Я подарю тебе меч

1.

Стена уже была хорошо видна над верхушками деревьев, но до нее было еще не меньше дня пути, когда Джон почувствовал запахи скота и дыма: предвестников лагеря вольного народа. В зарослях ветвей мелькнул огонек, потом другой. Призрак навострил уши и побежал вперед, но остановился и обернулся к хозяину, будто спрашивая, что тот собирается делать. Если армия Манса все еще стояла лагерем за Стеной, было еще не поздно осуществить первоначальный план его дяди: сдаться на милость Роберта Баратеона, чтобы тот позволил вольному народу пройти через ворота в Черном замке. Джон бы обрадовался этому, если бы сохранил еще способность испытывать радость. — Наверное, мне не стоит идти с тобой дальше, — вполголоса проговорил Бенджен. — Я был бы рад снова повидать сестру, но мне давно пора вернуться к своим обязанностям. И, если ты не передумал принять мое предложение о помощи, то чем быстрее я смогу связаться с Недом и королем Робертом, тем лучше. Джон кивнул. — Спасибо, дядя. За дни, прошедшие после смерти Игритт, в груди Джона поселилась страшная пустота, грозившая временами пожрать его целиком. От этого спасала только связь с Призраком — и еще этот суровый человек, шагавший рядом. Бенджен не жалел племянника, не говорил слов утешения, но Джон постоянно чувствовал исходившую от него молчаливую поддержку и был за это благодарен. За все время их совместного путешествия у них сложились почти дружеские отношения, чему, несмотря на разницу в воспитании, немало способствовало близкое родство и общность характеров. Джон иногда вспоминал резкие слова, которые сказал ему Бенджен при первой их встрече. Сейчас ему казалось, что дядя больше не считает его мальчишкой, но спросить об этом он так и не решился. Они крепко обнялись на прощанье, Призрак ткнулся Бенджену в плечо, выражая свою приязнь. Бенджен погладил густой мех на загривке лютоволка, поудобнее перехватил свой мешок и поправил на поясе меч. Джон проводил его взглядом, пока фигура в черном плаще, удалявшаяся в сторону Черного замка, не исчезла среди деревьев, и не стих шорох шагов по снегу, и только тогда повернул к кострам. Он подошел достаточно близко, чтобы видеть сквозь деревья палатки, и их было слишком мало для той армии, что собрал Манс перед его уходом. Это показалось странным. Джон не мог представить себе причину, по которой Король-за-Стеной решил разделить своих людей, и только гадал, где сейчас могли быть основные силы. Он немного постоял, наблюдая за караульными. Рыжеволосый человек у ближайшего костра обернулся, и Джон узнал Торегга, одного из сыновей Тормунда. Джон не таился, чтобы загодя предупредить караульных о своем приближении, но все равно двигался достаточно тихо, и Торегг услышал его только, когда он был уже ярдах в десяти. — Кто там? — Высокий широкоплечий детина резко вскочил на ноги и только потом потянулся за лежащим рядом топором, так что едва не упал. Но, увидев Призрака, а за ним и Джона, шумно выдохнул: — Джон, дружище, ты вернулся... — Смотрю, ты вымахал еще больше, пока меня не было, и остался таким же неуклюжим, — Джон слабо улыбнулся. Они обнялись: Тормунд и его семейство всегда были для Джона и Лианны самыми близкими друзьями. Торвегг со всей силы хлопнул его по спине, попал по ножнам висящего там меча и затряс ушибленной рукой. — Ух, ты, меч! Настоящий, железный, да еще и рукоять разукрашена! Это ты клад раскопал? Джон закусил губу. Он не вынимал Черное Пламя из ножен с самой смерти Игритт, предпочитая свой старый маленький меч, подаренный Лианной, и до сих пор безымянный. Иногда Джону даже хотелось выбросить проклятый фамильный клинок, отведавший крови его любимой. И хотя он понимал, что к этому мгновению она была уже мертва, и меч рассек лишь ее тело, убив захватившего его оборотня, легче Джону от этого не становилось. Поэтому он лишь мотнул головой, оставив вопрос старого приятеля без ответа. — А где Игритт? — спохватился Торегг, будто почувствовав его мысли. — Вы же вместе уходили? — Умерла. Улыбавшийся Торегг посмурнел лицом. — Ходоки, да? Джон коротко кивнул. Он собирался рассказать все, как было, Лианне и Мансу, и чувствовал, что у него просто не останется на это сил, если придется повторять страшный рассказ несколько раз. — Манс здесь? — спросил он вместо этого. — И моя мать? Торегг отступил на шаг и заморгал. — Так ты ничего не знаешь. — Что я не знаю? — Джон почувствовал неладное. — Что здесь произошло? Торегг сглотнул, так что кадык под короткой рыжей бородой заходил вверх-вниз, и дернул Джона за куртку. — Пойдем. К отцу. Он расскажет.

