Наслаждаться жизнью

Стараясь изо всех сил и едва ли не скрипя зубами от напряжения, Юзернэйм трудился над тетрадью по родному языку. Изредка он бросал косые взгляды на своего младшего брата, который, как ни странно, сейчас сидел на противоположной стороне и, сосредоточенно сопя, что-то калякал в своем альбоме. Они жили в одной комнате, но, к счастью, редко случались дни, когда Юзернэйму приходилось проводить с ним долгое время. Когда Юзернэйм был еще совсем маленьким, родители наняли няню, которая, собственно, и следила за старшим, а позже и младшим, сыном семейства. На самом деле, как только Ноу Нэйм подрос и начал проявлять задатки своего неугомонного характера, Мать-и-Мачеха перекрестилась, так же, как и Драма Квин, которая, к собственной радости, никогда не утруждала себя воспитанием детей, кроме, конечно, попрекая при любой удобной возможности стандартными замечаниями, вроде «не болтай ногами – чертей качаешь!» или «не чавкай, держи спину ровно!». Слишком много сил и внимания уходило на то, чтобы присматривать лишь за одним ребенком. Так что Юзернэйм мог спокойно проводить время в тишине в библиотеке или саду. Какое-то время он грустил, Мать-и-Мачеха относилась к нему как к родному: помогала с домашним заданием, читала книги, играла в шахматы, а теперь почти все ее время занимал маленький гиперактивный комок соплей, которого нужно было не только уберечь от травм, но и, желательно, чему-нибудь научить. Но няня все еще старалась уделять внимание и старшему ребенку, понимая его одиночество. Постепенно Юзернэйм научился проводить время с самим собой, и даже ценить это. Единственное, что по-настоящему его огорчало – игра в шахматы. От матери едва ли можно было добиться положительного ответа, она постоянно прибывала в дурном расположении духа и сетовала на то, что ее день забит работой по дому и важными делами. Приходилось играть одному сразу за обе стороны, что было не так интересно, как иметь достойного противника. Так же, однажды на день рождение Юзернэйм получил в подарок маленькую золотую рыбку. Родители запрещали заводить животных, потому что Драма Квин страдала от аллергии на кошек, а собаки, по мнению старших, были слишком шумными и грязными. Что уж говорить о птицах и грызунах. Смилостивившись, они подарили ему рыбку, решив, что уж от нее-то проблем быть не должно. Как же Юзернэйм радовался! Рыбка сразу получила имя Печенька и заняла почетное место на столе в спальне. Пожалуй, она даже стала для Юзернэйма другом. Она всегда была рядом, не пыталась его обидеть, да и сама не обижалась. Ей можно было все рассказать, не боясь, что она осудит или кому-нибудь разболтает. Наблюдать за чем-то живым, монотонно плавающим по аквариуму – завораживало. Юзернэйм чувствовал ответственность, ухаживая за рыбкой. Одна из его важнейших обязанностей – защищать Печеньку от младшего брата. Сегодня Мать-и-Мачехе пришлось уехать на половину дня, поэтому присматривать за Ноу Нэймом выпало Юзернэйму. Сначала брат носился по комнате и верещал, попытался сбежать в коридор, но оказался схваченным Юзернэймом (если кто-то найдет Ноу Нэйма без присмотра – прилетит обоим), потом скакал с кровати на кровать и в итоге свалился на пол… а теперь, внезапно, решил порисовать. К моменту, как ребенок успокоился, голова Юзернэйма уже просто раскалывалась, но как бы он не пытался успокоить брата – все это было напрасно. Он никогда не передвигался шагом, только бегал. Не говорил спокойным тоном, а рвал горло до хрипоты. К тому же, любил проказничать. Причем за шалости ему попадало крайне редко, Драма Квин считала, что виновен тот, кто не усмотрел за ребенком. Конечно, у Мать-и-Мачехи такие промахи случались не часто, а Юзернэйм постоянно выслушивал от матери нравоучения и получал наказания. Родной язык – очень сложный предмет, он требовал аккуратности при письме. Отсутствие каллиграфического почерка - и балл уже снижен. Время от времени поглядывая на брата, Юзернэйм старался не только не наделать глупых ошибок, но еще и обязательно вывести все хвостики букв под правильным углом. Он выполнял упражнения из учебника и фантазировал, как совсем скоро поступит в лицей и уедет из дома (одна из важнейших причин ждать это событие). Недавно Юзернэйму исполнилось двенадцать, и родители приняли решение отправить его на обучение в один из лучших пансионов для мальчиков. Ему казалось, что он непременно будет хуже прочих, и что, может, его даже отошлют домой. И что же тогда скажет матушка, как будет смотреть на него отец? С первого этажа раздался звонок в дверь, и Юзернэйм резко вздернул голову в сторону звука. - Ка-а-ажется няня пришла, - засопел Ноу Нэйм. Отложив перо в сторону, Юзернэйм выскочил в коридор, добежав до лестницы и выглянув на первый этаж. Вообще-то Драма Квин жутко сердилась, когда он бегал, но уж больно натерпелось узнать, вернулась ли няня. И правда! С балкончика третьего этажа он увидел, как внизу в прихожей Мать-и-Мачеха снимала свою легкую походную накидку. Улыбнувшись собственным мыслям и уже чуть ли не вприпрыжку, мальчик вернулся в спальню. Клацнула дверь шкафа, Ноу Нэйма исчез из поля зрения, что-то неладно. В пару шагов преодолев расстояние до рабочего стола у окна, Юзернэйм ахнул, его затрясло, а колени подогнулись. Вся сегодняшняя работа в тетради, над которой он так корпел, оказалась изрисована каракулями. А на полях и вовсе красовалась надпись «Узернэйм - дурак»! К горлу подкатил ком, захотелось плакать от отчаянья и осознания того, что снова придется переделывать всю работу. Со злостью распахнув шкаф, Юзернэйм схватил за ухо прячущегося за зимними пальто Ноу Нэйма и, нисколько не жалея, потащил его из комнаты. Мальчик взвыл, пытаясь дать сдачи старшему брату, но Юзернэйм не ослабевал хватки. Когда Юзернэйм выскочил в коридор, Мать-и-Мачеха уже поднималась по лестнице. И она совсем не удивилась, увидев старшего брата, вцепившегося в ухо младшего, только тяжело вздохнула. - Он исчиркал мою тетрадь по родному языку, - сквозь зубы процедил Юзернэйм. - Эх ты, проказник, - Мать-и-Мачеха покачала головой. Юзернэйм наконец-то отпустил ухо Ноу Нэйма, и няня взяла младшего брата за руку. Тот все еще ныл и громко жаловался на Юзернэйма, которой в это время сложил руки на груди и мрачным взглядом провожал брата с няней, которые, наверняка, отправились в библиотеку или гостиную, куда бы там ни было, не важно. Вздохнув, мальчик вернулся в комнату, вырвал испорченные страницы и начал работу заново.

