Красными нитями

Александрина просыпается от вязнущих в тёмных ресницах лучей солнца и звонкого гула посуды. Мягкая вуаль тающей на кончиках пальцев дрёмы спадает с неё лёгкими волнами. Она слабо шуршит наброшенным на неё одеялом, расправляя затёкшие плечи, и не сразу замечает, как кто-то неподалёку от неё внезапно прекращает шум. Уилл напряжённо замирает на мгновение. Молочно-белая пена медленно стекает к манжету его рубашки с зажатой в пальцах тарелки, и он воровато оглядывается, тут же цепляя взглядом выцветших изумрудов застывшую на диване фигуру. — Прости. Я разбудил тебя. Алекс смотрит на него в упор и не сразу осознаёт действительность. Разлинованная мозаика воспоминаний осыпается от усердных попыток вспомнить последние события прошлой ночи. — Я заснула в твоей квартире? — колючая тяжесть пледа соскальзывает с её ног, и незащищенную кожу сразу же кусает стылость непрогретого помещения. Её вдруг подбрасывает натянутой пружиной. — И между нами ничего не... Она взволнованно осекается, дёргая головой, словно дикая птица, а Уилл вдруг прорезает тишину сиплым смехом. Таким простым и задорным, что её губы невольно сами подрагивают в недоуменной улыбке. Он морщится от солнечного света совсем по-мальчишески, рассыпая в уголках глаз тонкие сети морщин. — Нет, — наконец выдаёт он с глубоким выдохом. — К счастью или к сожалению, но вчера ты попросила чего-нибудь покрепче чая, и пока я искал второй бокал для вина, ты прямо тут заснула беспробудным сном младенца. Её ладонь с глухим звуком врезается в лоб — Александрине невыносимо стыдно, но, благо, Уилл этого не замечает. Его рукав неумолимо темнеет от впитавшейся в ткань мыльной воды, поэтому он снова поворачивается к раковине, наполняя пустоту грязной чашки жгутом бьющей из крана воды. — Сколько ты уже не спала? — его голос вплетается в шум ниспадающих капель, подобно ветвям омелы, и в нём резонирует серьёзная обеспокоенность. — Два дня. Алекс кажется, будто плотный атлас жилета на его спине укоризненно натягивается. Рядом с Уиллом Лэмом ей вообще начинает многое казаться. Поэтому она стремится разорвать швы накаляющейся обстановки беззаботным смешком: — Знаешь, я давно так хорошо не спала. Он лишь недовольно цокает. — Это потому что ты слишком устала. — Это потому что ты был со мной. Слова срываются с её губ необдуманно и оседают в лёгких крошкой забракованных мыслей. Уилл делает вид, что не услышал; Александрина делает вид, что ничего не сказала. Пространство между ними размывает лишь тугая струя воды и цокот гладкой керамики. — Пожалуй, мне следует принять душ. Можно? — бормочет она ему в спину и получает в ответ быстрый кивок. — В шкафу возле ванной находятся полотенца и кое-какая одежда. Александрина растрёпанной тенью проносится мимо фокуса его светло-зелёных глаз, и босые ступни её ног оставляют стылые отпечатки на рефлёном кафеле. Уилл рад, что она совсем не замечает, как он провожает её мятый силуэт взглядом. Когда он победоносно разворачивается к сизо-серому пятну дивана в неверном свете ламп, его растерянный взгляд встречает скрученная на просевших подушках фигурка и подозрительно звенящая тишина. Сначала Уилл даже пугается — слишком внезапно она ныряет в волны морфеева моря. Он рассекает пол широкими шагами и подводит два пальца к вздёрнутому носу, чтобы ощутить легко колеблющееся дыхание и успокоить грызущую нутро панику. Девушка просто спит. Он может позволить себе облегченно перевести дыхание. Лэм садится рядом с ней и выдыхает всей мощью своей грудной клетки тяжесть прошедшего дня. В его руке тягуче плещется о стенки припыленного бокала вино; он глотает его залпом не