О любви

Кончетта всегда любила сплетни. Даже выучила португальский язык прямо в дороге, чтобы никакие новости мимо неё не прошли. У священника училась, с местными заговаривала, проводников засыпала вопросами — так и выучила. Потому её и взяли в господский дом. Старая негритянка Виржиния, которая всем тут заправляет, сначала и слышать не хотела о помощнице. Но донна Мария настояла, что Виржинии тяжко будет одной и на кухне, и в комнатах, и с ребёнком, а уж Кончетта не подвела. Нрав у неё весёлый, да и работать привыкла хорошо, так не прошло и недели, как Виржиния растаяла, стала улыбаться и называть девочкой. Совсем как мама когда-то. До чего красивое место фазенда Араруна! Куда ни глянь, простор без конца и края, цветы повсюду, большой белый дом — таких огромных Кончетта никогда не видела. И людей таких не видела, с кожей тёмной, как морёное дерево. Их осталось мало, большинство бывших рабов ушли куда глаза глядят, как только отменили рабство. Виржиния осталась, старый Маттеу, который теперь тут вроде сторожа, и двое совсем мальчишек, которых Кончетта сразу стала путать. Разговориться со всеми ними удалось не сразу, но разве ж ей привыкать? К концу недели она уже знала всё, что могли рассказать ей люди. Вот говорят, что старый хозяин, барон, да примет Господь его душу, был сущий дьявол. Как есть дьявол, только что не с рогами и хвостом. Даже с портрета смотрит как вроде гневается, так что Кончетта в кабинет лишний раз старалась не заходить. А уж говорят про него… Столько людей убил да покалечил, что не сосчитаешь, в дочь родную стрелял, зятя хотел извести, а сына бил кнутом у столба. А если ночью прийти на место, где раньше стоял барак рабов, и встать посреди заросшего пепелища, так услышишь, как стонут все, им замученные. И страшно так, что хочется бежать, зато потом уж точно знаешь, что рассказывают люди чистую правду. А вот дочка его, донна Мария, как не в отца дочь. Добрая, улыбается всегда и никому злого слова не скажет. А красивая — как с картинки, даже в траурном платье и то красавица. Ещё и в делах понимает, как послушаешь её, когда говорит в кабинете с управляющими, так ясно, что знает, о чём говорит. Кончетта полюбила её сразу. Да и попробуй не полюби — все вокруг её называют ангелом доброты, и не зря. Есть в ней что-то такое, чего в других нет, что-то, что Господь даёт. Потому и странно, что муж от неё уехал аж в столицу провинции. Заниматься политикой, как говорит донна Кандида. А чего стоит та политика, если красавица жена и маленький сын остались дома? Вот все и решили, что муж донны Марии или слепой, или сумасшедший, раз бросил её одну. Только вслух об этом не говорят — Кончетта попробовала однажды, так Виржиния как взъелась! Доктор Родолфо то, доктор Родолфо сё, доктор Родолфо самый лучший, а если глупая — так молчи и не говори о том, на что ума не хватает. Но остальные между собой шепчутся, и те, кто в доме, и те, кто работает на плантации. Что ж за муж такой, что политика ему дороже семьи? Дон Рафаэл и тот появляется, хоть у него работы невпроворот. Дон Рафаэл — брат донны Марии, прижитый бароном от какой-то рабыни. Красивый, Кончетта глаз не могла отвести, но женат. И видно, что жену любит. Не то что муж донны Марии… И у донны Аделайде, которая приезжала вчера, тоже любящий муж, да до того любящий, что женился на ней, когда она ещё была рабыней. И отец его за это выгнал из дома, а он всё равно женился. Но с отцом помирился потом тоже, так сказал брат Жозе, монах, который приезжает на фазенду служить мессу для всех, кто тут работает. А ещё брат Жозе говорит не судить. Когда Кончетта рассказала