Неизбежное

Как правило, ГʼКар старался не вдаваться в сравнения. В былые времена он получал удовольствие, оценивая, к примеру, стойкость своего народа по сравнению с тонкокожими и слабоумными центаврианами. Но это осталось в прошлом. Сейчас ГʼКар старался всеми силами избегать обобщений. А от этого сравнения уклонялся особенно — во многом благодаря одному центаврианину, доказавшему его ошибочность, — ну, разве что за исключением тонкой кожи, потому что синяки у него появлялись так же быстро, как вмятины на перезревшем фрукте. В любом случае ГʼКар старался быть предельно точным, как в своих записях, так и в речах. Поэтому, провожая Литу к кораблю и протянув ей руку, он с удивлением задумался о том, какими маленькими были ее ладони. Гораздо меньше, чем его собственные. Литу по любым стандартам нельзя было назвать большой, но он никогда прежде не задумывался о том, насколько ее телепатические способности превосходят физические. Ее рука казалась такой хрупкой на его рукаве. Но хватка была стальной. Это выдавало ее страх. Несмотря на маску, которую она носила, на браваду и знание, что она может мысленно контролировать всех жителей станции, Лита не могла контролировать даже саму себя. И это пугало ее. ГʼКар ни на мгновение не сомневался в том, что это делало ее еще более опасной. Он слишком хорошо помнил собственную борьбу и попытки принять себя таким, каким он был и мог бы стать. То было нелегкое для него время. Он включил герметизацию шлюза и дождался, когда люк с шипением закроется. Лита рядом с ним судорожно вздохнула. — Ты в порядке? — спросил ГʼКар. Он все еще не опускал руку, а Лита не пыталась убрать свою. И это вдруг наполнило его надеждой. Она посмотрела на него, вызывающе выпрямившись. — Нет. Нет, не в порядке, — она стиснула его локоть, но потом убрала руку. — Если честно, ГʼКар, я поражаюсь твоему спокойствию. Ведь ты оставляешь позади гораздо больше, чем я. ГʼКар замялся. Вряд ли он понял ее неправильно: Лите было нечего терять, потому что у нее уже забрали все, что было ей дорого. Во время кризиса телепатов он был на Приме Центавра и узнал о том, что случилось с Литой, Байроном и Пси-Корпусом, из вторых рук. Но он слишком хорошо понимал, от чего отказался сам. После войны это терялось не сразу, постепенно: частичка за частичкой. НаʼТот, израненная, но не сломленная, теперь была далеко от него, в родном мире; молодой ТаʼЛон, который теперь остался сам по себе; его бывший враг, прикованный к трону, который уже не был ему нужен. Теперь он должен был отбросить все эти части своей жизни и не знал, вернется ли когда-нибудь к ним снова. — Счастье и горе не исключают друг друга, — наконец ответил он, стараясь держаться нейтрально. — Я долго оплакивал свой народ. Часть меня все еще скорбит о них, и этот камень всегда будет давить на меня. Но это вовсе не означает, что в жизни не осталось места для радости. Река всегда пробьет путь в скале. Гораздо труднее это допустить. Лита резко вскинула голову. — Но я не знаю, как это сделать. — А вот тут, — признался ГʼКар, — поможет только время.

