Маленькая черная книжка

Толстый блокнот в плотной черной обложке был защищен простеньким заклятием отвода глаз. Да что еще мог использовать второкурсник — усмехнутся Снейп. Увидев, что это дневник, он долго не решался его прочесть, это было что-то слишком личное, а мистер Снейп всегда отгораживался от тесных эмоциональных связей, соблюдал дистанцию. Так было проще. Так было спокойнее и безопаснее. Эти люди слишком надоедливы, суетливы. Ярки. И уж тем более он не хотел ничего знать о Гарри Поттере. Это был самый противоречивый для него ученик, да что там, человек. Он вызывал самые разносторонние эмоции, многие из которых ему не нравились. Прошла уже неделя с начала каникул и три с тех пор, как у мистера Снейпа оказался дневник. К слову, совершенно случайно. Он просто выпал из порванной сумки Поттера во время очередной стычки с Малфоем. Прозвенел колокол и оба его ученика поспешили на занятия, а мистер Снейп развернувшись, заметил отлетевшую в угол книжицу. Подняв его, он по началу подумал, что это ежедневник Малфоя, но открыв первую страницу, узнал почерк Поттера. Вообще странно, что мальчишка носил его с собой в сумке, такие вещи обычно тщательно прячутся среди других вещей в комнате. Снейп хотел вернуть его, но любопытство одержало верх и он не подал виду, что он когда-либо видел этот блокнот. Мистер Снейп сидел в своей комнате в подземелье Хогвартса, в удобном кресле перед камином со стаканом огденского. Возможно алкоголь был именно тем посредником, что позволил ему перешагнуть ту невидимую преграду условности, что удерживала его от прочтения. Он листал страницы, на которых повествование начиналось после Хэллоуина первого курса. Здесь он оставлял заметки по “распутыванию дела о философском камне”, писал предположения, описывал увиденное, а также свои впечатления от Хогвартса. И конечно, учителей. Он давал краткие и довольно меткие описания и замечания по поводу учителей и некоторых учеников. К удивлению мистера Снейпа, его Поттер описал довольно мягко, по крайней мере он ожидал куда более резких высказываний. В любом случае, “мрачный, нелюдимый тип не следящий за своей внешностью, к тому же довольно агрессивный и несправедливый“ было, на его взгляд, крайне мягкое описание. “Похоже, по какой-то причине ко мне он особенно предвзят, как и к Гермионе Грейнджер.” “К Гермионе Грейнджер?” — удивленно подумал профессор, — “Не замечал. Хотя да, она довольно раздражающа.” Он и не заметил, как увлекся чтением “дела о философском камне” из первых рук, невольно поражаясь и восхищаясь догадками и операциями, что предпринимали одиннадцатилетки. “Лили пришла бы в ужас,” — подумал профессор, делая очередной глоток из стакана и дочитывая окончание года - многих подробностей он не знал. Далее повествование менялось, Гарри описывал лето перед вторым курсом, да и не только это лето. Бутылка закончилась, и встревоженный Северус встал за новой. Он знал Петунию Эванс как крайне лично ему неприятную особу, более того, он ее терпеть не мог, но ему никогда и в голову не приходило, что миссис Дурсль объективно плохой человек. Ведь женщина из респектабельного среднего класса, всегда так ратующая за правила, за правильность и идеальность происходящего вряд ли может вести себя как-то иначе, чем принято в ее круге. Оказывается, в сочетании со своим мужем, они смогли обходить явное жестокое обращение с ребенком, пройдя где-то по грани. Но все равно, это же сын Лили! Ее родной сестры! И тут ему стало невыносимо стыдно, за то, как он в свое время обращался с Петунией. Возможно, это так сильно настроило ее против волшебников и волшебства. Тогда он испытывал злую радость от того, что она остается дома, что она не часть их с Лили мира. Вероятно, она даже была искренна в своем желании вытравить волшебство из Гарри, сделать его нормальным. Но это в любом случае не оправдывает такое обращение с ребенком. Северус невольно вспомнил свое детство. Обычно он старался не вспоминать таких вещей, но бутылка огденского сделала свое дело. На часах было далеко за полночь, когда Северус Снейп вновь вернулся мыслями к дневнику. Он всегда считал, что Петуния воспитывает Гарри как и все семьи среднего класса, те же заморочки, та же идеальная чистота в доме, идеальная лужайка и сад позади дома. Какие-нибудь там садовые гномики или еще какая фигня. Он считал, что Гарри, как и Джеймс, просто хочет выделиться, хочет внимания к своей персоне, что это все его непомерно раздутое эго. А теперь он уже даже про