***
При первой встрече Джулия и Дженет вызывали робость. Джулия не была хорошенькой, зато она была замечательной и уверенной в себе — и столь великолепно одевалась. Марианна никогда не чувствовала себя такой деревенщиной до того утра, когда неловко стояла в классной комнате в своем сарафане, глядя на Джулию Чант в ее юбках и кружевах. А Дженет! Дженет — еще хуже. Смесь нежно-светлых кудрей и больших голубых глаз в сочетании с мальчишескими брюками и ослепительным невежеством. Марианна откровенно пялилась на нее, пока Дженет не кивнула ей дружески: — Не обращай на меня внимания — я из другого мира. Хвала небесам, был Кот. Он зашел в классную комнату, сморщил нос на них троих и сказал: — По крайней мере, вместе с Джо у нас одинаковое количество мальчиков и девочек. И вот так просто он объединил их. Вдруг они стали уже не дочерью Крестоманси, воспитанницей из другого мира и необразованной местной девчонкой — они были все вместе девочками. Марианна даже не пыталась сдержать улыбки, когда увидела, как улыбаются Джулия и Дженет. Дни, и недели, и годы спустя Марианна слышала, как мистер Сондерс, или Милли, или мисс Бессемер спрашивают: — Где девочки? Что девочки замышляют? И каждый раз у нее вспыхивало тепло в груди. То, что она была лишь одной из девочек, дарило ей чувство принадлежности.***
Марианна не знала, как выглядит ее будущее, но подозревала, что оно похоже на Милли — спокойную, и надежную, и скучную, и кудесницу, как и Марианна. Да, она думала, что ее будущее выглядит как Милли, и эта мысль наполняла ее глухим разочарованием. Это не значит, что с Милли было что-то не так. Просто она была такой… обычной: прекрасной матерью и радушной хозяйкой, и все такое — хорошие, но абсолютно скучные вещи. Так Марианна думала в течение нескольких первых месяцев в замке. Потом, как раз перед тем, как похолодание принесло снег, случилось Нечто. Все взрослые внезапно стали очень серьезными и напряженными, но не говорили почему. За ужином было ужасно неуютно, и что бы собой ни представляло Нечто, из-за него Крестоманси отсутствовал в замке несколько дней подряд. А в четверг после полудня, как раз после того, как убрали чайную посуду, Милли резко выпрямилась как стрела. В руках она держала шитье, и вначале Марианна подумала, что она уколола палец иглой. — Солнышки, вернитесь, пожалуйста, в детскую, — велела Милли. Ее голос оставался оживленным и деловитым, и совершенно обычным, но глаза расширились и блестели. Марианна и остальные вышли из комнаты так медленно, как могли, чтобы попытаться увидеть, что происходит. Но все, что Марианна уловила, когда дверь закрылась за ней, был голос Милли зовущий: — Крестоманси, Крестоманси, Крестоманси! Вечер прошел в спешке и суматохе, когда детей держали в безопасности в стороне, и Марианна так никогда и не узнала, как Нечто разрешилось. Но она знала, что уладила это Милли. Даже если бы не почтительные государственные служащие, присоединившиеся к ним за ужином и восхваляющие «Леди Чант», она догадалась бы об этом по тому, как Крестоманси смотрел на жену, когда она сидела во главе стола. Его выражение совсем не было отсутствующим или скучающим, и ни капли сарказма не слышалось в том, как он говорил ей: «Богиня», — когда думал, что никто не смотрит. Марианна, покраснев, уставилась в свое блюдо и решила, что закончить как Милли — не так уж и плохо.***
Кларч представлял собой потрясающую смесь домашнего животного, друга и маленького кузена, завернутую в обворожительную фантастическую упаковку. Марианна любила его, но с другой стороны, все любили Кларча. Замечательным было то, что и Кларч любил Марианну. О, он не предпочитал ее Коту, но Марианну это не слишком волновало. Кот был уникален не только из-за своих девяти жизней (или трех, или сколько там у него осталось на сегодняшний день). Его прямо-таки распирало ведовством и магией кудесника, а его мозг, казалось, работал иначе, чем у других людей. И он обожал Кларча еще сильнее, чем этого своего коня. Так что Марианна не возражала против того, что Кларч больше всех любит Кота, ведь ее он любил больше всех после Кота. — Это потому что ты рассудительная, — одобрительно заявил однажды Кот Марианне — они лежали на газоне после долгой схватки в Кларч-болл, сам Кларч устроился между ними удовлетворенным комком перьев и меха. — Но у тебя есть воображение. Удивительно, насколько редко эти два качества встречаются вместе. Марианна почесала перья в основании крыльев Кларча. Она все еще считала, что «рассудительная» звучит довольно скучно, но предполагала, что это правда. Она Пинхоу, в конце концов. Покажите ей кризис, и она встретит его во всеоружии с планом и тарелкой сандвичей для своего войска. Однако воображение. Она всегда думала, что ее воображение — несерьезное качество. Мечты и выдумывание историй делали ее счастливой, но в то же время вызывали чувство вины — как если бы она ела сладкое до обеда. — Что такого особенного в воображении? — спросила Марианна, прижавшись щекой к боку Кларча. Кот слегка нахмурился, обдумывая ответ. — Если бы у тебя не было воображения, ты не смогла бы поставить себя на место других людей. А значит, не была бы такой доброй. И не стала бы придумывать игры и истории, а значит, не была бы такой веселой. И ты не стала бы размышлять о новых путях использования магии или ведовства, а значит, не была бы такой интересной. И ты… Марианна засмеялась: — Поняла, поняла. Никогда не думала, что воображение — такая добродетель. Воображение. Год назад она и представить не могла, что в ее жизни появятся такие друзья, люди, которые слушают ее и воспринимают всерьез. Она представить не могла, что Замок Крестоманси из Этого Замка превратится в дом. Очевидно, ей надо еще поработать над развитием воображения. Ради ее собственного блага.