Я подарю тебе меч

— Отличный удар! — Робб лежит навзничь в снегу, — в воздухе еще слышен дребезжащий звук от удара деревянным мечом по его шлему, — но это не мешает ему ухмыляться во весь рот. Джон протягивает ему руку: — Ты в порядке? — Голова гудит, как колокол, а так все отлично, — Робб, поднявшись, хлопает Джона по плечу. — Давно меня так не валяли. Ну, зато есть чему поучиться. Ты — превосходный мечник, кузен. Не так ли, сир Родрик? Сир Родрик Кассель, мастер над оружием в Винтерфелле, оглаживает свои пышные бакенбарды. — Ваша милость в самом деле искусны во владении мечом. Некоторые приемы я узнал, но вот этот, последний, удар мне не знаком. Кто научил вас ему? — Манс Налетчик. Джон отвечает, не подумав, и тут же спохватывается: шум, наполняющий внутренний двор Винтерфелла практически целый день, вдруг стихает, все — от гвардейцев, наблюдающих за учебной схваткой, до слуг и служанок, пробегающих мимо по своим делам, поворачиваются к нему. «Что ты такое? — вопрошают их взгляды. — Таргариен или Старк? Король или одичалый бандит? Что ты собираешься делать? Что ты хочешь, чтобы делали мы?». Или Джону просто так кажется, потому что именно эти вопросы задает себе он сам — и не находит ответов. Сир Родрик дергает себя за ус — так сильно, что это должно быть больно, — и во взгляде у него тоже боль — боль непонимания. Он всю жизнь служит Старкам, благороднейшему Дому Семи Королевств, и обучает юных лордов, — а его тычут носом в мастерство какого-то разбойника. — Извините, — говорит Джон сиру Родрику и повторяет, обведя глазами всех окружающих: — Извините. Наверное, на сегодня хватит. Он уходит быстрым шагом, пока никому не пришло в голову его задержать. О Мансе Джон, как ни старался, узнал совсем немногое. После боя у ворот Черного замка он порывался отправиться на поиски, но дядя удержал его. «Манс не хотел, чтобы ты, и особенно твоя мать, видели его таким, каким он стал», — сказал ему Бенджен. «Он спас меня. Спас нас всех. А я даже не попрощался с ним». Джон дал себе слово, что найдет отчима, но пока судьба разводила их в разные стороны: Манс исчез в Застенье вместе с рассеявшейся армией Иных, Джон ехал в Винтерфелл вместе с Эддардом Старком. «То, что я признал тебя королем, означает признание всего Севера — не меньше, но и не больше, — объяснил ему его старший дядя — и одновременно десница, — когда Джон попытался было сказать ему, что должен остаться на Стене. — Ланнистеры короновали Джоффри, называя его законным сыном Роберта, хотя уже все Семь Королевств полнятся слухами о том, что это не так. В ответ оба брата Роберта также провозгласили себя королями. Надвигается война. Я велел разослать воронов всем лордам Речных и Штормовых земель, Долины, Дорна, Простора и даже Железных островов. Возможно, самых яростных битв еще удастся избежать, если большая часть этих лордов поддержит тебя. Но для этого ты должен быть здесь, во главе своего войска, а не на Стене». — Ваша милость. Узнав голос леди Кейтилин, Джон оборачивается. — Чем могу служить, миледи? Между Джоном и его дядей сразу же установились взаимная симпатия и уважение, но жена дяди вызывает у него двойственные чувства. Она совсем не похожа на его мать. Лианна — смелая, порывистая, отчаянная, говорит, что думает, и действует без промедления. Леди Кейтилин закована в благопристойность, как в рыцарскую броню, и отстраненно-холодна со всеми, кроме своих детей. Кажется также, что леди Кейтилин с его матерью не слишком любят друг друга. И на Джона леди Кейтилин смотрит как-то странно, так, что ему хочется вжать голову в плечи. Выказывает все уважение, положенное тому, кого провозгласили королем, но каждым взглядом и жестом словно бы говорит: «Ты король, потому что мой муж поддерживает тебя. Но что ты принесешь ему, моим детям и моему дому? Если из-за тебя им будет причинен вред, я тебя не прощу». А может быть, это ему только кажется. Потому что он чувствует себя виноватым перед ней. Сейчас она спросит о Бране, догадывается он. Но леди Кейтилин начинает издалека. — Это путешествие мне кажется рискованным и преждевременным. Ваша мать едва оправилась от родов. Ей и младенцу сейчас больше всего нужен покой. Вы должны