2.

Солнце еще не успело слишком сместиться к западу, когда Джон уже сидел в шатре Тормунда, пил перебродившее козье молоко из старого кожаного меха, кислое и комковатое, и слушал рассказ о разгроме армии Манса. — Он велел нам ждать за Стеной, — проворчал Тормунд, заканчивая свой рассказ, забрал у Джона мех, отхлебнул и вытер рот. — Мы и ждали, как дураки, пока вдруг эти проклятые ворота не захлопнулись прямо у нас перед носом. Чуяло мое сердце, зря Манс велел их починить. А когда мы попробовали снова их выломать, наверху, откуда ни возьмись, возникли эти черные ублюдки — вороны, и стали обстреливать нас из луков и поливать кипящим маслом. Я троих парней потерял. Пришлось отступить сюда. — Так, значит, ты не знаешь, что с Мансом, — произнес Джон. Он помнил Манса отважным и находчивым, всегда способным найти выход из любой ситуации, и просто не мог представить себе его побежденным. И с ним было огромное войско, тысячи вольных людей, неужели они все погибли?.. И мать. Подумав о ней, Джон сжал кулаки. Только мысль о том, что у него остались дорогие ему люди, и он им нужен, поддерживала его по пути к Стене. Если же они все погибли... Джон вспомнил, что Призрак накануне вел себя странно. Он то срывался с места и убегал далеко в лес, то возвращался, но не позволял Джону до себя дотронуться. А потом уселся на прогалине, там, где между заснеженных ветвей виднелось низкое седое небо, и беззвучно завыл. Им пришлось остановиться на привал раньше обычного, так как лютоволк категорически отказывался идти дальше. И только под утро Джон почувствовал рядом с собой теплый меховой бок и прижался к нему. Тогда его пронзило нехорошее предчувствие, и теперь он не сомневался — Призрак оплакивал свою мать. Или обеих их матерей?.. Тормунд мотнул косматой головой. — Не знаю. Но догадываюсь. Если бы он был жив, то проломил бы эти ворота голыми руками. Или подкопался бы под их проклятую Стену. В общем, сделал бы хоть что-то, чтобы эти черные ублюдки не расхаживали бы там и не обстреливали бы нас каждый раз, как мы высовываемся из леса. Хар-р-р! — он сплюнул. — Я совсем не такой умный, как он, и не знаю, что мне теперь делать. За Стену нам не прорваться, а отступать некуда. — Ходоки близко? — С ночи гибели Игритт Джон и Бенджен не сталкивались с упырями, но ощущение надвигающейся опасности сопровождало их на всем протяжении пути. Тормунд уныло кивнул. Былая жизнерадостность, казалось, его оставила. — По ночам мы видим, как они двигаются за пределами наших костров. Они не нападают, но каждую ночь их становится все больше. В любой момент они просто сомнут нас числом. Тут он вдруг прищурился и остро глянул на Джона. — Тебя они тоже потрепали. Жаль Игритт. Какая была девка! Я думал, ты ее украдешь. — Все было гораздо хуже, — признался Джон. Слова резали горло, словно остро заточенные ножи, но ему нужно было выговориться, а Тормунд, как никто другой, заслуживал знать правду. И старый