Пари во время сиесты

      Ханна добиралась от кухонного стола до дивана в общей сложности минуты три, старалась не запнуться о разбросанные подушки, откуда-то взявшиеся пустые бутылки из-под газировки с плещущейся на дне зеленоватой жидкостью, полупустые пачки чипсов, от которых в воздухе все еще витал аромат бекона и, кажется, краба. Вместе с этим девушка нетерпеливо искала в журнале вызовов знакомый номер, чтобы хоть на некоторое время отвлечься, вырваться из Содома, созданного Мартинесом в его квартире. — Есть пара минут? — первое, что спросила Ханна, набрав номер Люка и услышав его негромкое «Привет». — Мне нужно поговорить с тобой. — Что-то случилось? — осторожно спросил собеседник, понижая голос. Ханна в ответ нервно и несколько неловко усмехнулась, крутя в свободной руке валяющийся брелок в виде забавного медведя с флажком в пластиковых лапах. Игрушка смотрелась вполне милой и немного потрепанной — Ханна вдруг подумала, что ей уже около десяти лет, если не больше. Либо всего полгода, и Вэлеско просто не умел следить за вещами, что было вероятнее, судя по его вечному беспорядку. — Случился Вэл с билетами на Лигу Чемпионов и его сумасшествие, — медленно проговорила Макклейн, заправляя за ухо прядь волос.       Она посмотрела на в панике собирающегося Вэлеско. Он с самого утра гладил форму игрока «Реала», которую купил еще год назад, но все хранил для особого случая, как он сам выразился, нарезал бутерброды с собой и упаковывал еще какие-то продукты, обосновывая это тем, что от нервов постоянно повышается аппетит. Рон, правда, тактично намекнул ему, что Мартинес такими темпами не влезет ни в одну футболку, но испанец лишь отмахнулся от друга, как от назойливой мухи. Люк, находящийся по-прежнему в Сан-Себастьяне, услышал обрывки фраз переговаривающихся друзей и рассмеялся. — Несладко тебе там? — Да я, кажется, начинаю привыкать к этому армагеддону в масштабах одной мадридской квартиры. Только меня несколько пугает его рвение. До матча, вроде бы, еще четыре часа... — Думай, что говоришь! Три часа и сорок восемь минут! — крикнул из соседней комнаты Вэлеско, копающийся в своих шкафах. — И могла бы помочь, ты ведь тоже идешь.       Девушка хмыкнула и продолжила разговор с Люком: — Вот ты слышал? Меня, значит, на каторгу волокут, и я же за это получаю, — Люк в ответ рассмеялся и сообщил, что, как только он вернется, то они сразу сходят выпить. Кофе, конечно. — Да, кстати об этом. Когда ты возвращаешься? — На самом деле, постараюсь приехать к вечеру. Если хочешь, можем встретиться, если ты не боишься гулять ночью со всякими джедаями, — Макклейн готова была поклясться, что ее собеседник сейчас пожимал плечами с абсолютно спокойным лицом. И, на самом деле, ее несколько пугала такая уверенность. И причины на то были. — Чего молчишь, Эр? — Извини, задумалась. Встретиться, говоришь? Знаешь, я согласна. Пожалуй, ты сможешь поднять настроение после матча, — вздохнула девушка, растягиваясь на диване и закидывая правую ногу на спинку, лениво поглядывая на запыхавшегося Вэлеско и не по своей воле подключившегося к сборам Рональда. Они, кажется, абсолютно не обращали внимания на разговор Ханны, а были полностью задействованы в небольшом сумасшествии, организованном Мартинесом. — Ты бы попробовала посмотреть, кто знает, что из этого выйдет? — Может и стоит попробовать, я не спорю. Но... знаешь, когда все вокруг твердят, что футбол есть жизнь, то невольно начинаешь сомневаться в адекватности болельщиков и не хочешь становиться одним из них, — Макклейн усмехнулась — далеко ходить не надо — и перевела взгляд на пробегающего мимо Вэлеско с вешалкой в руках и Рона, который, на удивление, был выспавшимся и в хорошем настроении. И теперь он шваброй, что была предназначена для уборки всего скопившегося на полу мусора, пытался достать вечно мечущегося Мартинеса. Уж не дурдом ли? — Определенно не хочешь. — Да ладно тебе, Шуэт, с фанатами не все так плохо. Они люди адекватные. В большинстве своем. В конце концов, один раз сходить на матч не значит стать болельщиком? Можно ведь просто иногда посматривать. Как я это делаю, к примеру. — Тебя вынуждает работа, — вздохнула девушка, стараясь сдерживать смех.       