Неудачный сюрприз

Лететь в Новогоднюю ночь на Лысую гору — дело совершенно глупое и почти что безнадёжное, но Таня такими мелочами обычно никогда не заморачивалась. Раз обещала — значит, надо выполнять. Баб-Ягун заледеневшим сугробом мельтешил где-то впереди в неудачных попытках усмирить свой пылесос, бак которого он в очередной раз забил какими-то запрещёнными и явно несовместимыми компонентами. Собственно, именно с Ягуном Таня обещала слетать на Лысую гору: то ли купить подарок Катьке, то ли шаль Ягге, то ли новый пылесос самому Ягунчику — точно она не услышала и, не подумав, согласилась. Как известно, «не подумал» — самая катастрофическая проблема большинства магов, вот и теперь Таня, уже не чувствовавшая пальцев рук, лишь удивлялась, как ещё умудряется удерживать контрабас в полёте. Через час, когда наконец-то показалась чуть занесённая снегом заплешина Лысой горы, Таня разве что не закричала от радости (да и не закричала лишь потому, что губы не шевелились). Чудом успев подхватить контрабас в нескольких сантиметрах от обледеневшей земли, она обречённо вздохнула: до ближайшей гостиницы ещё тащиться и тащиться. — Отличный полёт, а? — жизнерадостно завопил Ягун, блестя носом, смазанным барсучьим жиром. — Когда-нибудь я всё же оставлю твою бабушку без внука, — пригрозила Таня, но скорее для порядка, чтоб не задавался слишком. Ягун скромно промолчал, то ли потому, что небезосновательно подозревал, что Таня действительно на это способна, то ли потому, что после стольких лет с Катькой стал лучше понимать женщин. Хотя, возможно, после длительного полёта, ему попросту было лень. — Ну, и какая гостиница наша? — спросила Таня, когда они добрели до центральной улицы Лысой горы. — Эээ, — протянул Ягун и вытянул губы трубочкой. — Татияна! Только посмейте сейчас сказать мне, что вы не догадались заказать номер на троих: меня, тебя и моего пылесоса! — громко произнёс он и втянул голову в плечи. — Не смешно, Ягун, — огрызнулась Таня, чувствуя, как джинсы начали подтаивать и противно прилипать к телу. — Дык я и не шучу. Слушай! У нас есть уникальная возможность провести ночь на улицах Лысой Горы! Я даже могу провести экскурсию: дорогие продрыглики, посмотрите направо, в пекарне «Ухо Ван Гога» вам предложат самые вкусные запечённые пальчики во всём магомире. Гляньте налево, не пропустите! Это же тот самый подвал, в который так любили захаживать Есенин и Маяковский! По большому-пребольшому секретику: поговаривают, что шарфик, в котором трагически задохнулась некая Дункан, найден именно здесь… — Угу, а теперь обернись, мой сладенький, за нами как раз заходит солнышко, и скоро нам представится отличный шанс познакомиться с упырями. А там уже и Блока, и Пушкина встретим, — сладко пропела Таня, судорожно соображая, что делать. Самым оптимальным было бы пойти к Гробыне и Гуне, но именно в этот Новый Год парочка решила умотать на Гавайи. Бродить в потёмках по Лысой горе мало того, что малоприятно, так ещё и опасно. — Какая же ты свинья, Ягун, — пробурчала Таня, уже представляя, как отпразднует Новый год, отбиваясь от мертвяков. Ещё повезёт, если это будет происходить под ёлкой. — Не паникуй, сейчас что-нибудь придумаем! Во, вспомнил! Бабуся говорила мне об одном ресторанчике — в него можно пойти. Она сказала, что это единственное место на Лысой Горе, где можно не бояться получить отравленный дротик в шею. Таня непроизвольно поёжилась и втянула голову в плечи, видно, надеясь, что так в шею ей точно ничто не прилетит. Ягун разве что не подпрыгнул от удовольствия и, радостно что-то тараторя, повёл Таню извилистыми закоулками. На мгновение она даже удивилась, откуда Ягун так хорошо знает дорогу, если бабуся только рассказывала о ресторанчике, но говорить было настолько лень, что она решила не задавать вопросов. Через четверть часа Ягун, наконец, замолчал и остановился. Перевёл дух и как-то неуверенно-гордо возвестил: — А вот и оно! Таня скептически осмотрела мрачноватое здание, ничем не выделяющееся на фоне остальных. Ягге она, конечно, доверяла, но вкусы бывшей богини иногда удивляли и многое повидавшую Таню. — Надеюсь, нам не придётся отдать руку или ногу за возможность войти? — хмуро спросила Таня. — Обижаешь! Только… — Что?! — Только придётся оставить здесь плохое настроение! Бабуся говорила, что в этом заведении необходимо веселиться! В ином случае… хм… уверена, что хочешь услышать? — и, не дожидаясь, Ягун продолжил: — Ну, ты тогда вряд ли ещё сможешь улыбаться, нечем будет. — Спасибо, что предупредил, — иронично протянула Таня. — Дай мне пару секунд и бутылку вина, чтобы улучшить настроение, и я вся твоя. Баб-Ягун как-то загадочно улыбнулся и перехватил пылесос другой рукой. Провести ночь на улице она категорически не желала, да и Таня всё же надеялась, что про хорошее настроение Ягун пошутил. Она ещё раз окинула взглядом дом: беды ничто не предвещало. Единственное, что удивляло: полное отсутствие всяких следов на снегу, но Таня списала это на недавно начавшийся снегопад, который с каждой минутой всё больше накрывал Лысую гору. — Идём уже. — Как скажете, мадемуазель, ваше слово — закон! Таня что-то неразборчиво пробурчала и первая зашла в сугроб, который намело перед домом, в очередной раз доказывая, что слабый пол всё же самый сильный. Входная дверь оказалась заперта. — Ягу-у-ун! — простонала Таня, уже нарисовавшая в голове ужасы ночного похода по Лысой горе в поисках хоть одного открытого и более-менее нормального заведения. — Всё в порядке, я сейчас, — просипел Баб-Ягун и, оттеснив Таню плечом, зазвенел замком. — Что ты делаешь? — Ну… эээ… это ресторанчик для избранных, так сказать. Ты же Гроттер — не мог же я привести дочь гениального Леопольда Гроттера и внучку очешуительно-прекрасного Феофила Гроттера в какую-то забегаловку? Нет, не мог! Проходи, не стесняйся. Ну, вот я и пораскинул мозгами — и почему бабуся говорит, что у меня их нет? — и нашёл это потрясающее место. На всякий случай, конечно, — быстро спохватился Ягун. — Ты же говорил, что про это место тебе сказала Ягге? — недоверчиво спросила Таня. — Эээ, правда? И что я только не говорил, ты меня больше слушай! Бабуся вообще вон считает, что у меня язык без костей. Естественно, без костей — у неё будто с костями! — и Ягун, крякнув, как-то смущённо замолчал. Усталая и буквально разваливающаяся на части Таня не решилась задавать больше вопросов. Ягун явно что-то задумал, но что — ей лень было разбираться. Она прошла в просторную залу, в центре которой стояла большая — до самого потолка — ёлка, украшенная настолько нелепо, что Таня, не подумав, спросила: — Можно подумать, что ты сам развешивал на ней дождик и яблоки. У Ягуна так запунцовели уши, что Таня ойкнула. — Неужели действительно сам?! — Кхм, да, было дело на днях на Лысой горе, вот залетел по пути, ёлочку притащил. Мне кажется, во мне не вовремя почил дизайнер, как думаешь? Таня глубоко вздохнула и пробормотала заклинание для сушки одежды, с облегчением почувствовав тепло. Влажный контрабас обижено загудел из футляра. — Ягун, зачем мы сюда прилетели? — Отмечать Новый год. — В смысле? — не поняла Таня. — В прямом. Через пару часов прозвенят колокола, чихнёт черепаха, три слона протрубят в хоботы и — вуаля! — Новый 20** наступит нам на пятки! — Так, — тупо протянула Таня. Мысли в голове всё ещё не желали оттаивать и кусками льда медленно ворочались в голове. — А где остальные? — Э-эм. А остальных не будет. Романтика, все дела. Баб-Ягун что-то ещё радостно болтал, но Таня его уже не слышала. Одни в Новогоднюю ночь на Лысой горе. Таня ещё раз повторила это про себя: одни-в-Новогоднюю-ночь-на-Лысой-горе. Легче от этого почему-то не стало. А как же Лоткова? А Ванька? На языке крутился миллион вопросов, задать которые Таня никак не могла решиться. Что могло значить это путешествие? Почему