***

Им пришлось отказаться от многих удобств, зато времени у них было достаточно. И на какой-то период их это устраивало. ГʼКар знал по собственному опыту, что основной проблемой времени была не его вечная нехватка, а то, что люди слишком увлекались, пытаясь превратить его во что-то другое: в действия, вещи, достижения, любовь. Но здесь им не о чем было беспокоиться, кроме топлива и пропитания, ну и, возможно, состояния души, поэтому можно было просто позволить всему идти своим чередом. Иногда казалось, даже звездный свет замедлялся. Или не казалось? ГʼКар часто размышлял об изменениях свойства света по мере приближения к Пределу. Возможно то, что выглядело как вакуум, на самом деле было чем-то другим, неуловимым и чудесным, преломляющим свет в узоры, струившиеся сквозь пустоту как теплый сироп. Хотя прямо сейчас, возможно, алкоголь немного затуманил его зрение. Они решили отмечать каждое новое открытие бокалом выпивки, и сегодня увидели особенно прекрасное: столкновение двух галактик, которые распростерлись на экране в застывшем объятии. — Еще? — спросила Лита, выпрямившись в кресле второго пилота. Она взяла почти пустую бутылку с панели управления и сунула ГʼКару бокал, не дожидаясь ответа. В ее глазах была тьма, которую ГʼКар научился распознавать, тьма, указывающая, что она борется с искушением сканировать. Впрочем, он вряд ли почувствовал, если бы она это сделала. Но до сих пор Лита вроде бы уважала его право на личную жизнь, и он решил, что ей можно доверять. — Я не знала, что ты настолько проникся центаврианскими кулинарными традициями, ГʼКар, — Лита приподняла тонкую бровь. — Бривари? Не думала, что ты это пьешь. — Я и не пью, — ответил ГʼКар, стараясь держаться с достоинством, настолько, насколько это было возможно, когда голова затуманена алкоголем. — Я взял это с собой как сувенир. Это подарок. От Вира Котто, если быть точным. Он однажды появился на пороге каюты ГʼКара, покрытый пылью после уборки в бывшей каюте Моллари. В руке у него была покрытая паутиной бутылка, а под мышками — два бокала. Они в молчании выпили по бокалу. Потом Котто ушел, а недопитая бутылка осталась. Глаза Литы сузились, и на мгновение ГʼКару показалось, что она хочет выяснить подробности. Но она так и не сделала этого. Вместо этого сказала странным голосом: — Кош подарил мне свои воспоминания. Лита резко рассмеялась, и ГʼКар понял, что она тоже выпила слишком много. Но вряд ли было разумно указывать ей на это. — Ты хоть представляешь, насколько сильны воспоминания ворлонца? Байрон дал мне… — она судорожно вздохнула, — все, кем он был, но некоторые его воспоминания уже потускнели. Но то, что я получила от Коша… становится только сильнее. ГʼКар заставил себя посмотреть на экран. — Ты винишь его за то, что с тобой случилось? В худшем случае Кош был замешан в этом с самого начала. Или, по крайней мере, он знал об этом. Как бы там ни было, он был виноват. — Не знаю, — сказала Лита. — Не знаю, винила ли я его. Я… любила его. Наверное, удивление ГʼКара отразилось на его лице, и Лита ответила ему слабой виноватой улыбкой. На ее лице это выглядело странно неуместно, как плохо подогнанная одежда. — А ты любил кого-нибудь, ГʼКар? — Ну же, — он тоже изобразил улыбку. — Ни для кого не секрет, что в прошлом я наслаждался обществом множества женщин, но… — Я это знаю, — перебила его она, — но я спрашивала о любви. — Лита, — начал он, но потом недоверчиво качнул головой. — Ты что, серьезно? Ты никогда ничего не улавливала в моих мыслях? Даже случайно? — Я держу обещание, — ровным голосом ответила она. — Если только… ты сам не разрешишь. Ему надо было сказать «нет». Сказать что угодно, лишь бы не допустить это безумие, и все же он не стал противиться. Скорее даже хотел этого. И Лита, конечно, не упустила свой шанс. — О, — сказала она, поджав губы, продолжая сканирование, а потом снова охнула, когда он показал ей именно то, что ей так хотелось узнать. По его телу пробежала дрожь, и ощущение потери заставило его пошатнуться сильнее, чем от алкогольного опьянения. — Его народ изо всех сил старался уничтожить мой, — ГʼКар отбросил бутылку, скривив губы от приторности, которая все еще осталась на языке. — И он сам, как выяснилось, внес в это немалый вклад во время войны Теней. — Ты винишь его за это? — мягко спросила Лита. — Очень, — выдохнул ГʼКар. — Но еще больше я скучаю по нему. Он не сомневался, что она поняла его.

