Мама

Он такой маленький. Фригга держит спящего младенца на руках и удивляется черным волосам и мягкой белой коже. Она молча приподнимает бровь. И вот это – порождение тех ужасных ледяных великанов, которые отметили последние годы штормом боли и страдания, проливая кровь их людей на их родине? (Но он так молод!) Малыш зевает во сне. Инстинктивно он поворачивает свою крохотную головку к ней, ища тепла, которое излучает ее тело. Носик упирается ей в грудь. Фригга не может удержать смешок. Эмоции сияют в ее глазах. Она не понимает. То, что она держит в руках сейчас – чистейшая форма невинности. Не монстр, не демон. Однако Один спас его из мира, известного своей чудовищностью. Из страны, покрытой смертельно сияющим снегом и вечным льдом. Что за странная мысль… Её муж стоит недалеко, задумчиво глядя в окно. Его усталое лицо усеяно вдумчивыми морщинами, и его руки сложены за горестно сгорбленной спиной. Морщинки появляются в уголках его глаз, и рот его – тонко сжатая линия. – Я нашёл его в храме, – повторяет он в пятый раз подряд с возвращения в Асгард. – И он, кажется, даже не заметил, что его отнесли туда, чтобы он умер. Полагаю, это случилось из-за его размера. Йотуны, скорее всего, решили, что он слишком слаб, чтобы выжить. Поэтому его оставили его судьбе. И я предполагаю, что это может быть сын Лафея. Фригга слушает слова мужа вполуха. Остальное ее внимание направлено на существо, самозабвенно пинающее воздух одной ногой и издающее уморительные звуки, напоминая ей о спрятанном смехе. Дети умеют видеть сны? Она не думала об этом раньше. Ни к чему отвечать на этот вопрос. Даже когда Тор пришёл в этот мир, и она научила его первым словам. Прошло три года с тех пор, как он был новорожденным. Теперь он может ходить, говорить и молчать, когда попросят. Он многого не знает. Не знает ужаса миров, находящихся за стенами дворца. Ведь любовь его родителей обволакивает его, как защитные доспехи из шелка и солнца. Он ещё не научился бояться, и Фригга на самом деле надеется, что и не придётся. Но некоторые вещи нельзя остановить. Они должны случиться. Фригга знает это, но это не значит, что это будет менее больно, когда до этого дойдет. – Почему ты взял его с собой? – тихо спрашивает она, хотя подозревает, что знает, каким будет ответ. Один для неё как открытая книга. Ее король усмехается. – Почему нет? – ворчливо отвечает он, наконец-то оборачивается и подходит к ней. Он поднимает руку, неуверенно поглаживая ребёнка по щеке. Это так странно, нежничать с ребёнком врага, будто бы это его родное дитя. Чувство, змеящееся в груди, так просто не стряхнуть. Это дрожь его души, будто сердце замерзает. Это чувство останется с ним на долгие, долгие годы. Но в своё время он научится его игнорировать. Большей частью, по крайней мере. – Земля была задушена войной. Трупы их и наших людей были с обеих сторон от меня. Когда я услышал плач, я думал, что пульсирующая боль в моем отсутствующем глазу пытает меня иллюзиями, но все равно искал. И когда я его увидел, младенец рыдал, как свинья на вертеле, и не прекратил, пока я не поднял его. Это был просвет во тьме, в которой я тонул. Единственный островок в море крови. Каким монстром я должен был быть, чтобы оставить его умирать? Фригга кивает, но она слишком хорошо знает своего мужа и знает, что он что-то скрывает. Однако в данный момент её это не особенно волнует. Дитя у неё на руках открыло свои глазки, наблюдая за ней с неприкрытым любопытством. Зелёные глаза. На несколько секунд они – центр ее мира. (И они им будут ещё много, много лет). – Возможно, я смогу отдать его Хеймдаллю, если ты не хочешь растить Йотунского приёмыша, – осторожно предлагает Один, хотя это открывает больше его собственных волнений, чем таковых его жены. В конце концов, Хеймдалль был рожден девятью великанскими дочерьми – он наверняка должен знать, как обращаться с таким существом. – Нет. Теперь мы его семья. Он наш, – быстро перебивает Фригга, и внезапно в ее доброжелательном голосе звучит резкость, создавая тон, не терпящий возражений. Один и не ожидал иного. Доволен он или нет, это скрыто под его стоической, морщинистой маской. – Тогда ему нужно имя, – легко бубнит он. – Есть идеи? – Локи. Фригга произносит имя, даже не задумываясь. Это вдохновение. Вдохновение, которое есть только у матерей. – Его будут звать Локи. Локи Одинсон. С мягким выражением на ее прекрасном лице она касается щеки короля, поглаживает бороду, покрытую ссохшейся синей кровью. – Приведи Тора, дорогой, – говорит она. – Мы должны сказать ему, что прибыл его брат. Один, кажется, испытывает облегчение, слыша ее инструкции, ибо он немедленно уходит, ни разу не обернувшись. Фригга остаётся одна в комнате. Ну, не совсем одна. Новокрещенный Локи составляет ей хихикающую компанию. Но уже через минуту удивлённый, шумный ротик кривится в хнычущей гримасе. Локи вертится у неё на руках и издает плач. Крик. Агонию. (Кажется, кто-то уже соскучился по своему Асгардскому отцу.) Фригга принимает это с тем терпением, которому ее научил непрестанный плач Тора. – Шшшш, Локи. Не плачь, – ласково шепчет она и покачивает ребёнка медленно, но с устойчивым ритмом. Улыбка, полная любви, появляется на ее лице. – Не плачь, – мягко повторяет она, – Я здесь. Она мягко целует его в лобик. – Мама здесь. И Локи ей верит. Он многого ещё не понимает, но он слышит успокаивающий голос и верит этим словам, этой преданной любви сердцем и душой, несколько столетий. Скоро он будет принимать это, как должное, но также часто бояться потерять то, что было дано ему так бескорыстно (хоть это и совсем бесплодный страх, он все равно усвоит его). И однажды это разобьёт ему сердце, когда он узнает, что все было ложью. Его жизнь, его кровь, его происхждение. И он будет думать, что никогда и не заслуживал вообще этой любви. Это уничтожит часть него, которую будет уже не восстановить. Но сейчас это не важно. Все эти вещи не принадлежат этому времени. Они ждут на растоянии и темнят небо. Локи – ребёнок, и через несколько месяцев его первым словом будет «Мама», а сразу за этим – «Дор», которое на самом деле должно было звучать как «Тор», но все это знают, так что это считается. И он будет счастлив. Счастлив в это особенное время, когда кажется, что все так прекрасно и гармонично. Правда разорвёт его на части позже. И почему нет? Почему не дать ему немного милосердия? Он такой маленький…