поговорить с ней, убедить ее остаться. Ради ее же блага. Джон еле слышно вздыхает. — Благодарю вас за доброту, миледи. Но мать уже все решила, мне ее не отговорить. А что касается опасностей, — их не будет больше, чем когда она покидала Винтерфелл вместе со мной. В его ответе нет двойного дна — так ему, по крайней мере, кажется, но леди Кейтилин все равно поджимает губы. — Разумеется. Мой лорд-муж снарядил отряд для сопровождения ее и Брана. Я беспокоюсь лишь о ее здоровье. Джон наклоняет голову. — Благодарю за беспокойство, леди Кейтилин. Но матери уже намного лучше. Мысли о предстоящем путешествии подняли ее на ноги. К тому времени, когда они с войском Хранителя Севера добрались до Винтерфелла, от Лианны осталась лишь тень той, кем она была прежде. Казалось, почти все жизненные силы покинули ее, как только миновала непосредственно угрожающая им опасность. Сестру Джона, крохотную и беспрерывно кричащую, она родила через неделю, но спустя две недели после родов еще не поднялась с постели. Джон много времени проводил рядом с ней, стараясь отвлечь разговором, и качал маленькую сестру на колене. В один из таких моментов Лианна, глядя на них глазами, полными слез, произнесла: — Позаботься о ней, Джон. Твоя сестра — не дочь принца, найдется немало людей, которые будут называть ее бастардкой, рожденной от одичалого. И придумай ей имя, когда ей исполнится два года. Печаль в ее словах насторожила Джона. —Пусть моя сестра — не дочь принца, зато она дочь Короля-за-Стеной. Ты поправишься, даже не думай иначе, мама. И мы придумаем имя вместе. Лианна устало покачала головой. — Когда я узнала о смерти Рейгара, я была готова последовать за ним, если бы не ты, младенец на моих руках, которого больше некому было защитить. Это дало мне волю к жизни. Но сейчас никто не защитит твою маленькую сестру лучше тебя. У тебя есть поддержка Неда и всего Севера. А я… я хочу… Ее взгляд вперился в окно, за которым видны были вдалеке колышущиеся кроны Волчьего леса. Потерявшая мужа, потерявшая свою лютоволчицу, не представляла ли она в этот момент, как ее душа растворяется в ветре, деревьях и травах, обретая покой?.. И Джон не выдержал. — Мама. Манс, он… не умер. После его рассказа Лианна была готова, схватив в охапку младенца, броситься к Стене в чем была, босиком. Джон еле уговорил ее подождать, чтобы лорд Эддард выделил отряд для сопровождения. Ей и Брану. — Рада это слышать. — Вопреки этим словам, в голосе леди Кейтилин радости вовсе не чувствуется. — Но Бран беспокоит меня куда больше. Ему только семь, и он милый домашний ребенок. Ему рано еще покидать Винтерфелл. Джону стесняет сердце. Бран и в самом деле такой: обаятельный и смешливый, любящий лазать повсюду и слушать страшные сказки, он принял своего новоявленного кузена-короля с распростертыми объятиями и очень обрадовался подаренному лютоволчонку. Все младшие Старки оказались оборотнями, к вящей досаде леди Кейтилин. Робб своего щенка, которого назвал Серым Ветром, пытается дрессировать, как собаку, немного завидуя тому, что лютоволк Джона Призрак — уже взрослый матерый зверь, и с ним не посоревнуешься. Санса, старшая дочь лорда и леди Старк, нежная и утонченная, внешне вылитая мать, назвала своего волчонка Леди и повязала ей на шею ленточку. Младшую сестру Сансы Джон видел до сих пор видел только мельком, — леди Кейтилин как-то со вздохом призналась, что Арья — дикарка и избегает посторонних, — но, кажется, и ей подарок пришелся по вкусу. Рикон со своим Лохматиком — такое имя трехлетний малыш дал своему лютоволчонку, — даже спит в обнимку. Но Бран — Джон своим наметанным глазом оборотня видит это почти сразу, — самый сильный из них всех. — Дядя говорил, что ему тоже было семь, когда его отправили воспитанником в Орлиное Гнездо. Вам нет причины переживать, миледи, лорд, к которому Бран едет на обучение, мой… родич, —человек весьма почтенный и уважаемый, и ваш сын будет у него в полной безопасности. А в пути его будет сопровождать надежная охрана, которую выделил лорд Старк. Джон говорит это ровным уверенным голосом. Леди Кейтилин его слова убеждают не до конца — он видит это по сомнению в ее взгляде, по тому, как она сглатывает, прежде чем