***

Радость от открытий некоторое время вдохновляла их. Большинство планет, попадавшихся им, были необитаемыми, но каждый раз хотя бы на одной обнаруживалась жизнь. Разумная жизнь была редкостью, не говоря уж о развитых технологиях, так что когда ГʼКар снова оказался на твердой земле — не на палубе корабля или станции, а на обычной мощеной дороге, ведущей к городу, — то почувствовал чуть ли не ликование. Как раз по такой дороге они сейчас и шли, но на сей раз к ликованию примешивалось волнение от встречи с чем-то новым и опасным. Это заставляло ГʼКара чувствовать себя невероятно живым. — Итак. По каким-то причинам он не мог перестать улыбаться. — Пожалуйста, покажи еще раз. На что мы теперь похожи? Глаза Литы на мгновение слегка расширились. Посмотрев вниз, он увидел, что его руки и тело покрыты серым мехом. Его обычная одежда исчезла, сменившись чем-то длинным и развевающимся, окаймленным раскрашенными перьями. А сама Лита стала темно-голубого цвета. Она улыбнулась ему в ответ, обнажив полный рот острых зубов. — Ну? — Я впечатлен. Он разглядывал свой пушистый кулак и покачал головой, забавляясь. Благодаря тому, что Лита умела создавать проекции, он мог видеть, какими они были для мохнатых и клыкастых местных жителей. И Лита была достаточно искусной, чтобы переключать восприятие ГʼКара между иллюзией и истинным обликом, в то время как окружающие видели только иллюзию. — Хотя, — и он посмотрел на нее, поддразнивая, — я бы предпочел облик без перьев. Они не совсем в моем стиле. — О, но ведь перья сейчас самый писк моды, — усмехнулась Лита, а потом посерьезнела. ГʼКар моргнул, чтобы прояснить зрение, и они снова увидели себя в обычном облике. — Не знаю, ГʼКар. Она потеребила край своей туники. — Я все еще в этом не уверена. Эти люди… Они никогда в жизни не видели инопланетян. Если я потеряю контроль… — Тогда ты должна сосредоточиться на том, чтобы его удерживать, — просто ответил ГʼКар. И другого способа он не видел. Лита могла достичь многого, тренируясь в уединении. Но рано или поздно надо было применить ее знания на практике. Обитатели этого мира выглядели мирными и неагрессивными, так когда еще представится более удобный случай? — Я верю в тебя, Лита. Со временем, уверен, тебе будет так же легко удерживать этот блок, как моргать. А сейчас тебе просто надо довериться своим инстинктам. Лита неуверенно пожала плечами. — Возможно, ты прав. Они пересекли границу города. Разница между ним и деревенским пейзажем была резкой, как будто провели линию: никаких садов, никаких домов или ферм. Только город возвышался вокруг них, только извилистые и гладкие стены. — Я все еще не могу избавиться от ощущения, что нам здесь не рады. На мгновение ГʼКар хотел с ней поспорить. Никто из местных жителей не смотрел на них, пока они шли мимо. Лишь двое кивнули в знак приветствия, и все. Никто не бросал на них странных или подозрительных взглядов. Для выполнения их задачи план Литы подходил идеально, но все же он видел, как на ее лице растет напряжение. Он уже был готов снова успокоить ее, как произошло это. Кто-то налетел на них сзади, и на мгновение — всего лишь на мгновение, — Лита ослабила блок. ГʼКар мог точно сказать, когда именно исчезла иллюзия, потому что в этот же самый миг все пушистые головы в его поле зрения повернулись к Лите. На долгий, неестественно долгий миг все застыли на месте. А потом развергся настоящий ад. Кто-то вскрикнул, издав пронзительный вопль ужаса, и вдруг все мужчины, женщины и дети на улице ринулись прочь. Большинство просто метались в панике, некоторые тащили изумленных детей. Но несколько жителей направились к ним, двигаясь пугающе быстро. ГʼКар повернулся, чтобы предупредить Литу, но тут какой-то тяжелый и тупой предмет ударил его по голове, и он рухнул на тротуар. Смутно видел, что Литу схватили за руки, заставив упасть на колени, а потом… Ничего. Первое, что он услышал, когда очнулся — чье-то тяжелое дыхание. ГʼКар сел, держась за затылок, а потом осознал, что это был не просто первый звук, который он услышал. Это было все, что он слышал. — Лита? Он зажмурился, пытаясь справиться с дикой болью в голове. — Что случилось? Где… — Вот кто я такая, — монотонно сказала она, но в ее голосе проскользнул холодный темный гнев. — Вот во что они меня превратили. И вот что случается, когда я доверяюсь своим инстинктам. Вокруг них, широко распахнув глаза, лежали инопланетяне: молчаливые, как сломанные игрушки.

