Сердце в руках

В квартире номер двадцать два по Свеаборгской улице несмотря на ранний час слышался весёлый смех, который безуспешно пытались приглушить пластиковые окна. Во дворе звонко лаяла собака, радуясь начавшемуся дождю, её сонный хозяин кутался в куртку, смачно зевая. Жительница двадцать первой квартиры, прислонив к стене гранённый стакан, оставшийся ещё со славных времён застоя, прислушивалась к творящемуся у соседей «разврату». Будучи уже не «молодой девочкой» и пройдя тернистый карьерный путь по партийной линии, Мария Степановна Карпова считала себя достаточно осведомлённой, чтобы сделать вывод о творящемся у соседей непотребстве. Предвкушая как ближе к обеду позвонит своей подруге (а раньше Елизавета Фроловна не просыпалась даже до своего выхода на пенсию) и расскажет о развратном облике современных врачей, вспомнив свою покойную сестру, которая "была врачом от Бога" и по уверениям Марии Степановны могла исцелять одним только валидолом любую болячку от банальной простуды до саркомы, женщина хмурилась, стараясь расслышать как можно чётче каждый шорох в чужой квартире. Кардиолог, по мнению обеих подруг, из "Настьки" был, «честно признаться и только между нами» отвратительным, потому как Анастасия Александровна вместо того чтобы немедля поставить старой, больной женщине диагноз, велела лечь в больницу и провести совершенно ненужное, зато, наверняка, дорогостоящее обследование сердца. Получив же результаты, врач долго о чём-то долго переговаривалась с эндокринологом из соседнего отделения. В общем вела себя крайне подозрительно. К тому же при выписке из больницы выписала три или четыре наименования препаратов и прописала соблюдать какую-то совершенно жуткую диету. Придя в аптеку и встретив там бывшую коллегу и обсудив с ней прописанное лечение, которые общим мнением тут же было признано неэффективным и даже опасным – одни побочные действия занимали двенадцать с половиной строк аннотации. К чести Марии Степановны надо сказать, что она действительно попыталась придерживаться питания, что прописала ей соседка. Но, прожив без любимых оладушек со сметаной на завтрак неделю, почтенная женщина впала в такое унылое расположение духа, что доблестная и верная подруга, Елизавета Фроловна, едва спасла болезную от подступающей депрессии большим шоколадным тортом. И вот сейчас "беспутная девка", которую явно Бог наказал переломом, вместо того чтобы одуматься и понять, что нет ей счастья без Васечки – сорокалетнего журналиста, работающего отчего-то слесарем в автомастерской, а по совместительству сына Марии Степановны, веселилась в компании гробовщика. А кем вы еще прикажете называть этого Матвея? Всеми днями и ночами сидит в своём могильнике в окружении трупов, непременно хлещет водку и наверняка курит, а не приведи Господь ещё и тела вместо пепельницы использует. Мракобесие, да и только! А татуировку его видели на предплечье? Бандит, как пить дать бандит! Марию Степановну всегда в холод бросало, стоило ей повстречаться с патологоанатомом на лестничной клетке, к счастью это случалось не часто в последнее время. Сперва пожилая женщина даже возрадовалась – неужели Настя одумалась и поняла, что не пристало приличной женщине подобных мужчин в дом приводить. Мария Степановна даже как-то смягчилась к молодому специалисту, стала зазывать в гости по субботам и подкармливать врача пирогами. Вот только как-то под Новый Год у бедной женщины прихватило сердце в полдвенадцатого ночи (старческая бессонница проклятущая виновата, всё сердце о Васеньке изболелось – как он там с женой-фурией?). Чтобы лишний раз не гонять скорую помощь, Мария Степановна решила заглянуть к Анастасии Александровне, так сказать по-соседски. Анастасия Александровна открыла не сразу чем уже насторожила бдительную соседку. Когда же дверь наконец открылась, взгляду Марии