Оксюмороны

      Дик имел своё - весьма заковыристое - чувство юмора, часто веселился и каламбурил. При нём, казалось, можно было шутить о чём угодно - он тут же придумает что-то весёлое в ответ.       О чём угодно, да не обо всём.       Дик имел свои границы - едва безобидные шутки переходили в оскорбления, Грэйсон старался увести ставшую неприятной беседу в другое русло - о ком бы она ни шла. Внутри неприятно ныло и хотелось огрызнуться.       Первый Робин безмерно любил всех своих младших братьев - всем сердцем - и всё в них: привычки, капризы, все извилины их характеров.       Не любил только, когда они ссорились. Тут же в груди набухало детское чувство обиды и раздражения и терпение с треском лопалось. Поэтому перепалки при нем случались гораздо реже - никто не хотел видеть уставше-разочарованного Дика. Потому что такого немого укора в его зрачках не всегда достигал даже Альфред.       Так же Дик хорошо относился к критике - учился на ней, исправлял ошибки. Особенно был благодарен за обоснованную - но терпеть не мог нападки. Обвинения. Тут же просыпался внутренний подросток и на этом его неиссякаемое терпение заканчивалось.       Дик был бескрайне милосердным, добрым, отзывчивым. Понимающим, прощающим - безгранично. Но его точкой невозврата была точка соприкосновения бесконечности и предела.       Дик был их суперпозицией.       Они все тут были суперпозицией, если на то пошло.       Но только Найтвинг - только он был безмерностью и мерой, лимитом и нескончаемостью.       И никто не хотел испытывать это на себе в совокупности.