Освобождение

Конрада она убивает первым, потому что именно он больше всех достоин освобождения. Конрад доверяет Юури слишком сильно, и это его губит. Она могла бы использовать огромную мареку Юури и сломать его тело, кроша ребра в осколки, протыкая ими легкие и сердце, заливая Конрада кровью изнутри, как и снаружи, но предпочла одно единственное, но верное движение кинжала. И это конец. Она наклоняется и смотрит на него из самых глубин своей души, смотрит, как кровь окрашивает сияющий кулон яркими мазками красного – как пламя дракона – цвета, как глаза, в которых тает жизнь, выискивают что-то в ней, пытаясь найти хотя бы искру той, прежней Джулии, смотрит – и ей хочется расплакаться. Потому что ее больше нет. Потому что когда-то, давным-давно, в далеком детстве самым трудным было выбрать место, где можно было хорошенько спрятаться, чтобы ведущий игры тебя не нашел. Потому что сейчас выбор уже сделан. Конрад полулежит, опираясь спиной на письменный стол Гвендаля, и некрасиво истекает кровью. Он умирает, и этого не изменить. (Джулия знает, что несколько часов спустя старшего брата Конрада это зрелище будет очень мучить, но сейчас ей слишком больно, чтобы думать о дальнейших действиях). Разумеется, он все понял – ее вечный рыцарь, ее верный друг и защитник, – понял, кто смотрит на него из глаз короля Шин-Макоку; не мальчишка, недавно пребывший из другого мира, а та самая дружелюбная слепая девушка, которая когда-то подарила ему кулон. Она наклоняется еще ниже, не задевая кинжала, загнанного почти по самую рукоять в грудь – к чему зря продлевать страдания? – и легонько гладит Конрада по щеке. Он полузадушено хрипит, кашляя кровью, все еще отчаянно пытаясь понять, протянуть руку, коснуться… Джулия качает головой, ласково убирая с его лба слипшуюся от пота челку, а потом очень нежно, с давно забытым и таким волнительным трепетом целует его твердые, еще теплые губы. О, первый и столь желанный поцелуй, как же он упоителен!. Ее всю трясет, словно в смертельной агонии, хотя умирает он, а не она; а Джулия еще может дышать, дышать и дышать, кончиками пальцев гладить его лицо, перебирать жесткие, коротко остриженные волосы, снова и снова касаться его губ, уже с большей смелостью и отчаянным напором. Эти минуты у нее никто не отнимет. У поцелуев странный привкус из слез, железа и горькой нежности, она чувствует, как его губы раскрываются ей навстречу, то ли в попытке ответить, то ли в попытке что-то сказать. - Прости меня, - тихо шепчет она, отстраняясь и стирая алые пятна крови с его щек. – Пожалуйста, прости. Где-то на краю сознания одобрительно рычит Мао, но она знает, что он не будет вмешиваться. Он дает ей право попрощаться, отступая и даря драгоценное время пребывания в теле мальчишки. Магия подчинения Шин-О уходит вместе с жизнью, капля за каплей; в глазах Конрада вспыхивают ужас и понимание, смешанное с надеждой. Дрожащими пальцами он стискивает ее запястье, пытается что-то шепнуть, но Джулия и без лишних слов понимает эту просьбу. Кивает, целомудренно целуя его в лоб, и тут же резко, со свистящим коротким звуком выдергивает кинжал из его груди. Конрад умирает тихо и почти мгновенно – это еще один дар в память об их былой дружбе. Но горе не успевает завладеть ей полностью: Мао мягко оттесняет ее, занимая свое место. «Мы освободили его от поганой магии Шин-О, - шепчет он перед тем, как погрузить Джулию в спасительное забытье. – Душа его спасена, и это главное. Она уже на пути домой, в свой настоящий мир. Все хорошо, с Конрадом все будет хорошо. Вы скоро встретитесь». Джулия знает, что из иллюзорного мира, хитро сплетенного Шин-О, выбраться не так-то просто: для этого нужно умереть от руки самого близкого человека, в особый день и особенным способом, который, к счастью, в случае с Конрадом им удалось немного переиграть. «Отдыхайте, моя леди, - в голосе Мао звучит печаль. – Я позабочусь об остальных».