Ягун не сказал об этом раньше, а придумал какие-то нелепые отговорки о подарках и ресторанчике от Ягге? Таня прошлась вокруг ёлки. С другой стороны стоял маленький круглый столик, заставленный бокалами и тарелками. Неужели Ягун, спустя столько лет дружбы, решил… Тане даже про себя страшно было произнести это слово. Ягун её любит? Мысль, первое мгновение казавшаяся совершенно невозможной и почти страшной, внезапно начала приобретать всё более вещественные контуры. Таня вспомнила, сколько раз Ягун ей помогал, сколько раз выручал из всевозможных переделок, сколько часов провёл рядом, успокаивая и подбадривая. Таня подумала о Ваньке, которого не видела более полугода. Он обещал прилететь на Новогоднюю ночь, но в последний момент отказался, сославшись на внезапную болезнь жеребёнка. Он в очередной раз променял её, Таню, на больное животное. Почему-то сейчас от этого стало так обидно, что Таня чуть не расплакалась. Если он уже сейчас так легко отказывается от встречи с ней, то что будет через пару лет? А через десять? Таня звякнула вилкой о край бокала. На столе тут же появилась бутылка шампанского и маленькие сладкие корзиночки с фруктами. — Ничего себе, выглядит превосходно, — сказала Таня, почувствовав, как рот наполняется слюной. — Ну так! И пусть теперь хоть одна свинья назовёт меня не романтичным! Я полон романтики и сантиментов, как земной шар полон воды! Таня улыбнулась и подумала о Бейбарсове. Он сейчас, наверное, сидит в костюме зайчика на маленькой кухоньке и влюблёнными глазами смотрит на Зализину. Сама Лизка тем временем подкладывает Бейсусликову котлетки и салатики и рассказывает об их дальнейшей счастливой жизни. Интересно, как у них всё сложится? Таня скучала по Глебу, хотя сама себе в этом не признавалась. Да и вообще, она бы с удовольствием продолжала с ним видеться: раз-два в полгода, томные вздохи, критические замечания, закатывание глаз и крики: «Я тебя ненавижу! Не хочу больше никогда видеть!». Ей этого не хватало. Было бы достаточно одного её слова, чтобы Глеб в мгновение ока оказался рядом, но Таня не чувствовала себя рядом с ним собой. Другое дело — Ягун. Всегда поддержит, всегда рядом, всегда такой свой. Таня в очередной раз поняла, что, будь Ягун чуть менее шумливым и беспокойным, она бы легко могла в него влюбиться. Но слишком много в нём было непоседливости и изменчивости: ни секунды на месте, ни мгновения молча. Таня ещё раз осмотрела стол, ёлку и счастливого Ягуна, который восторженно носился по зале и что-то орал. С другой стороны, она ведь умудрялась мириться с Ванькиной первостепенной любовью к животным; могла терпеть эгоизм Глеба и даже неплохо относилась к самовлюблённому Ургу из параллельного мира. Почему же тогда её должно смущать поведение Ягуна? Не должно. И не смущает. — Ягун, может, выпьем? — весело спросила Таня, впервые за столько часов чувствуя умиротворение и радость. — Сегодня весь вечер только для вас, Татьяна Леопольдовна! Ягун достал откуда-то из-под стола огромный ятаган (Таня решила, что он стащил его у Пипы) и с размаху отрубил бутылке горлышко. Горлышко, на удивление, откололось слишком уж ровно, чтобы не заподозрить использование магии. Таня засмеялась и подставила бокалы под льющуюся струю. Внезапно распахнулась входная дверь. Таня удивлённо обернулась и выронила шампанское. — Фух! Ну, наконец-то! А то я столько ерунды про романтику ещё никогда не болтал! — завопил Баб-Ягун. — А мог бы и болтать, особенно мне, — прохрипела Лоткова, сжатая в медвежьих объятиях Ягунчика. — Таня, — только и успел сказать Ванька, прежде чем прижал её к себе. Таня отстранённо подумала, что Ванька мокрый и очень холодный. — Вот так сюрприз, — просияла Катя, обходя залу. — Валялкин! Всю дорогу молчал, как партизан! Мог бы и сказать! — Сюрприз, — прошептала Таня, чувствуя смутное разочарование. Почему-то Новый год на Лысой горе только что потерял своё очарование.