***

Они жили в большом трехэтажном доме, который выходил своими окнами на широкую улицу. Кажется, он был очень старым, но глава семейства тщательно следил, чтобы здание было в полном порядке. Юзернэйм с семьей жили, не сказать, что в центре, но в довольно оживленной части города. Внешне их дом почти не отличался от зданий и магазинов по соседству – такой же строгий фасад из темного кирпича, большое устойчивое крыльцо, и, конечно, кованый забор и решетки на окнах. Но зато у них был и небольшой садик на заднем дворе, выходящий на более тихий проулочек между домами. Здесь стояла маленькая беседка, и росло дерево, на котором висели качели и под которым Юзернэйм часто проводил время. Если, конечно, его вдруг не замечала мама. В таком случае она сразу поднимала шум, почему это он сидит здесь без дела и пачкает штаны. И как раз под этим деревом Юзернэйм и спрятался вместе с книгой. Погода сегодня была хорошей, разгар дня, так что шум от немногочисленных машин со стороны главной улицы почти не тревожил. К тому же, мала вероятность, что сейчас его кто-нибудь заметит – отец с матушкой были слишком увлечены приемом очередных гостей. К ним часто приезжали какие-то «уважаемые» люди и подолгу разговаривали с отцом Юзернэйма, Солид Граундом. Он был владельцем сети магазинов часов, в их семье это дело передается из поколения в поколение уже много лет. Юзернэйм быстро понял, что не стоит мешаться под ногами, когда в доме гости, поэтому предпочитал отсиживаться где-нибудь в укромном уголке. Отец едва ли занимался его воспитание, но все же чаще, чем мать. И даже эти редкие моменты Юзернэйм очень ценил. Хоть Солид Граунд целыми днями пропадал в своем кабинете, все равно старался находить для Юзернэйма пару минут, а иногда и целый час, чтобы поговорить о чем-нибудь или рассказать о делах, которыми он занимается. Он говорил, что однажды передаст семейное дело Юзернэйму, и мальчику казалось, что отец им даже гордится. Потому что он часто хвалил его за успехи, а в последнее время особенно много рассказывал о лицее. И Юзернэйм чувствовал, что ни в коем случае не может его подвести. Расстраивало, правда, только то, что нельзя взять с собой рыбку.

