Алмаз твоих драгоценных глаз

– Ох, девочка! – причитает Мэри. – Сходила бы ты куда-нибудь, развеялась. Хорошо, хоть эти игры не сутками показывают, иначе бы ты и есть забыла. – Я не хочу. Давай лучше помогу тебе с обедом. – Да не с чем помогать, – вздыхает служанка. – Мистер Андерси обещал купить продуктов, да работа не пускает. Пойду сама. Оглядываю с ног до головы старую женщину. Больная сгорбленная и уже давно без сил, куда ей тащить тяжелую сумку. А мое затворничество дома связано не только с играми – я жду Гейла, а он никак не приходит. Не хочет, некогда, или земляника отошла. Я не видела его уже десять дней… Может, стоит сходить в Шлак. Стыдно… – Давай я все куплю. Пиши список. Полчаса, и я, одетая в длинный серый кардиган, спешу из одной лавки в другую, пробегая глазами ряды полок. Картофель, кабачок, лук, помидоры, немного мяса, мука, сыр, масло – все купила, кроме хлеба. В пекарню идти страшно, но не идти совсем тоже нельзя. Папа не сядет за стол без горбушки черного. Толкаю дверь и захожу в абсолютно пустое помещение. Нежная трель колокольчика над головой напевает приятную мелодию. Странно, что в воскресенье у Мелларков никого нет, видимо, жители двенадцатого стараются избегать родительского горя. Миссис Мелларк на удивление спокойна, улыбается и отвешивает комплименты, хотя в глазах с легкостью угадывается ледяная холодность. Ее муж растерян и несобран, часто вздыхает и переспрашивает. – Батон, буханку ржаного, три булочки с сахаром и шесть пирожных, – говорю я, сверяясь со списком, но обычно умелые руки сегодня никак не могут упаковать товар. Пекарь нервничает и рвет бумажные пакеты один за другим. – Возьмите, – наконец, мямлит он. – Мистер Мелларк, – стараюсь говорить самым добрым и ласковым голосом, – я просила положить шесть пирожных, а Вы завернули только четыре. – Ах, простите, пожалуйста, – он, краснея, докладывает недостающее лакомство и, отсчитав сдачу, отдает мне. – А теперь дали слишком много денег, – возвращаю ему несколько звенящих монет, а он колотит себя по лбу, ругая за невнимательность. Бедный, бедный отец Пита! Вряд ли он может думать о чем-то другом кроме сына. Глаза совершенно пустые, а выражение лица как у человека, горящего заживо. Еще немного и закричит от страха и боли, которые сдавливает его сердце. Я просто обязана хоть как-то поддержать его. – Мистер Мелларк, – шепчу ему в самое ухо, заставляя посмотреть на меня. – Пит молодец! Он справится, он очень умный и сильный. Занял второе место в чемпионате по борьбе в школе, да и тяжелые мешки с мукой сделали свое дело. Не списывайте его со счетов раньше времени. – Конечно, конечно, – отвечает пожилой пекарь, и его глаза наполняются слезами. – Только вот там дочка Эвердинов. Да, Китнисс тоже там, и эту мысль можно понять двояко. Уже собираюсь было открыть рот, чтобы спросить, что именно он имеет в виду, но над дверью звенит колокольчик, и я замечаю, как смуглая, темноволосая девочка с двумя тугими косичками до плеч, словно ураган влетает в пекарню. – Пиложенки, – лепечет она. – Класные, лозовые, сладкиеее!!! На вид ей не больше четырех; маленькая, складная и подвижная, она одета в залатанное коричневое платьице, которое лишь слегка прикрывает ее худые, разбитые коленки. Остренькое миловидное личико и огромные выразительные глаза стального цвета, которые не отрывают мечтательного взгляда от разрисованных глазированных тортов, кажутся мне удивительно знакомыми. – Этот самый-самый!!! – лепечет девчушка, кружась около витрины и приложив указательный палец к губам, а я ловлю себя на мысли о том, что до боли в сердце хочу, чтобы моя рожденная через несколько лет дочка была похожа на нее. Перевожу