сказать: — Пусть так. Раз вы, ваша милость, ручаетесь за вашего родича, мне придется смириться с предстоящей разлукой с сыном, хоть это и тяжело для материнского сердца. Наблюдая, как она идет к Великому Замку, Джон радуется про себя, что леди Кейтилин не заметила краску стыда, жарко выплеснувшуюся ему на щеки. Ведь он дал слово. «Приведи мне человека, которого ты первым увидишь на стенах замка». Чем ближе Джон подъезжал к Винтерфеллу, тем больше, казалось, оттягивали плечи ножны с Черным Пламенем. Меч, отданный ему Бринденом Риверсом, помог спастись от Иных, — и теперь близилось время исполнения данного старику обещания. Джон пытался унять бьющееся сердце. Ну кого он может первым увидеть на крепостной стене? Наверняка какого-нибудь стражника! Но когда зубчатая гранитная громада нависла над ним, — оказавшись куда ниже Стены, но гораздо выше башен Черного замка, — то он увидел мальчишку, сидящего на горгулье одной из надвратных башен. Зацепившись ногами совершенно невообразимым способом, мальчишка свесился вниз и закричал: «Отец! С возвращением!» Джон смотрел на ребенка в таком ужасе, что это не укрылось от глаз лорда Старка. И Джону пришлось открыться ему, не будучи даже до конца уверенным, правильно ли поступает. Просить отца отправить своего сына за Стену, где теперь практически не осталось ничего живого, навстречу Иным, от которых им всем едва удалось спастись, и все это — ради обучения у древнего старца в черных одеждах, которого называют старым богом, казалось чем-то немыслимым. Джон бы понял, если бы его дядя после таких слов заставил бы его замолчать и даже вышвырнул из своего дома. Леди Кейтилин, он не сомневался, так бы и сделала. Но лорд Старк был северянином и чтил тех же богов, что и вольный народ. Он поверил Джону. Они отправляются завтра на рассвете — Лианна с малышкой, его пока безымянной сестрой, и ее лютоволчонком, Бран со своим щенком, тоже пока безымянным, и гвардейцы, что должны сопровождать их до пещеры. Джон дал им точные указания, как до нее добраться, но все равно беспокоится — никто из солдат Старков никогда не был даже в Зачарованном лесу, а обиталище старого бога и Детей Леса лежит еще дальше к северу. Но тут неожиданно к ним решают присоединиться несколько одичалых во главе с Тормундом: «Хар-р-р! Эти поклонщики заблудятся за Стеной в трех страж-деревьях, если их не отвести за руку!». А Бенджен Старк, ставший лордом-командующим Ночного Дозора, шлет ворона в ответ на письмо брата, сообщившего об этом путешествии, и обещает выделить для охраны сестры и племянника лучших разведчиков. Кажется, для защиты и безопасности Лианны и Брана сделано все, что только возможно, но Джон все равно не находит себе места. Он остается в Винтерфелле, чтобы вместе с лордом Эддардом выступить к Королевской Гавани и добиться восстановления своих наследственных прав, но, может быть, это неверное решение?.. Ноги сами несут Джона в богорощу, чтобы спросить совета у богов. Но его снова окликают. — Ваша милость? Кузен Джон? — нежный девичий голос. Его кузина Санса очень хороша собой, но совсем не похожа на девушек вольного народа, к которым он привык, — кажется такой нежной и хрупкой, что боязно притрагиваться. Она подставляет ему щеку для поцелуя, и он едва касается ее губами. — Кузина Санса. Чем могу служить? — О! Я просто, — краснеет она тоже очень мило, — видела, как вы сражались на тренировочном дворе… Вы такой хороший боец! Говорят, вы в одиночку убили Иного. Вы расскажете, как это было? Джон вздыхает. — Боюсь показаться вам невежливым, кузина, но у меня сейчас нет на это времени… Сансу это не обескураживает. — О, конечно! Вы же должны готовиться к коронации! — Боюсь, до коронации еще нужно сделать очень и очень много. — Но вы обязательно всех победите, кузен, я знаю! — ее восторг почти не наигран. — А к вашей коронации я вышью знамя с трехглавым драконом. Я очень хорошо вышиваю, это все говорят. Джону остается только поблагодарить ее учтивым поклоном. Он вновь поворачивает к богороще, чувствуя спиной восхищенный девичий взгляд. Выросший за Стеной Джон не слишком разбирается в политике Вестероса, но мать рассказывала ему о том, как тут принято скреплять союзы между