Она зажимала ладонью рот, прикрывала глаза, чтобы не видеть происходящего. Смотреть на то, как медленно от гнева краснел Вэлеско было слишком забавно, но сильно хохотать не хотелось. Уж чересчур злым он казался после того, как Пайнс в десятый раз ткнул его острым концом швабры под лопатку. В конце концов, это уже было неприятно, наверное. Хотя неимоверно весело, для Рональда — точно. Девушка хихикнула. — Да, это верно. И тем не менее, я не могу отрицать того, что в футболе есть свое очарование и некоторая красота. Ты видела, как некоторые футболисты, я, конечно, не буду называть имени, а то до меня обязательно долетит какой-нибудь супер-тяжелый предмет, умеют вести мяч? Это же талант, — уверенно заявил Люк. Ханна поняла, что он тоже не один в помещении. Кто-то рядом с ним вечно шелестел пакетами или фантиками — Макклейн точно не могла сказать. Но звук сильно раздражал, и девушка постоянно жмурилась. — Я надеюсь, ты сейчас не про Гризманна. Или не про Роналду. За последние тридцать шесть часов эти имена звучали в наших разговорах раз двадцать, если не больше. В любом случае, я прислушаюсь. Правда. А вообще, мне пора бы собираться, иначе меня сейчас, — Ханна увернулась от летящей в нее подушки — Рон был в удивительно хорошем настроении, — прибьют. До вечера, Скайуокер. — И да пребудет с тобой сила, — засмеялся собеседник и положил трубку.

***

      Впервые на футбольный матч Ханна пошла в возрасте тринадцати лет со старшим братом и папой. Вообще, вместо нее должна была идти мама, но именно в тот день ей хотелось остаться дома и провести время с годовалым Томасом, у которого вдруг проснулся интерес ко всем легко бьющимся, острым и тяжелым предметам. Поэтому миссис Макклейн предложила пойти Ханне, ведь «нужно ведь когда-то приобщаться к спортивно-массовым мероприятиям» и «хоть раз в подростковом возрасте надо сходить на футбол». Отмазаться, конечно, не вышло, да и с Рональдом девушка не была тогда знакома, а иначе давно бы подарила ему билет. И ей пришлось сидеть целых два часа на открытом воздухе под мелким холодным дождем. При этом, она еще и пыталась уследить за летающим из одного конца поля в другой мячом, который с дальних трибун вообще казался едва заметным. И, если честно, после посещения «Коуч энд Хорсес Граунд» у нее остались не самые лучшие воспоминания, двухнедельная, довольно затяжная, по мнению Ханны, простуда и колкости со стороны Энди.       Только вот почему-то на трибунах «Сантьяго Бернабеу» эмоции были несколько иные. Наверное, невозможно передать словами, что происходит у любого человека внутри, когда он поднимается вверх по ступенькам, к трибунам, к своим местам. Тут даже не важно — любишь ты футбол или нет. Эмоции все равно накрывают с головой, и никто уже не может сопротивляться этому влечению, особенно когда видит напряженно улыбающихся людей — истинных болельщиков, которые молятся высшим силам за победу и здоровье своей команды. И, возможно, Люк был прав. В этом определенно было свое очарование и, возможно, даже красота.       Ханна, сидя на своем месте, задумалась, отчего сердце у нее могло начать биться сильнее. Может быть, атмосфера масштабного события действовала на нее подобным образом, а может, сама Макклейн уже выросла и смотрела на все глазами более-менее взрослого человека, а не девочки подростка, — Ханна не знала. Но факт оставался фактом, и ее отвращение несколько утихло. Впрочем, два часа сидеть возле безумных болельщиков «Реала» ей по-прежнему не очень хотелось. Да и смотреть матч, каждый раз вскакивая со своего места во время опасного момента, чтобы поддержать команду, она считала делом довольно утомительным. Но что самое ужасное, их места располагались совсем близко к фанатскому сектору. Макклейн, впрочем, особенно еще не понимала масштабы этой проблемы, для непосвященного болельщика, который впервые надел футболку играющего сегодня клуба, да и то потому, что временный сосед умолял это сделать с щенячьими глазками.       