***

После этого время уже не казалось им роскошью. Вместо этого ГʼКар стал чувствовать, что оно нависает над ними, подобно гигантским песочным часам, отсчитывающим секунды до решения, которое должно быть неминуемо принято. Они не могли вечно путешествовать в этой пустоте. И течения уже несли их в необратимом направлении. Даже если бы он ничего не предпринимал, рано или поздно наступит тот момент, когда эта плотина прорвется. ГʼКар осознал, насколько близок этот момент, в ночь, когда ему приснился сон о смерти. Конечно это случалось уже не в первый раз. Сон был давно ему знаком, он видел его слишком часто после того, как позаимствовал из мыслей его владельца. Но то было давно. Этой ночью сон снова вернулся, такой же, как всегда: он видел себя искалеченным стариком, пропахшим сыростью и плесенью от тюремных камер, вцепившимся в горло, облаченное в кружева, в то время как руки в перчатках сомкнулись на его собственной шее. ГʼКар проснулся, удивленный из-за того, что не ощущал ни страха, ни гнева. Вместо этого он чувствовал… пустоту. Как будто что-то было утеряно и позабыто много лет назад. Но, с другой стороны, возможно, чувство утраты ожидало его впереди. Это побудило его покинуть каюту и отправиться на поиски единственной компании, которая у него была. Сначала он осторожно постучал в дверь каюты Литы, потом постучал чуть сильнее. Ответа не было. Разумнее всего было уйти, но что-то… — какой-то порыв, которому он, даже осознав, не мог дать определения, — заставило его нажать на ручку и войти. Комната была погружена в полумрак. Лита выглядела спящей, но поза ее была странной: она вытянулась поверх одеяла, сложив руки на груди. ГʼКар в смятении смотрел на нее, пока вдруг не осознал, что она вообще не спит. Потому что люди не могут спать, содрогаясь всем телом. С бьющимся сердцем, он ринулся к ее постели. В руках у Литы было что-то угловатое и металлическое, и он выхватил это без раздумий. И почувствовал щелчок даже через перчатки, достаточно сильный и неожиданный, чтобы заставить его, ахнув, выронить предмет на ковер. Это был шокер, который обычно применялся для отпугивания диких животных. ГʼКар смутно припоминал, что купил его, когда им однажды понадобилось избавиться от плотоядных грызунов. Потом они никогда им не пользовались. Точнее, он так считал. Из постели раздался тихий стон. Лита села, медленно выпрямляясь, похожая на распускающийся цветок. «Как темный, ужасный и прекрасный цветок», — подумал ГʼКар. — Лита, — он безуспешно пытался скрыть волнение в своем голосе. — Что ты… — Тренируюсь. Рука Литы все еще судорожно сжималась в спазме, и она сердито заставила ее замереть, будто прихлопнув насекомое. — Я училась блокировать боль. Если я хочу одолеть Пси-Корпус, то должна уметь это делать. Они могут обратить любую слабость против меня. Вот оно что. ГʼКар знал, что этот момент близится, несмотря на все попытки его отложить. И что еще он мог сказать, чтобы ее отговорить? Нет, не от войны против Корпуса, потому что он никогда не сомневался, что она будет воевать с ним. Но от потери ее души в попытке это сделать. Впервые ему пришлось подыскивать слова. — Лита, не думаю, что мое восприятие боли превосходит твое. Но знаю, что боль — это часть того, что делает нас такими, какие мы есть. У меня в жизни было лишь несколько откровений, и все они были результатом боли, а не радости. Так что желание подавить ее… Взглянув на ее лицо, он замолчал. — У меня были такие откровения, ГʼКар. Поверь мне. Но я их больше не ищу. Лита свесила ноги с кровати, покачнувшись. А потом вздохнула — так вздыхает взрослый, пытаясь что-то