Джеймса до конца не был уверен. Та история с Люпином его, конечно, непомерно злила и вызывала глухой стыд, что он оказался в такой ситуации, но может он и правда волновался и за него тоже. Не только за шкуры своих друзей. Профессор невольно рассмеялся — шкуры это довольно точное определение. Он налил еще один стакан и задумался что же ему делать с полученной информацией. Нет смысла идти к Дамблдору, если бы он хотел что-то сделать, он бы уже сделал. Снейп взболтал янтарное содержимое стакана. Нет, это был человек старой педагогической закалки, считавший, что кров и еда уже обязывают ребенка уважать и почитать тех, кто его приютил. Если ребенка к тому же любят — прекрасно, нет — так нет. “Интересно, какой была его семья?” — зло подумал Северус, — “Держу пари, вполне себе любящая, с такими, уютненькими, рождественскими праздниками”. Он чуть не плюнул в камин от раздражения. Старый лицемер. Проводить разъяснительные беседы с Петунией и этим моржом смысла не было. Та как всегда подожмет губы и скажет, что ей видней как воспитывать мальчика. Наложить Империо на всю семью? Менее противными они не перестанут быть — лениво размышлял декан факультета Слизерин. Нужен был новый опекун. Уизли? Он невольно поморщился. Вся эта семейка как один большой лимон и к сожалению, из них не сделаешь лимонад. Минерва? Она слишком предана Дамблдору, да и как он вообще себе это представляет? Тут нужна была по-настоящему любящая семья. То есть, любящая именно Гарри, его одного, лично. И вообще, почему он обо всем этом думает?! Снейп углубился в чтение дневника. Впереди была вторая детективная сага “Who is наследник Слизерина”. Заснул он лишь под утро, допив вторую бутылку. Утро же принесло ему жесточайшее похмелье. На часах было десять. Профессор зельеварения нашел в шкафчике антипохмельное зелье и залпом осушил пузырек из зеленого стекла. Общий завтрак еще не разъехавшихся преподавателей проходил в атмосфере легкого непринужденного веселья, который он провел в молчании, поедая яичницу с сосисками и тостами. Никто даже не пытался заговорить с профессором и это его совершенно устраивало. Его раздражало все: дневной свет, люди, стук столовых приборов, сама жизнь. Но ее надо было как-то жить. Постаравшись скрыть отвращение, он посмотрел на улыбающихся Макгонагалл и Спраут, которые что-то обсуждали. Флитвик беззаботно болтал с Вектор. Даже Ирма как-то загадочно улыбалась, слушая их. Поймав взгляд Дамблдора он вынужденно улыбнулся и тут же с досадой отвернулся. Спустя несколько дней Северус поймал себя на том, что вновь и вновь возвращается мыслями к дневнику Гарри. Поттеру тринадцать, он подросток — вроде уже не ребенок, сам справится, но в тоже время и не взрослый. К тому же, у Дамблдора на него далеко идущие планы и судя по началу обучения Поттера, не известно сколько тот еще так протянет. Везение не бесконечно. Нужен ответственный взрослый, который бы стал его наставником. Он сам? Северус чуть не фыркнул. Нафига ему такой геморрой. Усыновить мальчишку-подростка, который фактически беспризорник — это неслабую свинью подложить. Он будет ничуть не лучше Петунии. На мгновение он представил себе, как забирает Поттера в свой дом и содрогнулся. Ну уж нет. Он, конечно, многое может сделать ради Лили, но не это уж точно. Остаются старые друзья Лили… и Джеймса. Люпин. Снейп чуть не сплюнул. Этот вшивый оборотень, мерзкая псина, шавка. Идеальный староста. И где он теперь? Часто Гарри навещает? Кто там еще, невменяемые Лонгботтомы? Старуха-Августа? Блэк. Еще Блэк. Сидящий в Азкабане за убийство Лили, Джеймса и Петтигрю. Как он там болезный? Еще не сгнил? Вряд ли он сохранил рассудок за 12-то лет. И тут тоже провал. Этот фронт пуст. Разве что Грюм — невесело улыбнулся Северус. На следующий вечер сидя в кабинете директора с бокалом медовухи, он как бы между прочим спросил: — А как там Люпин? Дамблдор удивленно взглянул на него сквозь блеснувшие очки. — А почему ты спрашиваешь? Северус как-то по-мальчишески дернул плечом в черной мантии. — Просто интересно. Давно о нем ничего слышно не было. Не переехал куда-нибудь в Америку? — Нет, он здесь, в Англии, — медленно начал Дамблдор, — Периодически спрашивает про Гарри. — А что тогда не навестил? — Местоположение Гарри в большом секрете, — он посмотрел на Северуса поверх очков. Ему и в голову не приходило, что профессор так ограждает Поттера от всех контактов. — Ну да, безопасность прежде всего, — безразлично откликнулся Снейп и сменил тему разговора.