А время неумолимо приближалось к отметке «20:45», заставляя при этом в ожидании замереть каждого присутствующего на мадридском стадионе. Ханна и сама замерла, чувствуя, как напряглись сидящие по бокам от нее Рон и Вэлеско. Последнего даже, кажется, била дрожь, потому что руки его мелко тряслись и плечи едва подрагивали. Казалось, что еще совсем немного, и переполняющие Вэла эмоции прорвут все ментальные барьеры и с криком «Реал — Чемпион!» вылетят наружу.       Впрочем, именно это и случилось, когда из мощных динамиков раздались первые аккорды гимна Лиги Чемпионов, и команды вышли из подтрибунного помещения, сопровождаемые шквалом аплодисментов и криками на, преимущественно, испанском языке. Дай кто-то Ханне сейчас листок бумаги и карандаш — девушка не смогла бы описать атмосферу, царящую на стадионе. Смесь радости, восторга, волнения, страха, надежды — непередаваемый коктейль из множества человеческих чувств. Но острее всего ощущалось напряжение, которое было во много раз сильнее, чем на любой электростанции. Казалось, что еще чуть-чуть — и воздух начнет вибрировать и взрываться снопами маленьких синеватых искр. — Это Бэйл. Ханна, смотри-смотри, там и Пепе, — девушка удивилась, как Вэлеско еще не захлопал от дикого восторга в ладоши, подобно маленькому ребенку. — Рон, а ты глянь только. Это же он. — Там двадцать две особи мужского пола, не считая детей и судей. Кого ты имеешь в виду? — Роналду... — почти благоговейно прошептал Вэлеско, так тихо, что его фраза сразу утонула в общем гвалте, и прижал ладони к щекам, мило улыбаясь.       Как ребенок, который впервые видит переодетого Санту, но все равно искренне радуется. Макклейн вдруг подумала, что сравнивать Роналду со сказочным персонажем, да еще и ненастоящим, очень странно. Но потом так же быстро пришла к выводу, что искренности в нем, как раз-таки, мало. Но, возможно, ей просто казалось, потому что не привыкла она видеть футболистов, которые бы так сильно привлекали внимание публики.       Ханне захотелось смеяться. Уже в который раз за день она закусывала губы, чтобы не позволить громкому смеху вырваться наружу. Удивительно, что именно сегодня — день, который она официально признала днем страданий и невозможных мучений, — улыбаться хотелось больше всего. Возможно, на нее так действовало хорошее настроение окружающих людей или осознание того, что посещение футбольных матчей не настолько ужасно. А возможно, это просто бы хороший день, несмотря ни на что.       Когда прозвучал свисток, стадион — десятки тысяч человек — затихли как один. А потом все закричали вразнобой тучу непонятных слов. С противоположной стороны, с трибун, где сидели болельщики «Манчестера», даже можно было уловить отдельные слова из кричалок на родном английском. И, будь у Ханны выбор, она несомненно пересела бы лучше к англичанам. В конце концов, они были всяко роднее, нежели чересчур эмоциональные испанцы. Один Вэлеско чего стоил.       Девушка пыталась неотрывно следить за мячом, только вот делать это было сложно. С самого начала игра была довольно быстрой и стремительной — мяч летал из одного конца поля в другой. И наоборот. Так что Ханна пожалела, что сидела не на самых верхних трибунах, откуда было бы гораздо проще смотреть матч. Потом она, правда, одернула себя. Еще чего — жалеть о том, что не получалось следить за перемещением мяча. Глупости.       Девушка слышала со всех сторон повторяющиеся фамилии игроков «Реала», которые болельщики не уставали повторять, как самую настоящую мантру. Двое мужчин сзади что-то кричали на испанском, но Ханна поняла только половину из сказанного — школьная программа, увы, не включала в себя изучения разного рода жаргонизмов и, возможно, ругательств. Хотя, она полагала, интонация говорила сама за себя. Девушка усмехнулась, оглядев сидевших по обе стороны от нее молодых людей. Рон покачивал ногой, иногда повторяя одними губами кричалки фанатов «Манчестера», а Вэлеско... Каждый раз, когда мяч перехватывали игроки мадридского клуба, тот хлопал в ладоши и широко улыбался, все исступленно повторяя: «Сейчас, родные, забьют».       