Степановны открылась вопиющая по своей бесстыдности картина: растрёпанная Анастасия Александровна в критически коротком платье вызывающе красного цвета (как раз в цвет китайского символа года), которое явно было уже расстёгнуто, а потому топорщилось в груди, поверх этого безобразия была небрежно накинута мужская белая рубашка. - Вы что-то хотели, Мария Степановна? – спросила врач, сразу как-то распрямившись и посерьёзнев. Хорошо зная свою соседку и её заболевание, женщина торопливо окинула пенсионерку оценивающим взглядом и не смогла сдержать короткой облегчённой улыбки. Посинения носогубного треугольника, отдышки или, что куда страшнее, асимметрии лица не наблюдалось. Значит обычный приступ классической старческой проблемы – дефицита внимания. - Да вот сердце что-то побаливает, – виновато улыбнулась Мария Степановна, вытянув шею на сколько позволял небольшой рост, пенсионерка постаралась заглянуть в комнату, дверь в которую была приоткрыта. Телевизор показывал какую-то явно развлекательную предновогоднюю программу, кажется концерт. – Да и у тебя телевизор так громко работает, что спать совсем невозможно. Убавь, будь добра. Да и сама давай ложись – время-то позднее. - Хорошо, я убавлю телевизор. Зайдёте? Я Вам давление померю? – Анастасия Александровна посторонилась, открыв более полный обзор на свою квартиру. Мимо приоткрытой двери комнаты прошёл полуголый мужчина, в котором Мария Степановна с ужасом узнала Матвея. Лицо соседки тут же изменилось, поджав губы, отчего рот окружила сеточка морщин, старуха нахмурилась, став подозрительно похожа на старого подслеповатого бульдога. Не смотря на своё не слишком хорошее зрение, она прекрасно рассмотрела припозднившегося, с позволения сказать, гостя соседки. - Нет, не буду тебя отвлекать, Настенька, – сладким голосом протянула соседка, вот только взгляд, которым она одарила врача, был полон такого омерзения, что Анастасия Александровна невольно поёжилась, но тут же вскинула подбородок, поняв, чем вызвано недовольство. – Я лучше скорую вызову. Одарив напоследок «падшую женщину» ещё одним уничижительным взглядом, Мария Степановна вернулась к себе, негодующе жуя губами. С тех пор соседку «на чай» она уже не приглашала, а при встречи каждый раз испепеляла взглядом. Но оставим размышления о прошлом историкам и романтикам, а потому вернёмся к настоящему, которое, так же давало богатую пищу для пересудов за спиной Анастасии Александровны. Едва упокоившись после внезапной истерики, Анастасия Александровна почувствовала себя несколько лучше, будто бы начавшийся дождь смыл часть того гнетущего чувства. Матвей невольно улыбнулся, взглянув на давнюю подругу. Шмыгнув покрасневшим носом, кардиолог легонько толкнула коллегу в плечо кулаком. - Смешно ему! – надулась женщина, хотя при одном лишь взгляде на друга ей хотелось расплыться в ответной улыбке. – Между прочим непрофессионально смеяться над больными людьми. - Это ты-то больная? – ухмыльнулся мужчина, помогая подруге подняться, не повредив и без того пострадавшую ногу. – Разве что на голову, но это уже давно, а потому не лечится. - Шутить изволите, Матвей Сергеевич? – хмыкнула хирург, впрочем, ничуть не обижаясь на друга. Спать уже не хотелось, а вот есть хотелось обоим, поэтому оставив «раненную героиню» мужчина отправился на кухню вместе с продуктовыми пакетами. Анастасия Александровна, оставшись в комнате одна, невольно поёжилась, вспомнив о недавней истерике. Добравшись при помощи костыля до телевизора и сев возле него на пол, женщина принялась выбирать фильм, обсуждая каждый вытащенный диск с другом. После недолгих, но жарких споров, была выбрана французская комедия о кризисе среднего возраста. Анастасия Александровна сдалась на волю «всё знающего и всё умеющего» патологоанатома и милостиво разрешила накормить себя рыбными палочками и жаренной