взгляд на поникшего хозяина хлебной лавки, но тот и не думает прогонять ребенка прочь, у которого, наверняка, нет денег, и непонятно куда делись родители. Сегодня Метью Мелларк, пожалуй бы, все отдал за бесценок, да только его строгая жена глаз не сводит с девочки и витрины со сладостями. ‒ Много, много лозочек с клемом, ‒ продолжает напевать малышка, улыбаясь и качая головой, а я понимаю, что глазированные пирожные являются ее самой заветной мечтой. Мечтой, которая для девочки из Шлака, просто не осуществима. Дай Бог, чтобы семье хватило денег на хлеб и мыло, какие там сладости. И в этом мы с ней схожи: обе желаем того, что нам получить невозможно. Только вот мне любовь Гейла Хоторна даже за все деньги Капитолия не обрести, а ее «коврижки» – непозволительная роскошь для бедняков, лежат за стеклом всего в паре сантиметров от мечтательницы и для дочки мэра стоят бессовестно мало. ‒ Дайте еще два пирожных, ‒ говорю я и натыкаюсь на презрительный взгляд миссис Мелларк. Лакомство в одно мгновение укладывается в картонную коробочку, и я протягиваю ее смуглому ангелу. ‒ Держи, это для тебя. ‒ Мне? ‒ огромные выразительные глаза становятся еще больше, девочка, словно не верит такой щедрости с моей стороны, и старательно пытается найти подвох. ‒ Как тебя зовут? ‒ как можно приветливее спрашиваю я. ‒ Пози. Пози Хотолн, ‒ мое сердце падает вниз. ‒ Возьми, пожалуйста. Они свежие и очень вкусные. Девочка недоверчиво протягивает маленькую ручонку к коробке, но как только последняя оказывается у нее, тут же засовывает себе в рот одно пирожное за другим и при этом радостно причмокивает. Глядя на нее, я забываю обо всем на свете: в ее глазах столько счастья и какая-то совершенно сумасшедшая благодарность, как будто вместе с этими пирожными я подарила ей целый мир. Блаженное чувство гордости за свой поступок наполняет мою душу упоением: здорово, что я помогла исполниться хоть чьей-то мечте. Печальная трель колокольчика, оповещающая хозяев пекарни о том, что к ним пришел покупатель, заставляет меня обернуться. Серые, слегка прищуренные, так похожие на девочкины глаза встречаются с моими. Сердце начинает учащенно биться, жуткий холод пронизывает каждую клеточку тела, из легких испаряется весь воздух, и я почти теряю равновесие. ‒ Пози! Я тысячу раз говорил тебе не отходить от меня ни на шаг! ‒ говорит он резким голосом, обращаясь к малышке. Кажется, он рассержен и испуган одновременно. ‒ Я торговался с мясником, а ты опять убежала. Хорошо, что Том подсказал, что ты пошла в пекарню и… ‒ он вдруг замечает ее руки и подбородок, перепачканные в сливочном креме и картонную коробку, валяющуюся на полу. ‒ Зачем? ‒ нотки недовольства в одно мгновение превращаются в ураган бешенства. ‒ Зачем? ‒ он подходит к прилавку и почти кричит на ничего непонимающего пожилого пекаря. ‒ Мне и за месяц за них не расплатиться. Сколько? Сколько они стоят? ‒ он с необычной злостью и нервозностью трясущимися руками выворачивает карманы, доставая оттуда ржавые медяки. Мистер Мелларк лишь качает головой и усиленно отнекивается. ‒ Не должен. Ничего. ‒ Это я. Я купила, ‒ говорю быстрым, задыхающимся голосом и делаю шаг на встречу к нему. ‒ Пусть хотя бы ее мечта осуществится. ‒ Мечта? И что теперь? ‒ испепеляющий и непонимающий взгляд пронизывает меня насквозь, отчего мне становится ужасно не по себе. ‒ Зачем ты взяла? ‒ новые слова раздражения и явный укор летят в сторону Пози. Еще чуть-чуть и он начнет ее трясти за плечи прямо при мне. ‒ Ничего, ‒ чувствую, что краснею. ‒ Она ни в чем не виновата. Пирожные ‒ это мелочь, ‒ все равно я правильно сделала. Не ради его внимания, а чтобы принести в жизнь малышки, которая, испугавшись