***

На улице стемнело так, что невозможно стало разбирать буквы, к тому же, Юзернэйм замерз. Обхватив себя руками, Юзернэйм прошел в освещенный желтым светом ламп холл первого этажа. Из столовой доносились обрывки разговоров и характерный смех Драмы Квин, который Юзернэйм узнал бы из миллиона. Чтобы вдруг не оказаться на дороге у прислуги или не встретиться лоб в лоб с гостем, Юзернэйм направился ко второй лестнице, которая была меньше главной, которая напротив входа, предназначенной скорее для служанок, чем для членов семьи. Мальчик миновал прачечную, поднявшись на второй этаж, мельком бросил взгляд на дверь с табличкой «библиотека», и, наконец, оказался на третьем, где и располагались спальни и прочие комнаты личного пользования. Сюда никогда не поднимались гости. Нижний этаж был поделен на две условных части. Первая половина красиво обставленная, включала в себя гостиную и столовую, то, что и видели гости, приходя в дом. Драма Квин очень следила как за собой, так и за домом. Пусть она ни разу не брала в руки инструменты и не пыталась хотя бы сделать уборку, считая себя выше этого, все же очень внимательно наблюдала за процессом и контролировала его. Она приглашала дизайнеров, часто обновляла интерьер. Не резко, постепенно, небольшие детали, вроде смены картин или статуэток, потерявшей лоск мебели. Ей нравилось внимание и комплементы, а удивление гостей об ее вкусе приятно льстили. В вторая отводилась для подсобных помещений, коморки прислуги, кухни и прочего, оттуда же поднималась вторая, запасная лестница. Подразумевалось, что горничных, официантов и поваров не должно быть видно, поэтому две половины первого этажа были словно братья-близнецы – кухня прямо за стеной столовой, чтобы можно было проще до нее добраться. Санузлы, конечно, тоже разделены. Хоть слуги крайне редко появлялись на другой половине, первый этаж всегда оставался самой оживленной частью дома. На втором этаже располагались кабинеты родителей, фамильная библиотека и комната для досуга. Как раз здесь Юзернэйм и бывал чаще всего, ровно как и остальные члены семьи. Третий этаж вечно пустынный, всего три спальни. Юзернэйм никогда не бывал в двух других, только видел мельком, но что касается детской спальни – она всегда казалась Юзернэйму слишком темной, даже не смотря на большое окно, выходящее на солнечную сторону. В комнате был выключен свет, и Юзернэйм предположил, что няня чем-то заняла Ноу Нэйма на этажах ниже. Щелкнув выключателем, мальчик поежился, привыкая к теплу комнаты. Зевнув от скуки и размышляя, чем заняться дальше, Юзернэйм потер глаз правой рукой, и, вдруг, заметил кое-что странное. Книга упала на пол, ровно как желудок, ухнувший в низ живот. Глаза округлились от шока, а во рту, кажется, моментально пересохло. Юзернэйму стало плохо. Аквариум стоял на столе наполненный не обычной прозрачной водой, а… черной жидкостью? Рыбки не было видно. Не помня себя, Юзернэйм схватил аквариум и еще что-то с полки, кажется, стакан, и со всех ног помчался в туалет, к раковине. Быстро наполнил стакан и опустил руку в аквариум, выловить рыбку. Где-то в глубине он поймал безвольное тело в ладонь и бережно опустил ее в стакан с водой. Печенька перевернулась вверх животом. Уже догадываясь, что это значит, но все еще на что-то надеясь, Юзернэйм промыл аквариум (похоже, это были чернила), налил чистой воды и поместил рыбку обратно в аквариум. Безнадежно. Юзернэйм взял в руки аквариум, пристально вглядываясь в Печеньку, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки жизни. Неизвестно, сколько времени он так стоял. Но какая-то часть внутри него умерла, когда рыбка всплыла на поверхность. Еле удерживая дрожащими руками аквариум, Юзернэйм сделал шаг назад и сполз вниз по стенке. Обняв холодное стекло, он заплакал.