благородными Домами. Должен ли он попросить руки своей кузины?.. Ждет ли этого от него лорд Старк?.. Его единственной любовью была Игритт, но теперь она мертва. Сможет ли он полюбить эту девочку, чьи волосы тоже имеют оттенок рыжины, а голос как у щебечущей птички?.. «Боги, направьте меня туда, куда я должен пойти». Иные вовсе не были повержены, они отступили по каким-то своим причинам, и в любую ночь могут вернуться обратно. И только у Джона есть меч, способный их убить. Почти каждую ночь с тех пор, как он отправился на юг, ему снилась Стена. Он стоял на ее верху, а Иные собирались внизу, у замурованного льдом и камнем тоннеля. И смеялись над ним. В этих снах он понимал их язык, так же, как понял во время поединка — тогда они салютовали ему, как достойному противнику. Он победил одного из них, и они оставили поле боя, признавая его победу, признавая его равным себе, достойным поединка один-на-один. В его жилах течет пламя, их тела состоят из льда. Теперь же, смеялись они, он вел себя совсем как человек, прячась за своей Стеной, не осмеливаясь драться. Как тот, чье мертвое тело можно заставить делать что угодно. «Вернись и сразись с нами, — кричали они ему голосами, напоминавшими перестук льдинок в замерзшем лесу, — а не то мы сами придем к тебе, где бы ты ни был, и убьем всех, кого встретим на пути», — и Джон, лихорадочно шаря рукой по простыне в поисках Черного Пламени, просыпался. Его меч покоился на подставке у стены и тускло и зловеще поблескивал в лунном свете, отливая красным… В богороще Винтерфелла лишь одно чардрево с вырезанным на нем ликом. Когда Джон ступает на берег пруда, чьи подернутые паром волны почти подбираются к узловатым белым корням, то понимает, что помолиться в одиночестве не удастся. Маленькая фигурка скачет у подножия чардрева, размахивая палкой, будто мечом. Сначала Джон принимает ее за мальчика, но стоит ребенку опустить палку и повернуться к нему, как он понимает свою ошибку. Это девочка, надевшая мальчишескую одежду — поношенную и явно не по размеру. Он узнает ее, хотя видел только мельком: один раз, когда дядя представлял всю свою семью, и пару раз за обедом. Она, действительно, выделяется из всех детей его дяди, — четверо пошли в мать, синеглазые, с волосами цвета осенней листвы, а Робб и Санса еще и высокие, и малыши, скорее всего, будут такими, когда вырастут. Джону даже сложно представить, что они ему родственники, настолько они разные. Эта же девочка, невысокая и худощавая, с темными прямыми волосами и вытянутым лицом, похожа на своего отца, и на него, Джона. И на Лианну. Он не замечал этого так ясно, когда она, потупив глаза, пряталась за спины других, но теперь, когда он видит ее раскрасневшейся, поглощенной фехтованием — а у нее выходит не так уж плохо, думает он, явно она наблюдала за братьями и другими воинами на тренировочном дворе, — то сходство с Лианной становится почти абсолютным. Наверное, именно такой была его мать двадцать с лишним лет назад. Джон отступает назад, в тень деревьев, не желая мешать. Но тут девочка встает в стойку, поднимает свой импровизированный меч и почти досконально повторяет удар, каким сегодня Джон повалил Робба. — Браво! — вырывается у него, и девочка в испуге останавливается. Лютоволчонок, который сидел у самого чардрева так тихо, что Джон его поначалу не заметил, оскаливается, но, подбежав и обнюхав его одежду, успокаивается и отступает обратно к хозяйке. — Простите. Я не хотел вам мешать, кузина Арья. Я шел сюда помолиться. — Кузен Джон. Темно-серые глаза смотрят настороженно, но палка, мгновение назад наставленная на него, опускается. — О чем вы хотели помолиться? — О том, что мне делать дальше. — Но вы же король, — удивляется Арья. — Вы должны сидеть на Железном Троне. Разве не этим занимаются короли? — Наверное, — Джон пожимает плечами. — О других королях я знаю только по рассказам матери. Но она всегда говорила мне, что хорошие короли — это те, кто защищает свой народ. — Как королева Нимерия, — Арья взволнованно кивает. — Она была королевой ройнаров и переправила весь свой народ через Узкое море, чтобы спасти. Я назвала своего волчонка в честь нее. Красные листья чардрева за ее спиной