Радуга

Однажды, когда Арнольд был совсем-совсем маленьким, он помнил слова дедушки, произнесенные, словно бы сквозь плотную дымку тумана. Они сидели на берегу океана, его большая и часто ворчащая без повода и по поводу машина стояла неподалеку, припаркованная на стоянке. Слово «припаркованная» сообщил Арнольду, конечно, дедушка. Это слово так понравилось мальчику, что он тихо шептал его себе под нос, повторяя буквы, деля на слоги, и зарываясь ногами в теплый песок. Песчинки смешались с мелкими камушками, забивались между пальцами и приятно щекотали кожу. От этого хотелось улыбаться, а Арнольд старался быть серьезным, поэтому желание захохотать становилось только сильнее, укрепляясь в маленьком тельце. Солнце садилось за горизонт. Вода окрасилось алым отражением, будто звезда, не выдержав своего веса, опала вглубь. Арнольд все ждал, что диск вырвется на волю ввысь, как подброшенный кем-то резиновый мячик, когда тот ударяется о твердый асфальт. Лысина дедушки и часть плетенной корзинки с бутербродами очертились светлым ободком. Он улыбнулся, подмигнул посмеивающемуся внуку, и задумчиво произнес: — Знаешь, коротышка, все эти жирные дяденьки говорят, что жизнь делится на черные и белые полосы, а я вот думаю, что к черту все эти дурацкие правила, ишь ты, слушаться еще я кого-то должен! — дедушка смешно погрозил кулаком небесам и захохотал. — Жизнь — эта радуга, а разукрашивают ее наши чувства. Понимаешь, о чем я говорю? — Не понимаю, дедушка. — Вот сейчас ты съешь порцию шоколадного мороженого, и твой день окрасится в какой цвет? — В шоколадный! — радостно захлопал в ладоши Арнольд. — А вот и нет, в лимонный, потому что я куплю тебе лимонное мороженое! — Но я ведь не люблю лимоны… — Шутка, коротышка, просто шутка. Пойдем-ка съедим с тобой целую гору мороженого. Только учти, гора не должна превышать цену моего кошелька! Кстати, куда это я его дел, дырявая моя память, как носки Эрни. В общем, к чему это я вел — не слушай жирных дяденек и никогда не смешивай крыжовник с малиной, это плохая затея, внучек. С того самого момента Арнольд стал невольно окрашивать все свои дни. Минувший понедельник был оттенком блестящих от чистоты кранов, потому что он по случайности наполнил ванну холодной водой и с размаху упал туда, подскользнувшись о взбитую пену, которую до этого с радостью расплескал. В итоге мальчик ушиб нос и правую руку, продрог до самых костей, но было весело, а вот цветные пузыри оказались на вкус на редкость противными. Среда же получилась темно-темно зеленой. Совсем как суп, который приготовила бабушка. От этого супа потом болел живот у всех соседей и даже Абнер коротко взвизгнул и убежал прочь. А вот утро субботы началось так, словно этот день окрасится золотом. Листья на деревьях едва заметно трепыхались под порывами осеннего ветра. Арнольд стоял на улице и прислушивался, нахмурив брови. Ему казалось, что чем сильнее их сдвигать к переносице, тем больше вероятность того, что он сумеет подслушать разговор стройных деревьев. А они ведь о чем-то шептались, верно? Поэтому он изо всех сил напрягал лицо, вытворял гримасы и рожицы. Затем устало вздохнул и… Вдруг ветер сорвал с головы любимую голубую кепочку. Сделав двойной кувырок, как в рекламах со скейтбордистами, что пытаются продать чипсы и чупа-чупсы, она улетела вдаль. Арнольд чуть не застонал от обиды! Крепко поджал губы, чтобы все-таки не выказать всей боли и беспокойно оглянулся по сторонам. Пансион, дом в котором он жил, безмолвно взирал на мальчика, давая свое негласное разрешение, и тогда Арнольд побежал за пропажей. Ему показалось, что он истоптал своими кедами уже парочку стран, пересекая границы. Наверное, если бы он продолжил в таком темпе, то оказался бы в желтой пустыне, подтверждая теорию Арнольда о золотистом дне. А в пустыне ведь жарко, поэтому мальчик остановился. Согнулся пополам, как книга, опираясь о коленки и переводя дыхания. Расстроенный, готовый заплакать. Это была любимая кепочка, ее подарили родители, которых он так давно не видел. А стоит потрогать шершавую ткань, как сразу вспыхивают