Give me your Love

      Ну, вот и все. Моя жизнь закончена. Полностью. Без возврата. Ты была моим единственным успокоением. Ты была единственным человеком в моей жизни, да, именно человеком, потому что все остальные окружающие меня — твари. Ты была моей жизнью. Я всегда любил то, как после тяжелого дня, ты обнимала меня, прижимая мою голову к своей груди, нашептывала о том, что я сильный, пела мне колыбельную, как мама, которую я даже не помню. Почему ты так поступила? Почему ты бросила меня здесь одного? Ты же обещала… Мы должны были справиться вместе, Черт! Я до сих пор вспоминаю нашу первую встречу. Когда я чуть не сбил тебя на мотоцикле. В этом конечно нет ничего романтичного, но тогда я увидел твои испуганные глаза. Ты плакала. Я не знал, почему ты тогда плакала, … Я накричал на тебя, мол, куда ты лезешь, но ты лишь извинилась и разревелась еще сильнее. Я помню, как растерялся в тот момент, прохожие смотрели на меня, как на безумца обидевшего милое создание. Я был в замешательстве, мне ничего не оставалось, только как схватить тебя за руку и увезти на своем мотоцикле. Ты тогда так смело села позади меня, без единого слова, так уверенно. Я чувствовал твои руки скрепленные кольцом вокруг меня, а еще я чувствовал твою щеку, теплую и мокрую от слез. Почему даже наша первая встреча была настолько печальна? В тот день, я позабыл про то, что мне нужно срочно ехать к моим друзьям в бар, где меня ждала выпивка и пьяные красавицы. Мы долго катались по улицам. Молча. Ты крепко прижималась к моей спине, а я давил сильнее на газ. Когда уже стемнело, ты легонько дернула за мой локоть, оповещая о том, что тебе что-то нужно. Мы долго стояли с тобой на Тауэрском мосту и молчали, точнее ты, облокотившись о парапет, угнетенно смотрела вниз, вглубь темной Темзы глотая свои всхлипы, а я не мог вставить ни единого слова. Я сижу в этом гребанном доме уже 40 дней. Ровно столько дней назад ты покинула меня. В этом определенно есть моя вина. Последний месяц я старался уделять тебе как можно больше внимания, но работа забирала все мои соки. Я не замечал, как ты слабела на глазах, тебе становилось все труднее, но ты продолжала улыбаться и успокаивать меня тем, что тебе «вроде бы» становится лучше от этих лекарств. Я продолжал работать и успокаивать себя твоими словами. Кстати, при той первой нашей встречи, ты плакала, даже не зная моего имени, рассказала мне о том, что у тебя обнаружили лейкоз. Опираясь о парапет, ты скатилась вниз на асфальт и снова закрылась свое лицо ладошками. Сквозь слезы ты выдавливала из себя слова, и закончила фразой, от которой мне стало очень стыдно: — Лучше бы ты сбил меня сегодня своим мотоциклом. Твой диагноз не помешал мне предложить тебе встречаться, хотя ты долго избегала моего внимания, отказывала мне, но я добился твоего расположения, пообещав преодолеть все трудности вместе. Прости меня, Эмма. Каждую ночь мне снишься ты. Как ты сидишь рядом со мной на кровати, и гладишь меня по голове. Я хочу быть рядом. Не раз мне хотелось покончить с собой, но ты будто всячески огораживаешь меня от этого, даже во сне, ты хмуришься и говоришь мне этого не делать. Я умираю, Эмма. Забросив все свои повседневные дела, свалив всю свою работу на заместителей, я закрылся в огромном доме, не подпуская к себе никого. Под запретом увольнения я дал распоряжение своей охране не подпускать моих друзей и «родственников» к моему убежищу, чтобы меня никто не тревожил. Заливая свое горе алкоголем, которого в этом доме, к сожалению, было слишком много, я не подвижно лежал в нашей с тобой постели, обнимая подушку, на которой ты так любила спать. На ней до сих пор остался небольшой след твоей крови. Я виню себя за то, что найдя лучшего врача в стране так до самого конца не смог раскусить то, что он был с тобой заодно. Я не знал, что стадия твой болезни была уже неоперабельна и что тебя можно было поддерживать только лекарствами, но это ничего не изменило. Ни лучший врач в стране, ни самые дорогие лекарства не спасли тебя. Почему ты так ничего мне не рассказала? Эмма, ты хотела, чтобы я был счастлив, но как я могу быть счастливым без тебя? — Мистер Ким? — позвала меня домоправительница. Она несмело ступила в спальню, оставаясь у двери. Я не откликнулся, продолжая гладить твою подушку, наволочку которой никогда не разрешу поменять. Женщина 50 лет, за это время так же сильно осунулась, как и я. Она очень сильно любила тебя, ты была единственной женщиной, которую она одобрила. Кроме нее в доме никого не было. — Тэхен! — чуть громче повторила она. — Тэхен, — она решительно двинулась к кровати, толкая меня в бок. — Что? — я не хотел видеть ее. Никого не хотел видеть. — Я приготовила тебе поесть. — Я не хочу. — хрипловато отозвался я. Она протяжно выдохнула через нос. Она злится, я уже даже чувствую, какое она сделала выражение лица. — Твой отец звонил. — она присела на край кровати, потупив свой взгляд куда-то в бок. — Плевать. — Дэниал приезжал. Его не пустили… — Хорошо. — Чего хорошего?! — от обиды женщина повысила на меня голос. — Вставай маленький негодник! — только она может позволить себе, схватив подушку с пола и начать колотить меня ей в порыве злости. — Хватит лежать студнем! Прими ванну, поешь! Развейся! Ты так давно не катался на своем мотоцикле! — с каждым словом она все яростнее лупила меня подушкой, а я не сопротивлялся. — Эмма бы этого не одобрила! — Выговорившись, она откинула подушку на пол, и вышла из спальни, шумно захлопнув дверь. Миссис Арон здесь со мной, как добровольная заложница. Она работает у меня около 11 лет, и ее единственная забота все эти годы — я. Приподнявшись на кровати, я посмотрел на настольные часы. 16:35. Смотрю в зеркало и совершенно не узнаю себя. И правда, стоит принять ванну и поесть. Включаю телефон, который не работает уже месяц. Я не столько боюсь, беспокойства со стороны людей, которым я могу понадобиться, сколько боюсь найти недавние твои сообщения и фотографии. Минут через 40 спускаюсь вниз и вижу миссис Арон в гостиной, она собирает чемодан. — Что это? — я прохожу мимо нее в столовую. — Я ухожу. — строго говорит она чуть фыркнув. — Хочешь подыхать, то делай это в одиночестве, а я еще слишком молода! Я сажусь за стол и принимаюсь за ужин. Слыша ее голос, спокойно ем уже остывший, но такой вкусный суп. Она решительно и хмуро заходит в столовую, становясь напротив меня, скрещивает руки на груди. Я продолжаю есть. — Скажи своим бугаям, чтобы открыли мне ворота! — Бросаете меня? — поднимаю на нее отрешенный взгляд и откладываю ложку. — Подумай над своим поведением. Куда делся тот решительный парень, которого я знаю уже одиннадцать лет? Возьми себя в руки! Ничего не ответив, я достаю из кармана своих штанов телефон, набирая начальника охраны. — Сейчас выйдет Миссис Арон, выпусти ее. — как только женщина слышит эти слова, хмурится и разворачиваясь топает обратно в гостиную за своим чемоданом. Вот теперь я точно один. Женщина, заменявшая все эти годы мне мать, ушла, назвав меня размазней.