согласно трепещут. Значит ли это, что он получил свой ответ?.. Он вновь переводит взгляд на Арью. Случайность ли то, что она оказалась здесь? — Вы сражаетесь перед ликом богов? Кажется, серьезность, с которой он это говорит, трогает девочку. — Я просто… Сюда обычно никто не ходит, только отец, а он сейчас занят… — она вскидывает на него умоляющий взгляд. — Вы не расскажете, что видели меня, кузен? Мама будет ругаться. Она хочет, чтобы я была леди, как Санса. А я совсем не похожа на леди. Септа говорит, что я совсем плоха в вышивании и вообще я только всех позорю… — Чушь какая-то, — вырывается у Джона. — Вы похожи на мою мать, а она — леди, самая благородная из всех. Арья замирает, заинтересованно глядя на него. — Я слышала, тетя Лианна была больна. Я хотела навестить ее, но мама сказала, что к ней нельзя. — Она поправилась. И она уезжает завтра, но если хочешь, я еще успею вас познакомить. Арья завороженно кивает. Потом переводит взгляд на палку в своих руках, испачканную рубаху и штаны с прорехами на коленках, и ее плечи уныло опускаются. — Но она, наверное, тоже не дерется на палках. — Дерется, и не только на палках, — Джон не может сдержаться, и широкая улыбка расплывается по его лицу. Арья неуверенно смотрит на него и вдруг тоже начинает улыбаться. — А ты видел, как я фехтую, кузен? Правда, у меня получается? Джон кивает. — Правда. Но, если позволишь, я дам тебе совет. — Какой? — она чуть не подпрыгивает от нетерпения. — Приемы, которые ты отрабатываешь, — они для двуручного меча. Такой ты не поднимешь ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Тебе надо разучить колющие удары для небольших клинков, подходящих для твоей руки. Глаза Арьи загораются, она открывает рот, наверное, собираясь спросить его про эти удары, но вдруг сникает. — У меня все равно никогда не будет своего меча. Ни длинного, ни короткого, никакого. Девушкам это не положено. — Чушь, — снова говорит Джон. Рука опускается на пояс, где висит маленький, до сих пор безымянный клинок, подарок матери, хотя Джон больше не может использовать его в бою, ведь Черное Пламя приходится держать двумя руками. Он смотрит на девочку, его кузину, так похожую на его мать, и на душе становится теплее. Он не может вспомнить, чувствовал ли что-нибудь похожее после смерти Игритт. И он снимает меч с пояса, зная, что Лианна не будет против. — Это тебе. Глаза Арьи расширяются. Темно-серые глаза, как и у него. — Меч. Ножны соблазнительно шуршат, когда он вытаскивает клинок, слегка отливающий синевой в сумраке богорощи. — Только будь осторожнее, он очень острый. Арья наклоняется, чтобы рассмотреть клинок поближе, и вдруг вскрикивает удивленно: — На нем изображен лютоволк! Его что, выковали в Винтерфелле? Джон кивает. — Ваш кузнец, Миккен, выковал его когда-то по просьбе моей мамы. Он вкладывает меч ей в руку. — Ну как? Не слишком тяжел для тебя? Она делает несколько выпадов и трясет головой, радостно улыбаясь. — Ты научишь меня, как им сражаться? Джон слегка треплет ее по волосам. — Когда вернусь. Сначала мне надо выполнить то, что должен сделать хороший король. — Я понимаю, — Арья серьезно смотрит на него, закусив губу. Потом на ее лице отражается сомнение: — А у меня не отберут его? — Подарок короля никто не посмеет отобрать. — Спасибо, кузен! — она пытается обнять его, с мечом в руке получается неловко, но Джон чувствует себя таким счастливым, как не чувствовал уже очень давно. Он уже поворачивается, чтобы уйти, как вдруг Арья окликает его. — Джон, постой! А как его зовут?.. Меч, — поясняет она в ответ на его недоуменный взгляд. — Отец говорил, что у всех хороших мечей есть имена. — Я когда-то перебрал с десяток самых громких имен, но Манс, мой отчим, высмеял их все. Так что как-то не сложилось у меня его назвать. А Манс в шутку называл его иголкой, годной только для женской руки. Мы с ним даже ругались из-за этого, — Джон слегка улыбается воспоминаниям. — Иголка? — Арья в задумчивости смотрит на меч. — Терпеть не могу шить. Но такая Игла мне нравится куда больше, чем та, что для вышивки. — Значит, решено. Называем его Иглой. И они оба смеются.

***

Воспоминание об этом потом долго согревает Джона в пути на север.