объяснить ребенку. — Весь смысл существования телепата, вся его сущность — это возможность делиться переживаниями. Радостью или болью. Но я теперь одна. И нет рядом никого, кто смог бы разделить мою боль, и никогда не будет. Так скажи, зачем мне ее сдерживать? У него не было ни малейшего повода для возмущения, но все же это его задело. — То, что я не могу почувствовать твою боль, вовсе не означает, что мне на это наплевать. Или что мне не хочется помочь тебе справиться с нею. ГʼКар наклонился, пытаясь встретиться с ее глазами. Она была красива, подумал он. Возможно, не настолько, чтобы он мог пожелать ее, но этого было достаточно, чтобы почувствовать, что он уже потерял ее. Он не был уверен, что сможет смириться с этим. — Просто это… не то же самое, ГʼКар, прости. Лита сложила сжатые руки на коленях. — Знаешь, до недавнего времени я не знала, что такое одиночество. Ну, не такое, какое обычно бывает. Когда вокруг вообще нет ни одного разума, никаких голосов… только твой. Должна признаться, это часто было для меня искушением. — Понимаю. ГʼКар кашлянул, почувствовав, что горло внезапно пересохло. И снова на него нахлынуло это желание оказаться рядом с ней. Он не был уверен, зачем, или было ли это мудро. На самом деле наверняка нет. Все, чего ему хотелось — это убрать волосы с ее лба, а потом провести пальцем по коже, скрытой под ними. — И ты тоже одинок, — сказала Лита, как будто осознав это только сейчас. — Я привык к уединению. Шелковые простыни, шелковые кружева, звонкий переливистый смех… нет, нет. Это было в другой жизни, не в этой. Глаза Литы расширились на мгновение, возможно, потому что она сняла часть блока. В них появился странный блеск, напомнивший ему об их давней дискуссии о любви. И это весьма походило на вызов. — К уединению какого рода? — Я привык заниматься сексом, чтобы забыться. Это вызов или исповедь? ГʼКар выбросил эту мысль из головы. — Но в последнее время осознал, что слишком привязался к прошлому. И не испытываю особого желания его забыть. — А как насчет того… чтобы вспомнить? — хрипло, но твердо сказала Лита. Он потом не мог вспомнить, кто начал первым. Только то, что она была теплой, гневной, полной жажды и грусти, и он чуть не утонул в потоке ее воспоминаний, который обрушился на него, заставив пошатнуться: Кош, Байрон, Бестер, еще и еще, больше, чаще, сейчас. Было странно чувствовать прикосновение ее разума к своему, но в то же время поразительно знакомо. Вот это воспоминание, о том, как открываются чужие мысли, было по-прежнему ярким и живым. Он погрузился в него, потому что это было все, что он сейчас имел: боль снова стала якорем, и он почти ощутил себя прежним ГʼКаром, вонзающимся в теплые человеческие бедра и поймавшим, наконец, собственные воспоминания. Он обрушил их на нее с возрастающей страстью: Мэриел, которая использовала его, как и он ее; НаʼТот, с которой он никогда не спал, но которую осмелился пожелать в момент слабости; Моллари, и все, что они делили между собой, никогда не осмеливаясь говорить об этом вслух, опасаясь, что слова все испортят… Столько женщин, столько ночей… Он не мог сказать, кто из них кончил первым, но, когда это произошло, его переполняли воспоминания. — Спасибо, — прошептал он. Или они оба прошептали, все еще находясь в этой странной реальности переплетенных сознаний, которая уже отступала, подобно волне. — Этого недостаточно, — сказала Лита, явно не имея в виду секс с ним, или их совместное путешествие, или откровения прошлого. Возможно, она говорила обо всем сразу. — Я знаю, — ответил ГʼКар. Он не сказал, что ему тоже этого было недостаточно.