ему, что все на фазенде заранее невзлюбили сбежавшего мужа донны Марии, он смешно поцокал языком и сказал, что это грех. А потом прочитал проповедь, и всем сказал, что рассуждать о чужих делах неправильно, а осуждать, не зная, ещё хуже. А донна Мария очень этому удивилась, только брат Жозе ничего ей объяснять не стал, замахал руками и вытащил из-под рясы телеграмму. Донна Мария прочитала её и бросилась на шею матери. И улыбка у неё была такая счастливая, что Кончетта сразу догадалась — должно быть, доктор Родолфо приезжает. Так и оказалось. Они с Виржинией весь день наводили порядок в доме, на кухню позвали ещё двух женщин, чтобы помогали. А донна Мария порхала по комнатам как птичка. Вроде и как всегда себя вела, а чувствовалась в ней какая-то особенная радость. Кончетта смотрела на неё и думала, что такого этот доктор Родолфо не заслуживает. А Виржиния, натирая в миску маниоку для печенья, разговорилась. — Уж так он её любит. Так любит. Барон, упокой его Господь, хотел нашу Сеньориту отправить в Европу, чтобы их разлучить, а доктор Родолфо не позволил. Они вместе с братом и сеньором Рафаэлом остановили поезд, на котором она ехала, забрали её и были таковы. И повенчалась она с доктором Родолфо в посёлке беглых негров. А я и не видела, как выходила замуж моя девочка… И принялась утирать слёзы полой фартука, как всегда, когда речь заходила про свадьбу донны Марии. Кончетта уже слышала всё и про поезд, и про венчание в горах, и про то, что доктор Родолфо ездил по ночам в чёрном плаще и освобождал рабов с фазенд. Но жену с сыном-то он оставил и в столицу провинции уехал. И хоть до той столицы пути меньше дня, а всё не по-людски это. Кончетта со всеми итальянцами жила на фазенде уже две недели, а мужа донны Марии до сих пор в глаза никто не видел. Не по-людски. Утром донна Мария прихорашивалась и наряжалась, сколько позволял траур. Только причёску сделала не красивую и сложную, как обычно, а заплела простую косу шёлковой лентой. И пошла в кабинет говорить с управляющими, и всё улыбалась. Ждала. А потом Кончетта наконец увидела доктора Родолфо. Примчался он на фазенду один, верхом, без вещей, с коня соскочил едва не на ходу, Маттеу только успел подхватить поводья. И взлетел на крыльцо обнимать донну Марию, а лицо у него было… — Вот как Рождество, и ангелы поют, и подарков гора, и в каждом сласти, — пыталась объяснить Кончетта, только не знала таких слов, чтобы рассказать, какой доктор Родолфо был счастливый. И как они с донной Марией целовались прямо на крыльце, что даже неприлично, а донна Кандида только отвернулась, вроде как оставила их одних. И как доктор Родолфо вёл жену под руку в дом. — Как королеву, вот крест, точно как королеву! Ну как это по-другому объяснишь? За ужином доктор Родолфо и донна Мария говорили-то о политике, а переглядывались так, будто в любви друг другу признаются. А вечером Кончетта видела, как они сидели вдвоём в беседке, и доктор Родолфо читал стихи. Она честно не подслушивала, просто идти старалась медленно и тихо, чтоб не помешать, вот и услышала немножко. Красивые слова, на португальском, потому не сразу понятные, но красивые: … потерял я рассудок, Тобой очарован, Прекрасная дева. В тумане ли? В храме? В бескрайних просторах? Не смейся! Пленён я Завязанной лентой… Но ведь и не в словах дело, а в том, как их говорить. А говорил доктор Родолфо так, что Кончетта сразу поверила, что Виржиния права, и брат Жозе прав. Любовь это, самая что ни на есть любовь, а кто судит — так те просто ничего не знают. А что она сама судила, так глупая была. Зато теперь она видела и знает, что такое настоящее счастье.