картошкой. Утро, несмотря на мрачную погоду, обещало быть хорошим. Разговор шёл как-то сам собой, перемежаясь смехом и сугубо профессиональными шутками. Картошка уже где-то к середине фильма была отчасти рассыпана по полу, вилки позабыты, а потому взрослые, серьёзные люди, имеющие почётное звание медиков, ели руками. По поводу этой вопиющей антисанитарии Матвей высказался весьма философски, заявив, что после того как они в бытность свою студентами повторяли анатомию в компании бутербродов – бояться им нечего. Ближе к концу фильма, телефон Матвея издал пронзительный залихватский свист, возвещая о полученном на электронную почту письме. Анастасия Александровна грозно посмотрела на друга, но осеклась. Лицо Матвея всё больше вытягивалось по мере прочтения сообщения. Мужчина несколько раз недоумённо хмурился и нервно улыбался. - Да что там такое? – нетерпеливо подалась вперёд. – Матвей. Матвей Сергеевич! - Насть, скажи, что у меня галлюцинации на фоне испорченной рыбы, - всё ещё удивлённо моргая, протянул подруге телефон. Анастасия Александровна жадно схватила аппарат и принялась за чтение электронного сообщения. С каждой новой прочитанной строкой лицо её менялось, приближаясь к выражению крайней степени недоверия и удивления. - О каком переводе идёт речь? – вскинула голову хирург. – Ты же не переводчик. - Ну… ты же знаешь, что я изучал немецкий, – пожал плечами Матвей, как-то растеряно улыбаясь. – Вот я года два назад и занялся «частной практикой». - Точно, ты же ездил в Германию по обмену, – вспомнила Анастасия Александровна и вновь обратила взгляд к телефону друга. – Ты был лучшим на курсе. А о каком переводе идёт речь? Я что-то не совсем поняла. Давай по порядку. Тебя приглашает какой-то стареющий бюргер для перевода либретто – это ведь текст музыкальной постановки, да? - Ага, – Матвей кивнул, недоверчиво глядя на собственный телефон. – Думаешь утка? - Не знаю, странно это. И фамилия у него как по Булгакову, – хмыкнула хирург, но чем дольше она смотрела на письмо, тем более убедительным оно ей казалось. Потомок Гёте, ставит произведение своего именитого предка в разных странах и зарабатывает на этом деньги, что в этом необычного? Вот же указание на то, что мюзикл по «Фаусту» с успехом прошёл в Берлине, Лондоне и недавно поставлен на Бродвее. Теперь же он и продюсерская группа желают поставить произведение здесь, в Петербурге, чтобы «ощутить отклик» и понять «таинственную русскую душу». Тоже весьма логично. - Насть, а где у тебя компьютер? – вдруг спросил Матвей, неожиданно оживившись. - В комнате, где же ещё? Возле кровати, – недоуменно ответила Анастасия, хмурясь. Патологоанатом поспешил в спальню подруги, вернувшись с потрёпанным временем и не слишком заботливой хозяйкой ноутбуком в руках, тяжело упал обратно на диван, потеснив подругу. Экран сонно моргал, загораясь. Матвей нервно барабанил по чувствительной панели. - Матвей, чего ты хочешь? – наконец, не выдержала женщина. - Мне интересно, что мне предстоит переводить, – как само собой разумеющееся ответил мужчина, быстро стуча по клавишам. - То есть отрицательный ответ ты уже не рассматриваешь? – усмехнулась Анастасия Александровна, впрочем, довольная решением друга. Отрывки мюзикла, о котором шла речь в электронном письме, с лёгкостью нашлись. Представление и правда завораживало, актёры были красивые и весьма умелые, хотя Анастасия Александровна не понимала ни слова по-немецки, зато Матвей выглядел удовлетворённым. Постановка, хоть и в своем сильно укороченном варианте, произвела на него приятное впечатление. Матвей Сергеевич согласился переводить, хотя и понимал, что либретто – это отнюдь не научные статьи, к которым привык. Отправив ответ электронным письмом, Матвей устроил подруге короткий пересказ идеи, не до конца осознавая, чем его так затронула зарубежная постановка.