воспоминания — крепкие руки отца и улыбка мамы, их объятия, запах, отчетливый голос, ощущение круглых бус в его пальцах… Раздались шаги. На тротуаре, выйдя из-за угла дома, показался мальчик. Он был выше на две, нет, на три головы Арнольда, с темной кожей, большими, какими-то весело поблескивающими глазами и странной прической. Пушистой прической. Такой прической, что там, должно быть, затерялась не одна расческа. — Привет, — вежливо поздоровался Арнольд. Мальчик в одной руке зажимал жестяную баночку кока-колы, а другой одергивал свою красную футболку. Недоуменно произнес: — Привет. А что ты делаешь? Я тебя здесь раньше не видел. — Я ищу свою кепочку. Ты видел мою кепочку? Она голубая. И маленькая. Немного меньше твоих волос. — Все меньше моих волос, — как-то гордо ответил тот и покачал головой. Арнольд рассмеялся, увидев, как кудряшки запрыгали в разные стороны. — Это называется афро! Правда круто? — Правда! Меня зовут Арнольд. Давай дружить? Он немного подумал, затем протянул вперед ладонь. Арнольд видел, в фильмах делали именно так. Мальчик удивленно приподнял брови. Почесал левое ухо. И схватился за руку своей, потряхивая ее изо всех сил. Кола в банке забультыхалась, ударяясь о стенки, еще чуть-чуть и жидкость бы пролилась, но тут незнакомец, наконец, остановился. — Ну давай. А я Джеральд. Над головой пролетел голубь. Джеральд долго смотрел на птицу, та уселась на ветку широкого дуба, и принялась вычищать перья клювом. Ее тело смешно распушилось. — Ты ведь искал свою кепочку, Арнольд? — Да. Я ее очень люблю. — Раз теперь я твой друг, то я тебе помогу. Арнольд почувствовал, как на его лице появляется улыбка. — Правда? Спасибо тебе, Джеральд! — Нет проблем. На самом деле, я уже нашел твою кепочку. — Но где она? — мальчик заглянул ему за спину. — Не здесь-не здесь. Во-о-он там, — Джеральд ткнул указательным пальцем в сторону птицы. Арнольд подошел ближе и волна облегчения пробежала по телу, заставив пританцовывать желудок изнутри от радостного предвкушения. Любимая кепочка зацепившись, висела на ветви дерева. — Значит, надо ее достать, — сделал напрашивающийся вывод Арнольд. Ребята подошли к стволу. Кора была твердой, толстой и испещренной сетью морщинок. «Наверное, ему уже миллион лет!» — с замиранием сердца подумал Арнольд. — Давай ты встанешь на мою спину, и тогда зацепишь ее. — Тебе не будет тяжело, Джеральд? — Друг — это не тяжело. Ну, я так думаю, — и он деловито кивнул. Арнольд повторил это движение со всей серьезностью и осторожно, стараясь мысленно перевоплотиться в одно из перышек, что лежали возле кроссовок Джеральда, встал на выгнутую спину. Ветка оказалась гораздо выше, чем они предполагали. — Тогда… на плечи вставай! — Джеральд сел на колени и, почувствовав вес тела, сжал пальцами щиколотки Арнольда, чтобы тот не упал. Мальчик выпрямился. Его ноги подрагивали. Внутри нарастал страх, смешивался с чем-то очень острым на привкус — позже он узнает, что это адреналин, и подхватил кепку. В это мгновение что-то произошло, равновесие потерялось, и оба стали с криками падать наземь. Кепка выскользнула из вспотевших рук. Арнольд глухо ударился боком, свалившись рядом с оставленной банкой газированного напитка. От местами пожелтевшей травы исходил аромат дымки и терпкой корицы. Кепка спикировала ему прямо на нос. Джеральд лежал совсем рядом и тихонько постанывал, потом, придя в себя, встряхнул перышки голубя и ошметки листьев из пушистого афро, и мальчик заявил: — Что ж, я думаю, теперь мы точно можем считаться друзьями. Это было как посвящение. Ну, почти как в рыцари, только в друзья! — Спасибо, друг, — ответил Арнольд. — Будешь, дружище? — Джеральд, все еще лежа, подтолкнул баночку к нему. И ребята засмеялись. Громко, радостно, что-то пытаясь произнести и выплевывая лишь отдельные буквы и звуки. Сквозь золотистую крону проскальзывали лучи солнца. Они заглядывали в их лица, будто бы облизывая детские щеки. Арнольд посмотрел на своего друга. Его красная кофта горела пламенем, и мальчик вдруг осознал, что сегодня — день красного цвета. Цвета лучших друзей. И кока-колы.