***

Они попрощались в красном сиянии Марса. Сверху эта планета напоминала Нарн: более раннюю его версию, еще не обремененную историей. Но с посадочной площадки возле резиденции Гарибальди она выглядела для ГʼКара такой же чужой, как и другие миры, в которых он бывал. — Ты приняла правильное решение, — он провел рукой по потертому борту корабля. — Мистер Гарибальди хороший человек. По крайней мере, тот Гарибальди, которого я знал, а он, вроде бы, не особо изменился. Если он что-то тебе обещал, значит, сдержит слово. И нет нужды… как вы говорите? Держать что-то над его головой, как рычаг. Лита присоединилась к нему на посадочной площадке, глядя на корабль так пристально, будто желала запечатлеть его в памяти. — Нет. Нет, в этом нет необходимости, — она поправила прядь волос, убрав ее за ухо. — Знаешь, убрать этот мыслеблок было слишком легко. Зная Бестера, я ожидала большей возни. — Тебя это разочаровало, — заметил ГʼКар утвердительно. — Да нет, не особо. Лита расправила плечи, будто стряхивая что-то. — В любом случае приятно одержать верх над этим ублюдком. И тут ГʼКар снова почувствовал это непреодолимое желание защитить ее, не дать ей уйти. Это было глупо и неуместно, и Лита даже могла принять это за оскорбление. Но он не мог сдержаться. И умоляюще вытянул руки. — Лита, я должен еще раз попробовать тебя отговорить. Признаю, что, возможно, открытое противостояние необходимо, но подумай… — Мы уже это обсуждали, — она его перебила почти мягко. — Я была создана для этого ГʼКар. И это то, что я должна сделать. — Ни один путь не предопределен. — И это говорит тот, кто раз сто видел во сне, как убивает Моллари, и верит в это. Ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы справиться с горькой правдой в ее словах. — Я приму эту судьбу, если и когда она меня настигнет. Но не собираюсь искать или призывать ее. — Зато я собираюсь искать свою. И он почувствовал по ее голосу, что она желает этого всем сердцем. Не только как последнее средство, хотя и это тоже, но и потому что она хотела для себя. Что ж, хоть какой-то прогресс. — Я могу уничтожить Пси-Корпус. И мы оба знаем, что мне никогда не вернуться к обычной жизни. Но я могу дать шанс на эту жизнь моим людям. Я думала, что ты это понимаешь. — Но есть и другие способы, кроме войны. «Кроме смерти», — подумал он, но не стал этого говорить. Они оба знали о цене. — Да, — просто ответила она. — Но не для меня. Они попрощались возле корабля. Лита дошла до трапа, держа его под локоть. Из всех слов во вселенной, под конец не нашлось ни одного подходящего. Она не стала благодарить его за то, что он вернул ей веру. Он не сказал спасибо за подрыв основ веры собственной. По большому счету, они были квиты. По крайней мере, так полагал ГʼКар.