гнева старшего брата, прижалась к стене и дрожит от страха, хоть немного радости. ‒ До свидания, Мистер Мелларк! Спасибо за хлеб и сладости! ‒ подхватываю сумку и вихрем уношусь из пекарни на улицу, но сильная, огрубевшая ладонь успевает схватить меня за руку и остановить у самых дверей.. ‒ Не спеши уходить. Я провожу тебя до дому и помогу донести продукты. Сумка у тебя большая, видно, ты не только в пекарне была. Обменяю хлеб на кроликов, и пойдем. ‒ Сердце в груди делает тройное сальто, а щекам становится невыносимо жарко. О таком я даже мечтать не смела! Как во сне возвращаюсь в помещение и, изо всех сил стараясь не улыбаться, жду, когда мой любимый Охотник решит свои дела. ‒ Три буханки, ‒ без всякой интонации в голосе чеканит Гейл, глядя не на продавца, а куда-то в сторону. ‒ Ты ведь пойдешь к Эли… к миссис Эвердин? ‒ вкрадчиво спрашивает мистер Мелларк и, получив сухой кивок в ответ, продолжает, ‒ Возьми вот это для Примроуз, ‒ протягивает тщательно упакованный пакет. ‒ Спасибо. Китнисс бы оценила. До свидания. Отец Пита кротко кивает ему и уходит в подсобку, а Гейл, повернувшись к выходу, ловко открывает дверь, пропуская повеселевшую Пози вперед, ухватив ее маленькие пальчики левой рукой, а правой к своей поклаже добавляет мою сумку. Похоже, минутная вспышка гнева закончилась, когда Гейл понял, что может вернуть мне долг, а потому он быстро простил сестру. Несколько минут мы идем молча, но на середине пути малышка начинает капризничать и проситься на руки, и тогда Гейлу приходиться посадить ее к себе на плечи и занять сумками обе руки. Мы идем неспешным шагом, и я украдкой рассматриваю его точеный профиль и любуясь разрезом глаз... Красивый, сильный и стройный, с густыми темными, слегка спадающими на лоб волосами и правильными чертами лица, он напоминает мне древнегреческого Бога Аполлона, а сидящая на его плечах маленькая сестренка придает его суровому облику удивительную нежность, которая неожиданно наводит меня на совершенно безрассудную мысль. Через несколько лет Гейл Хоторн мог бы стать самым заботливым отцом в мире для девочки со смуглой кожей и зелеными глазами… – Класиво! – задумчиво произносит Пози, повернув головку влево. Я перевожу взгляд в то место, куда она показывает, и замечаю огромный красочный плакат, натянутый между двух домов, на котором огромными буквами написано: «Сбор средств в помощь трибутам Дистрикта-12: Китнисс Эвердин и Питу Мелларку». Призыв к милосердию жителей города организовала хозяйка столовой Котла – черного рынка в нашем дистрикте. Сальная Сэй всегда хорошо относилась к Китнисс и не могла не попытаться помочь ей. –Кискисс, – доносится до меня унылый шепот моего компаньона, и я вижу, как внешняя жесткость Гейла пропадает одним махом. Он прикрывает глаза и отворачивает голову прочь от плаката... Боль, трепет, страх, волнение и растерянность на его лице, все сжимающие души эмоции переплетаются и смешиваются в одно чувство ‒ осознание собственной бесполезности. Он ничем не может помочь, ну, или почти ничем, и это разрывает его сущность на куски, заставляя страдать и гореть в огне внутренних переживаний и противоречий. ‒ Китнисс, ‒ начинаю было я, но слова застревают в горле, а на глазах выступают слезы. – Гейл, Китнисс вернется. Она все вынесет. Она пережила вчерашнюю Бойню, добыла рюкзак и нож. Впрочем, ты и сам все видел. – Не видел, – его голос звучит хрипло и тихо. – Я решил не смотреть новый сезон. – Не смотреть? – я не верю своим ушам, и чувствую, как мои брови ползут вверх. – Да! – присущая ему жесткость вновь возвращается в прежнее русло. Видимо, он сумел взять себя в руки и снова разозлиться на меня. – Не смотрю