Моей Жемчужине...

      Маргарита сидела около окна, наблюдая за птицами, так весело летавшими за стеклом. Анриетта, её верная подруга, была рядом.       Маргарита была той же прекрасной королевой. Её руки были так же прекрасны. Правда лоб пересекала длинная морщина. Такие морщины появляются у людей, у людей страдающих. Чёрные волосы пробила седина, которую не скрывали.       Анриетта так же чуть постарела. Волосы были не биты сединой, но когда-то изумрудные глаза стали тусклыми, как будто слёзы вывели из них весь цвет.       В дверь постучали. — Жийона, кто там? — спросила Маргарита, не отвлекаясь от окна — Какой-то юноша, — ответила служанка, приоткрывая дверь — Сударь, что вам надо? — спросила королева увидев молодого человека — Ваше Величество, — начал юноша, падая на колени — я принёс письмо. — Ответ нужен? — Нет, он не требуется. — Ты свободен, — сказала Марго, давая мальчику целовать подол её белого платья.       Анриетта выглянула из портьеры и посмотрела тусклыми глазами на Марго — От кого письмо? Новая интрижка? — с улыбкой спросила она, хотя на её глазах наворачивались слёзы из-за воспоминаний о смелом Коконнасе. — Нет имени отправителя, — ответила Валуа       Марго, белоснежными пальцами открыла конверт. В нём было два письма. Одно было маленьким клочком бумаги, а из другого можно было составить целую поэму. — Это тебе, — сказала Маргарита, протягивая герцогине Неверской маленькое письмо, с подписью «Герцогине, Анриетте Неверской».       Герцогиня дрожащими пальцами развернула листок, села на резной стул, и начала читать про себя.

«Герцогине Неверской, Анриетте

      Дорогая герцогиня! Тот кто пишет это письмо — мёртв.» — Что?! — воскликнула Неверская, в ужасе отбрасывая письмо на стол.- Это чья-то шутка? Этот шутник поплатиться! — возраст не изменил её характера — Анриетта, дочитай до конца! Может ты всё поймёшь, — сказала Маргарита, кладя белоснежную руку на плечо подруги.       Герцогиня послушна взяла лист в руки. «Я, тот, к кому вы ревновали того кого любили. Я не про Гиза, я про одного рыжего, смелого Пьемонтца. Но именно сейчас, что бы мой прах лежал спокойно, я хочу сказать вам правду. Он любил меня. Как друга, чёрт возьми! А вас он любил всем сердцем, всей душою, любил как ту, за которую он отдал жизнь»       После этих строк у герцогини потекли слёзы. «Почему же он не бросил вас? Тогда, когда Кабош превратил мои ноги в адское месиво. А потому что я должен был умереть раньше вас. Если бы в тот момент, упаси Бог, вместо меня, оказались вы, то он был остался с вами. Но он с вами! Я искренне надеюсь что он в вашем сердце. Ибо видит Бог, это так! Сейчас я чувствую адскую боль. Но это боль не столь физическая, сколь душевная. Я виноват. Я влюбился в королеву, я завлёк в эту интригу Анибала… Простите меня. Простите…»       Анриетта откатилась на спинку стула, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Так могут рыдать только сильные женщины, женщины которым нельзя рыдать. Марго открыла своё письмо.

«Моей Жемчужине

      Моя дорогая королева! Я надеюсь что я один называл вас жемчужиной, но если это даже не так, то я просто буду думать так, потому что в последние часы жизни мне так приятно знать что для всех вы были королевой, Марго, Маргаритой, а для меня жемчужиной… Я не успел объяснить многого. И больше никогда не успею. Лишь сейчас, в этом письме… Помните нашу первую встречу? Я тогда пришёл к королю Навварскому. Я увидев вас и…я не могу передать мои чувства… А вторая встреча? Я, прибежал к вам без рубахи, в крови, и прижался к вам ища защиты. Потом, когда все католики ушли, я прочитал в ваших глазах сожаление ко мне, но и что-то другое. Любовь? Нет пока что. Это было что-то вроде недоверия. Вы думали что я трус. Я слышал из кабинета как вы рассуждали сами с собой обо мне. Так вот: я сменил веру не из-за страха перед католиками, Карлом, и повтором Варфоломеевской ночи, нет… Увидев вас в лёгком прозрачном пеньюаре, мозг мой опьянел. Мозг был обезумлен кровью, и опьянён вами… О моя жемчужина! Увидев вас, я представил ангела! Прекрасного, доброго, растиравшего руки к грешнику-гугеноту. Вы, вы были тем ангелом, который вёл меня от тучи разъяренных убийц прямо к Лувру. Каму как не вам я благодарен жизнью, подаренной мне два раза, и смерти, отданной навсегда…»       Марго заметно побледнела, голубые глаза затуманились, и она тоже села, подперев красивой рукой голову, продолжила читать: «О, не вините себя в этом! В этом никто не виноват! Знаете с какой мыслю я пойду утром на эшафот? «Я умру за королеву»? Нет. Я пойду с мыслей «Дорогая жемчужина, для вас!». Только с такой мыслью. Я не боюсь завтрашней смерти. Я жажду её! Только жаль Аннибала… И вас.» — Глупец… — с слезами на глазах пробормотала Марго «Я жду смерти как избавления, избавления от двух мук. Первая мука, та, что восточные мудрецы называют великими муками, муками сердца и души. Вы! Вы моя мука. Мы не можем быть вместе, а этими свиданиями, по пол часа я только дразнил своё бедное сердце, которое мечтало быть с вами всегда. Вторая мука — физическая. Вы видели мои ноги… Я испытываю адскую боль, а во время казни она пройдёт. Я верю в одно. Мы встретимся. Встретимся в Царстве Божьем и будем счастливы там. Там старикам дают молодость, больным и раненным здоровья, уродам красоту и так далее… Вы, не дай Бог очень скоро, тоже когда-нибудь отдадите душу Богу и встретимся у Райских Ворот. И мы сможем быть вместе. Ведь перед Богом все равны!

Ваш Гиацинт

      Марго беззвучно встала и взяла письмо. Она подошла к кабинету и отворила дверь. Войдя, Марго сняла с шеи ключик о открыла сейф. Прекрасная рука потянулась к красному бархатному мешочку и запустила туда руку с письмом — О Ла Моль, милый Ла Моль… Мне вечно будет тебя не хватать…

10 Лет Назад…

— Ноги как болят… — простонал Ла Моль, поворачиваясь что бы начать писать письма       Скоро он закончил — Дружище, — крикнул он тюремщику — исполни волю умирающего — Что вам угодно — 10 Лет спустя после моей смерти, отнеси это письмо в Лувр, королеве Марго — А если я умру? — Его отнесёт твой сын.       Холодный тон приговорённого пугал тюремщика и тот вышел — О Богоматерь, не брось Марго в трудную минуту! — вскричал Ла Моль и начал горячо молиться