Драбблы и фиклеты по «Джону Доу»

«Заколка» Это произошло спустя месяц. Джон приехал в участок по просьбе Фрэнка, чтобы помочь ему с очередным запутанным делом — что-то про убийство в порту (он не стал вдаваться в подробности по телефону). Пока Хейз кратко посвящал его в ход расследования, одновременно с этим демонстрируя недавно отснятые полицейские снимки, Джон старательно изображал самого внимательного слушателя на земле, изо всех сил заставляя себя концентрироваться на мелочах и не упускать из виду ни одной детали. Он так увлёкся, что не заметил вышедшую со склада Стэллу, нагруженную коробками, доверху полными улик, пришитых к делам разной степени давности. Не видя Джона из-за коробок, она почти врезалась в него в проходе и наверняка бы упала, если бы он вовремя её не придержал. Виновато улыбаясь, Стэлла поспешила скрыться в своей лаборатории, смущённая собственной невнимательностью, в то время как Джон снова обернулся к Фрэнку, намереваясь продолжить прерванный разговор. В ту же секунду под его ногами что-то негромко хрустнуло. Переведя глаза вниз, Джон увидел сиротливо лежащую на полу женскую заколку, на которую случайно наступил. — Должно быть, выпала из коробки с вещдоками, — сообщил Фрэнк, машинально проследив за направлением его взгляда. Джон молча и с отрешением уставился на предмет, застыв в проходе, точно каменное изваяние, и в какой-то момент Фрэнку показалось, что он того и гляди заплачет. Такие заколки носила Карен. — Ты в порядке? — осторожно тронул его Хейз за плечо. Джон очнулся. — Да, да. Всё отлично. Такой откровенной лжи Фрэнк не встречал даже на лицах преступников. — Иди-ка ты домой, Доу. Если появятся какие-то новые зацепки по этому делу, я тебе сообщу. — Нет. Джон ответил резко, почти грубо — так, что Хейз даже вздрогнул от неожиданности. — Нет, Фрэнк, — чуть мягче добавил он. — Есть только одна вещь в этом мире, которая до сих пор помогает мне держаться. Знание того, что я всё ещё кому-то нужен. Кому-то кроме неё... «Слёзы» Диггера в полной мере можно было назвать непрошибаемым. Он пережил шесть браков, столько же разводов, тюрьму и спецназ. На его глазах люди лгали, оскорбляли, били, унижали, разрушали, воровали и убивали. Наркотики, коррупция, предательства... Замкнутый круг. За его плечами покоилась жизнь, полная утрат, арестов, разочарований, нелепых случайностей, жёстких приказов, случайных жертв, пыток, допросов и измен — как личных, так и государственных. И всё же, несмотря на всё это, никто и никогда не видел Диггера плачущим. Надравшимся в хлам — это пожалуйста (неспроста же он держал свой бар), а вот плачущим... Должно было произойти что-то поистине страшное и серьёзное, чтобы довести до слёз такого прожжённого вояку-отставника с богатым криминальным прошлым, повидавшего немало видов на своём веку. (см. Комментарии к части) «Сестра» От автора: столько же раз, сколько Томас порывался найти Терезу, Карен сообщала Джону, что понятия не имеет, кто её настоящие родители. *** «Мы с тобой не друзья», — сказала она однажды и, прежде чем мужчина успел окончательно расстроиться, добавила: «Мы семья». Джон безнадёжно накачивался бурбоном по другую сторону стойки Диггера и раз за разом прогонял в уме эту фразу. О том, что это не метафора, он узнал всего час назад, когда Фрэнк, выполнявший его просьбу по поиску настоящих родных Карен, принёс ему отпечатанный на струйном принтере документ, в графе «близкие родственники» которого напротив имени Карен значилось «старший брат Томас» и фотография мальчишки, не оставляющая сомнений. Оба ребёнка были отданы в приют после гибели родителей в таинственной автокатастрофе. Карен быстро пристроили в новую семью, а вот дальнейшая судьба Томаса неизвестна. Точнее, её скрыли. Намеренно, как полагал Джон. Странная штука жизнь. Он помогал воссоединению брата и сестры в клинике для душевнобольных и даже не подозревал, что сам на тот момент был одним из разлученных родственников. Джон снова залпом вылил стакан спиртного себе в рот, чувствуя, как напиток больно обжигает горло. Бар был давно закрыт, но время отныне потеряло для Джона всякую ценность. — Как же так, Диг... — заплетающимся языком обратился он к своему молчаливому собеседнику, — я видел в цвете стольких людей... но не видел её. Почему? Диггер, набравший за вечер не меньше своего приятеля, хмуро свёл брови на переносице и задумчиво покрутил рюмку с недопитой водкой у себя в руке. Виски давным-давно перестал его "брать" — ещё со времён службы в спецназе. Поэтому с тех пор ему требовалось что-нибудь покрепче. Намного крепче. — Видимо, дело в том, что ты не помнил её, — по своему обыкновению тихо и мрачно высказался он. — Вас разлучили так давно, что в своей памяти ты совершенно утратил её облик. Когда вы выросли, она изменилась ещё больше. Ты бы не узнал её, даже если бы не страдал от амнезии. Поэтому черты её лица не пробудили в тебе никаких эмоциональных воспоминаний, и твой «цветовой спектр» не сработал. — Какая глупость, — вполголоса отозвался Джон, запрокидывая в рот очередную стопку, — всё это. То, что я так неистово искал, оказывается, всё это время находилось у меня под носом, а я даже не смог её уберечь. — «Такова жизнь», — мрачно изрёк Диггер на французском и, чуть морщась — больше от горя, нежели от спирта, — опустошил последнюю рюмку водки до дна. — Она столько раз пыталась нам об этом сказать... Больше ни Джон, ни Диггер не нарушили молчания, и Джон жалел лишь об одном — о том, что среди всех его бесполезных знаний не водилось того, которое бы поворачивало время вспять или возвращало к жизни мёртвых.