Голодные Игры, перелажу через ограду, хожу в лес и занимаюсь браконьерством. Пойди, нажалуйся на меня миротворцам! – Я бы никогда так не поступила, – чувствую, как предательская слезинка выкатывается из правого глаза к подбородку. Лет восемь назад я упала с березы в нашем саду и сильно ободрала кожу на коленях и спине, даже тогда не было так больно, как сейчас. Что же я ему такое сделала? – Но я знаю, что было. Мама и братья мне рассказали, едва я вернулся домой. – Здорово, – тихо отвечаю я, глядя себе под ноги. ‒ Да еще этот сын пекаря, – продолжает Гейл, словно и не слышал моих слов. – Он на все готов, понимаешь, на все! – Пит? – Да Пит! – он повышает голос. – Связался с профи. Придумал какую-то чертову любовь, лишь бы привлечь к себе внимание. Но ты, конечно, от него без ума. Слащавый, добрый и пушистый. Такие девчонкам нравятся. Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться прямо посреди улицы. Знал бы он, знал бы… И откуда, такая ненависть к Питу? Конечно, он соперник Китнисс, за которую так боится Гейл, но все же Мелларк не из тех, кто идет по головам. – Мы не знаем, почему Пит заключил союз с профи, лично мне показалось, что он уводит их от следов Китнисс, может быть, он с ней договорился. И почему ты думаешь, что его слова на интервью – всего лишь уловка. Возможно, он так ей помогает. – Помогает? – его лицо краснеет от гнева, а в глазах загорается такая дикая злоба, что мне становится страшно. – Кто на этих чертовых состязаниях будет кому помогать? Каждый за себя! Союзники – до первого удара в спину. – Помогает!– сама не замечая как, я тоже начинаю кричать, от чего вызываю у него удивление, и его запал начинает стихать. – Потому что он ее, правда, любит! Давно любит! Кто знает, может, он просто хочет, чтобы она знала, потому что и вовсе в себя не верит, и прикладывает все силы, чтобы ее спасти! Потому что, потому… – мне не хватает слов, и я начинаю кашлять, а в голове, как раненая птица в окно, бьется одна мысль: «И я бы все сделала для тебя, окажись мы на этой арене вместе». – Любит? – недоверие так и сквозит в тихом голосе. – А ты почем знаешь? Китнисс сказала? – Нет, сама поняла! – огрызаюсь я. – Не замечал, как он на нее смотрел даже на сцене. – Не замечал, – дикая тоска так и плещется в серых озерах. – А Китнисс знает? – Китнисс недосуг, как и всем, кто кормит семью в столь юном возрасте. – Ну, даже если любит, зачем трубить об этом на весь Панем? Когда любишь по-настоящему, и один на один бывает сказать трудно, а иногда бывает слишком поздно. – Бывает трудно и наедине, – соглашаюсь я и подытоживаю еле слышно. – Значит, это был его последний шанс, – он молчит, а я продолжаю. – Знаешь, Гейл, Китнисс – тоже моя подруга, и я переживаю за нее не меньше твоего. – Спасибо, – с чувством произносит он и вдруг дарит мне ласковую улыбку; хмурое лицо мгновенно преображается и становится добрым и приветливым. – За Китнисс и за пирожные, Пози ведь их ни разу в жизни не пробовала. ‒ А ты? – Я очень давно еще, когда Рори не было, так что успел забыть вкус сладкого. – Тогда заходи ко мне как-нибудь, я угощу тебя пирожными. – Посмотрим, – по–мальчишески хорохорится он, проведя рукой по волосам. – Завтра я выхожу в шахты, наконец-то, смогу зарабатывать. Деньги сейчас особенно не помешают. – Тогда до встречи, – шепчу я, забирая сумку с продуктами, потому что уже касаюсь спиной дверей собственного дома. – Пока, Мадж, – прощается он и уходит, а у меня в ту же секунду подкашиваются ноги, и я опускаюсь на каменный пол, прислонившись спиной к дверям. – Долго ты, – слышу я взволнованный голос Мэри. – Утомилась? – Нет, просто я сегодня купила пирожные со вкусом счастья.