачивалась за ошибки и грехи своего отца каждый день, что боги дарили ей. Каждый день просыпалась с чувством страха и ноющей болью в сердце…в ожидании, что принесет ей этот день. В нее могли кинуть камень, или хорошенько оттаскать за волосы, толкнуть, стукнуть и она должна была терпеть это потому что… …она расплачивалась за преступления своего отца. Расплачивалась, как когда-то в ее прошлой жизни родные расплачивались за грехи эгоистичной принцессы. Заслужила ли бедняжка Чэ Рен того, чтобы ее позорно выпороли, несмотря на всевозможные протесты госпожи и братьев? Заслужила ли та нежная, словно цветок, но сильная, как сталь женщина – жена ее единственного брата – такого отношения к ней? Заслужил ли Ван Ук того предательства, что совершила сестра, в ответ на его заботу и любовь? Заслужила ли Хэ Су той страшной участи, что преследовала ее всю жизнь, тех ужасных событий, которые имели место быть в ее судьбе по вине принцессы? Заслужил ли… тот невинный ангел, тот хранитель доброты, любви и нежности среди детей династии Ван, ее единокровный брат…Заслужил ли он того, с какой жестокостью его сестра вонзит ему нож в спину? Та нежданная смерть, та клевета были под стать ему? И храбрый воин, преданная жена в мужской одежде, что заслонила любимого от предательской стрелы – заслужила ли подобной участи? Никто из них не заслужил. Ен Хва – заслужила. Ен Хва была виной всему этому. Они понимали это. Она понимала это. И это было ее проклятьем. Бывало так, что проходя мимо храма, она сложит руки в мольбе и попросит богов снять с нее все наказания, стереть все воспоминания ее прошлой жизни. Она преклонит колени, смиренно опустит голову и просто помолится. Там она каждый раз обретает надежду на милость богов, но каждое утро она просыпается с осознанием, что помнит все: каждую слезу, что роняли по ее вине, смерть ее братьев, смерть ее матери, мужа, а затем и сына. Те воспоминания были свежими и не утратили своей значимости, словно это произошло вчера, а не столетие назад. Ен Хва помнила. Это было ее проклятьем. Однажды, когда она вновь пыталась добыть себе немного денег на хлеб, она увидела ее. Стоя возле лавки с травами и перебирая всевозможные пучки с целебными растениями, она излучала тот нежнейший свет, которому всегда так завидовала эгоистичная принцесса. Даже в этой жизни Хэ Су по-прежнему испытывала интерес к медицине и, похоже, разбиралась в этом не хуже других. Молодая и красивая, с чудесной улыбкой и добрым взглядом, она шустро перебирала своими ручками, в поисках нужных трав. Мужчина за прилавком, похоже, был восхищен одаренностью юной госпожи: растянув губы в доброй улыбке и теребя пальцами свою седую бороду, он только лишь одобрительно кивал на слова той, что была так похожа на Хэ Су. И видят боги, их диалог длился бы бесконечно долго, если бы на плечо девушки не опустилась рука. Сердце Ен Хвы пропустило удар. Весь мир поплыл перед ее глазами. От осознания действительности хотелось закричать. Он был также красив, как и в ее прошлой жизни: тот же гордый взгляд, что он бросал с высоты своего роста, широкие плечи и тонкие губы, изогнутые в полуулыбке. Ен Хва запомнила его таким. Таким далеким, таким неприступным и совершенно чужим. Мужчина, что был как две капли воды похож на Ван Со, по всей видимости, совершенно не смущался и не опасался людей – какая ирония. Он приобнял свою жену за тонкие плечи, и опустив подбородок на ее макушку, начал что-то ласково ей шептать. Что-то, что было доступно старому торговцу. Что-то, от чего он искренне рассмеялся. Что-то, что заставило Хэ Су нахмуриться, скрестить руки на груди и буравить своего спутника грозным взглядом. Ен Хва не могла расслышать всего, о чем говорили молодые люди, но их поведение было таким нежным, таким любящим и таким…супружеским. Ен Хва вздохнула с облегчением. Не с присущей ей ненавистью, завистью и презрением, нет. Это было чувство облегчения. Будто бы с сердца упал камень, с шеи сняли веревку, а руки и ноги, наконец, освободились от кандалов. Это значило, что судьба была благосклонна к ней. Это значит, что боги почти простили ее. Осталось совсем немного. Она будет свободна. А пока что, жизнь была ее проклятьем. Но она не жаловалась более. Нет, способность жаловаться потерялась в глубине ее жизненной рутины. Она надеялась на прощение. Теперь, когда ей был дан шанс, Ен Хва была готова страдать. Чтобы минувшие грехи отпустили ее, чтобы вина перестала душить, чтобы воспоминания, словно туман, рассеялись. И она знает, что еще очень долго ночные кошмары, словно сторожевые псы, будут охранять ее сны. Она еще очень долго пробудет в непроглядной тьме, пока однажды, первым летним днем, не проснется с ощущением долгожданной свободы в своем сердце и душе. Однажды в первый летний день воспоминания покинут эту девушку, оставят ее и поднимутся высоко небо – туда, куда вскоре за ними последует и сама Ен Хва. Ранним утром у развилок между старыми домами крестьянка найдет бездыханное тело знакомой оборванки, на губах которой все еще останется робкая благодарная улыбка. Она страдала. Ее простили. И видят небеса, все дни до ее скорой смерти Ен Хва молилась лишь о том, чтобы в следующей жизни те воспоминания больше не преследовали ее. Молилась, чтобы ее проклятье осталось здесь – в этом времени, в этом веке, в этой эпохе.