балагур выслушал его серьезно и не перебивая, лишь рука, поглаживавшая длинную бороду, дернулась, сжимаясь в кулак, когда он услышал о том, что сотворил Варамир. — Покажи меч, — просто сказал он, когда рассказ был окончен, и Джон нехотя вытащил Черное Пламя из ножен. Даже здесь, в темном и дымном шатре, на земле, покрытой старыми тряпками, меч был прекрасен, так что Джон вновь невольно залюбовался совершенством его формы, несмотря на то, что в темных разводах на клинке ему все еще чудились потеки крови Игритт. — Красивый, — изрек Тормунд, разглядывая меч. — И острый, да? — Очень, — выдавил из себя Джон. Тормунд вдруг подался вперед, схватил Джона за плечо и дернул на себя. — Вот что, парень. Ты сделал то, что должен был сделать. Ты думаешь, ей самой хотелось бы, чтобы в ее теле поселился этот гаденыш Варамир? Ее смерть — его рук дело, не твоих. Мы — свободные люди, и после смерти хотим остаться свободными. Мы сжигаем своих мертвецов, чтобы никто не мог использовать их тела. А меч — всего только оружие. Хорошо, когда он острый, и с его помощью ты можешь защитить себя и убить как можно больше врагов. — Я знаю. Тормунд разжал медвежью хватку, и Джон потер плечо. — Я был уверен, что это — не просто меч, — сказал он со вздохом. — Это фамильный клинок Таргариенов, и бог, что дал его мне, намекал на то, что он обладает силой, способной сразить Иных. А оказалось, что это неправда. — А ты дрался с самими Иными и выжил? — Тормунд нахмурился. Его удивление было понятно: это упырей — поднявшихся мертвецов — можно было отогнать огнем, или сбежать, если умеешь быстро бегать. Но никто из тех, кто сталкивался с их создателями, не вернулся обратно живым. Джон покачал головой. — Нет. Но против упырей — это просто меч. Легче и острее обычных, и лучше сбалансирован, разве что. — Острый длинный меч — уже сила против врагов, — проворчал Тормунд, и в его словах был здравый смысл. — Он хоть немного повысит нашу удачу, когда все эти мертвецы вокруг нас решат пойти в наступление. А вороны будут смотреть на это со своей Стены и даже не подумают нам помочь. Разве что добьют. Он вновь погладил бороду, а потом произнес небрежно, будто только что вспомнив: — Кстати, парень. С тобой ведь уходил твой дядя. Где он? — Вернулся к своим. — Жаль. — Тормунд сплюнул. — Он ведь у ворон Первый разведчик. Мы могли бы поторговаться с ними, будь он у нас. Джон представил себе, как бы это происходило, и обрадовался, что Бенджен простился с ним загодя. Пусть он был вороной, но они были родственниками, и Джон успел к нему привязаться. — Есть и другой выход, — сказал он. — Завтра я пойду к воротам и попрошу, чтобы нас пропустили. Если мы сложим оружие, то черные братья не станут на нас нападать. И смогут убедить Роберта Баратеона позволить нам жить под защитой Стены. — По крайней мере, он очень рассчитывал, что Бенджен их сможет на это уговорить. — Нам нужно продержаться только еще одну ночь.

3.