раздумывая и непроизвольно оглядывается на свернувшуюся узлом Александрину рядом. Она слишком мала. Узкие ступни, витееватые веточки рук. Однако в ней совсем нет угловатости подростка — глупо бы было отрицать, насколько изящны линии её тела. Уилл не может сказать, видит ли он в ней женщину или ребёнка. Александрина-которая-Алекс — прошивает он её имя быстрыми дефисами — является парадоксом. Нечто совершенно немыслимое. Уилл не в состоянии объяснить, почему она уже дважды врывается в его жизнь. Почему он так спокойно её впускает. Он знает, что жилы его горят адским пламенем, разгоняя кровь, и, наверное, это ему нравится. Александрина вдруг всхлипывает сквозь тонкое марево сна, и его рука интиутивно тянется к ней прежде, чем мозг пропускает предупредительный заряд по паутине нейронов — «не трогай!». Уилл прекрасно осознает, насколько опасны могут быть зыбучие пески этой нездоровой привязанности к ней, но всё же касается её щёки, заправляя выбившуюся прядь за ухо и разливая по комнате свой вязкий шёпот: — Тише, спи спокойно. Он решит эту проблему завтра. Но проблема не решается. Проблема неловко переминается с ноги на ногу, запутанная в тяжёлые ткани одежды совсем ей не по размеру, выдыхая белесый пар порозовевшими губами. — Я не нашла ничего лучше, — раскидывает Алекс руки в стороны, демонстрируя ширину его рубашки на её маленьком теле. Уилл бы понял это и без наглядного примера. Он безмолвно поднимает брови, изо всех сил стараясь перевести взгляд с прилипшей к её влажной коже ткани на уже высохшее лицо, и это ему почти удаётся. Александрина наконец становится ровно и не обращает внимания на то, как существенно легче ему стало дышать после этого. — Твой телефон разрывался от звонков, когда ты спала, — спокойно разбавляет монотонные шорохи он, снова разворачиваясь к ней спиной. Так легче поддерживать незримую дистанцию между ними. Она поднимает со стола плоский прямоугольник смартфона и нервозно вздыхает. Белоснежные строки пропущенных звонков и гневных сообщений разъедают зрачки своей яркостью. И Уилл лишь подливает масла в огонь. — Тебя, очевидно, ищут. — Пускай, — злобно выплёвывает Александрина. — Сегодня я не намерена ни с кем встречаться. — Нет, — отрицательно мотает головой он. — Если ты хочешь победить в тяжёлой битве, начни сначала играть по их правилам. И лишь потом вводи свои собственные. Она заминается, хмуря брови, и цепляется за его короткий взгляд через плечо, не находя в нём ни толики издёвки или легкомыслия. Уилл Лэм говорит с ней, как с равной, и даёт ей стратегический совет. — Но ты ничего не знаешь о том, что творится в моей жизни, — произносит она совсем неуверенно, и он незамедлительно с ней соглашается. — Нет, — его усталый смешок затихает на полувыдохе. — Но я отлично знаю, как отвоёвывать каждый новый день у давящей реальности. И в этих сражениях я преуспел. Он разворачивается к ней и с немой обреченностью видит, как в глазах её разгорается будоражное восхищение. Уиллу кажется, что он практически ощущает, как сейчас в прелестной головке Александрины его слегка сгорбленный образ переплетается с мнимым идеалом. И ему бесконечно страшно, что от её взгляда сердце его бьётся в разы сильнее. Его проблема не решаема. Он соскребает с души всю холодность, что у него есть, и обдаёт ледяной пылью собственный голос, чтобы тот звучал как только можно мрачно: — Не влюбляйся в меня. Ты пожалеешь, — говорит он не столько ей, как самому себе. Но Александрина из тех, кто умирает от адреналина высоких рисков, и отвечает ему с улыбкой лукавой и очень опасной: — Никогда. Уилл не знает, был это ответ на первое или второе его предложение.