И забили.       Не прошло и двадцати минут с начала матча, как открылся счет на табло в пользу... «Сливочных»? Ханна не была уверена, что перевела возглас Вэлеско верно, ведь смысл казался ей весьма странным. Но, впрочем, она несильно разбиралась в футбольной теме, а потому переспрашивать не стала. «Сливочные» так «сливочные». Хотя даже она согласилась с Роном, когда тот позже признал, что свой гол Гарет Бэйл, а мяч в ворота почти-родных загнал именно он, забил довольно неплохо. — Ты издеваешься? Серьезно, издеваешься, что ли? Да это же было гениально! — воскликнул Мартинес во время первого перерыва, когда все болельщики вокруг принялись обсуждать первый прошедший тайм. — Не преувеличивай, Вэл, ты ведешь себя, как одиннадцатилетняя фанатка популярного бойз-бенда. Еще на поле выбеги, ноги поцелуй, — хохотнул Рональд, похлопывая друга по спине. Тот, в свою очередь, отмахнулся и перевел взгляд на распутывающую наушники Ханну. — А ты что скажешь? — Я сказала, что довольно здорово смотрелось, — пожала она плечами, не отрываясь от развязывания тысячи маленьких узелков. — Но, понимаешь, сердце не остановилось и дыхание не перехватило. Мне больше реакция вон тех парней понравилась.       Девушка улыбнулась, кивком указывая на троих болельщиков, которые после гола Бэйла стянули с себя футболки и шарфы, несмотря на довольно прохладную температуру, свойственную мадридским весенним вечерам. Но ведь, если задуматься, им было все равно. Будь сейчас хоть снегопад, они сделали бы то же самое, да еще и снег вверх подбрасывать начали бы. Потому что нет, не холодно им вовсе. Многотысячный стадион изнутри грела вера и глубокая, фанатская, преданная, необъятная и невероятно горячая любовь к любимой команде. Неважно, из какого ты города, страны. Ты — фанат, болельщик, член огромной семьи. Вот она, сила и преданность. В каждом по отдельности. Во всех, вместе взятых. Может, именно об этом и говорил Люк, упоминая про непередаваемую красоту? Ханна не знала, но, кажется, впервые в жизни подумала о том, что, возможно, — и только возможно! — не зря у этого вида спорта так много поклонников.

***

— «Реал» — чемпион! – прокричал в унисон с еще несколькими десятками болельщиков, покидавших стадион, Вэлеско. Подобно вирусу его выкрик распространился по, кажется, целому кварталу вперед и поднял настроение фанатам «королевского» клуба. И, при этом, еще сильнее расстроил преданных «Манчестеру» англичан, которые шли с опущенными головами, иногда украдкой вытирая едкие слезы. — Ух, вот это матч был. Вот это игра! Лучшая команда на планете, слышишь, Пайнс? — Не обольщайся, Вэл. «Мадридское дерби» все решит. — Я тебя умоляю, — засмеялся Мартинес, разводя руками. — Да на классе обыграем, даже не сомневайся. Запасись платочками и ведерками для слез. Вас ждет крупнейшее поражение. «Индейцы». — Я же ударю сейчас. Не посмотрю, что ты инвалид, — Пайнс, сдерживая улыбку, указал на съехавшие с переносицы очки Вэлеско и демонстративно похрустел суставами. — Да молчу я, чего ты сразу? Финал спор решит. — Ох, и кстати о спорах, — Рональд посмотрел на задумавшуюся о предстоящей встрече с Люком в кафе Ханну и на телефон в ее руке. — Время идет, а никто даже не думает о том, как бы достать фото с Гризманном. Непорядок. — Сдался мне ваш Антуан, — Ханна возвела глаза к небу. — Сказала же, будет вам фотография. Вот к финалу ближе и сделаю. Дайте мне отдыхом насладиться, в конце-то концов!       Вэлеско свел брови к переносице и неловко дернул плечом. — Это... с тем знакомым, да? С ним отдыхать будешь? — При чем здесь это, Вэл? Да и, по-моему, это мое дело. И вы можете идти домой, а еще забегу в то кафе. Ну я рассказывала, с отличным кофе. — Ну да, кофе там отличный, — протянул Рон, приподнимая уголок губ. — Ты улиткоеду своему передавай привет. И не засиживайся, чтобы до полуночи была дома. — Как скажешь, пап, я уяснила, — рассмеялась Ханна, приобнимая за плечи Рональда. Все-таки день у нее выдался не самый худший, вопреки всем ожиданиям.