Когда солнце скрыли тяжелые свинцовые тучи, поднявшиеся из-за верхушек деревьев, и стали сгущаться сумерки, вокруг маленького лагеря развели костры. Пошел снег, и люди суетились, собирая возле каждого костра валежник, чтобы было чем поддерживать живительный огонь на протяжении ночи. Джон с фамильным клинком в руке стоял у самого края образовавшегося огненного кольца и вглядывался в темноту за его пределами, гадая, хватит ли им этой защиты. Яркое пламя мешало различать детали, но в близлежащем лесу за рваными хлопьями поднявшейся метели ему мерещилось какое-то движение. Джон посмотрел на юг. Сквозь снег слабо, на грани видимости, мерцали огоньки факелов дозорных наверху Стены. Не исключено, что там сейчас был и его дядя Бенджен. Джон представил, как дядя, завернувшись в черный плащ и положив руку на эфес меча, смотрит на север, может быть, прямо сюда, на их лагерь. Это странным образом успокаивало, пусть вольный народ и Ночной Дозор и были давними врагами. Главное, что там, на Стене, была жизнь, находились живые люди. Джон попробовал пересчитать факелы, чтобы прикинуть число дозорных, но снег усилился, и темнота за ним стала почти непроглядной. И тогда пришли мертвецы. Их было много, Джон был не в силах сосчитать, сколько. Одетые в сгнившую кожу и рваные меха, или в остатки черных плащей, недавно умершие и полуразложившиеся, мужчины, женщины, дети. Даже несколько лошадей, на чьих остовах кое-как держались лохмотья кожи, шли, меся копытами снег, а за ними Джону показалось, что он различил огромный силуэт пещерного медведя. Люди у костров стояли наготове с луками и стрелами, копьями и мечами, но, если вся эта орда мертвых навалится на них, долго они не продержатся. Первые упыри почти достигли стены костров. У одного мужчины недоставало половины головы, рядом шла женщина с седыми растрепанными волосами, ее лицо можно было бы назвать хорошо сохранившимся, если бы не ввалившийся нос. Горевшие синим светом глаза уставились на Джона, а потом она повернулась и пошла вдоль костров, не делая попытки напасть. Ее безголовый спутник двинулся следом. За ними подступали другие, огонь останавливал их, и они неуверенно топтались, а потом аккуратно огибали лагерь, будто он был для них лишь препятствием к достижению цели. И Джон стал гадать о том, что это за цель. Скрипя сапогами, подошел Тормунд и встал рядом, опираясь на свой тяжелый меч. — Даже не верится, — пробурчал он, — но, может статься, мы и переживем эту ночь. Мертвецам, как я погляжу, не до нас. Топают так упорно, как будто в их промороженных черепах еще сохранились мозги... Джон не отрывал взгляда от вереницы мертвецов и сжимал украшенный драконьими головами эфес, готовясь в любой миг отразить атаку. Напряжение не отпускало его. Не верилось, что упыри, которых всегда влекла теплая кровь живых, могли оставить их в покое. Разве что вперед их гнало нечто, что было сильнее их вечного голода. И, когда Джон разглядел в снежной тьме между деревьями белесую тень, то понял, что не ошибся. — Их направляют Иные. Смотри. — На грани видимости мелькнул еще один бледный силуэт, за ним еще один, и еще. Они возникали, пропадали, потом снова появлялись, будто перетекая с места на место, и пелена метели размывала их очертания. С их приближением, казалось, усилился мороз, он пробирался сквозь слои меха и кожи до самого сердца, и решимость слабела, а отчаяние усиливалось. Даже пламя костров как будто стало ниже. — Готовься! — скомандовал Тормунд, и его сыновья вытащили по обмотанной паклей стреле. — Поджарим их немного огоньком, если полезут, — вполголоса сказал он Джону. Джон только покачал головой, продолжая следить взглядом за белыми тенями. У вольного народа не хватало стрел, чтобы справиться с такой толпой упырей, и он сомневался, что на Иных огонь будет действовать так же. Если бы их можно было победить огненными стрелами, хоть кто-нибудь бы выжил после встречи с ними. — Они уходят, — вдруг проговорил он с удивлением. В самом деле, поток упырей редел. Иные, следовавшие за ними, как пастухи за своим стадом, обошли костры по большому кругу, и лишь один из них, проходя мимо, обернулся. Встретив его обжигающе-ледяной взгляд, Джон вспомнил видение, посетившее его в пещере лорда Бриндена, и содрогнулся. Но нечеловеческие синие глаза лишь скользнули по его лицу, а мгновение спустя бледный силуэт Иного исчез в мельтешении снежинок. — Они идут к Стене, — глухо проговорил Тормунд, и Джон кивнул. В самом деле, зачем Иным тратить время, чтобы перебить несколько сотен, которых всегда можно будет добить после, когда впереди, за воротами Черного замка, их ожидает нескончаемое пиршество: сотни тысяч живых. Стена, возведенная при помощи древней магии, была неприступна для чар холода, но вот ворота, построенные людьми, — совсем другое дело. Манс сломал их, и лорд Бринден, отправляя Джона обратно, велел их закрыть, но... — Ты же сказал, что ворота починили и закрыли? — спросил он Тормунда. — Да, на скорую руку. Если бы Манс не отпустил великанов, любой из них справился бы с ними с одного удара. Да и я с моими парнями выломал бы их за пару часов, если бы не вороны с их стрелами и кипящим маслом и королевское войско с той стороны... — Подожди! — Джон взмахнул рукой, прерывая его. — Получается, ворота можно легко сломать снова. Что, если Иным это удастся? — Вороны могут встретить их так же, как и нас, — буркнул Тормунд, — огнем и кипятком. И мертвецы вернутся убивать нас. В его словах был смысл, но Джона все равно одолевали сомнения. — Они идут слишком уверенно. Они знают, что откроют ворота. — Джон задумался. — Если с той стороны Стены была битва, сколько там сейчас погибших? Тормунд прищурился. Джон запоздало подумал о том, что старик обсуждает с ним войну как вождь с вождем, чего и близко не могло быть до путешествия Джона к пещере старого бога. И о том, что раньше он бы непременно возгордился бы от этой мысли, а теперь просто отметил и отбросил в сторону. Нужно было думать о гораздо более важных вещах. — Понимаю, к чему ты клонишь, парень, но если бы Иные могли поднимать покойников через Стену, то давно бы сделали это. Древнее волшебство крепко. — В самих воротах нет волшебства, только дерево и металл. И они какое-то время стояли открытыми. Что, если кто-то из упырей успел проникнуть на ту сторону и принес туда часть силы Иных? Достаточно одного ожившего мертвеца, чтобы открыть ворота изнутри... Тормунд пожал плечами и снова, сгорбившись, оперся о меч. — Подождем — увидим. Что нам еще остается... Джон снова поглядел на юг, там, где темнота и метель прятали Стену и стоявших на ней дозорных. Если остаться здесь, в лагере, и ждать, то, может быть, до рассвета они все погибнут. И тогда мертвые начнут победный марш на юг, чтобы не оставить в Семи Королевствах никого живого. Даже если горстке вольного народа удастся выжить, оставаясь глубоко в тылу армии мертвых, чего будет стоить такая жизнь? И зачем она ему, Джону, если погибли и мать, и Игритт?.. Джон поднял меч, чей черный клинок, казалось, впитывал пламя костров. Старый бог обещал, что этот меч может убивать Иных. Что ж, если старик соврал, то тем хуже для него. Джон понадеялся, что, даже став мертвецом с синими глазами, он не забудет такого предательства и сможет вернуться, чтобы отомстить. — Я не буду ждать, — сказал он, сделал два шага назад и с разбегу прыгнул через костер. Приземлился он в мягкий снег, взмахнув рукой с мечом, чтобы сохранить равновесие, и быстрым шагом, насколько позволяли свежие сугробы, направился за удалявшимися к Стене мертвецами. Вслед ему донеслись чьи-то крики, кажется, Тормунда и его сыновей, Торегга и Дормунда, но Джон не стал оборачиваться, чтобы проверить. Откуда-то сбоку выпрыгнул Призрак и потрусил рядом с ним.