Колыбельные

 — Вы ведь вспоминаете о нем, не правда ли? — По крайней мере, по тридцать секунд каждый день, он всегда со мной, как вредная привычка. (диалог из к/ф «Ганнибал» 2001 г.) ****** Сегодня. Утро. Сияющее замечательное утро. «Сегодня» — такое вот интересное слово, режущее по живому, если ты все еще не утратил чувствительность; отсекающее прошлое от будущего. Carpe diem, как говорится! Вот и лови момент, Гарри, пока он еще готов даться тебе в руки. Да, это как снитч поймать, эй, ты все еще помнишь? Ты же играл в квиддич, и неплохо, знаешь ли, играл. Сейчас скажешь, что это было в прошлой жизни. Тебе хочется так говорить: «Прошлая жизнь». Звучит неплохо. Позволяет воздвигнуть барьер, за которым прячешь жизнь теперешнюю, и все, что есть в ней, — то, за что ты любому перегрызешь глотку. Только тсс! Героям не положено прибегать к излишнему насилию. Через семь месяцев, в середине июня, на свет появится мальчик по фамилии Поттер. Уже знаешь, как его назовешь, не так ли? Место для нового жителя планеты войной расчищено с запасом; твои шрамы все еще ноют к непогоде. У героев всегда все прекрасно, правда? Тебе ведь хочется в это верить. Не отрицай, хочется! Итак, твой стартовый капитал: восемнадцать с половиной лет, орден Мерлина первой степени, беременная жена и еще кое-что по мелочи. Наследство от крестного, например. Плюс кругленькая сумма в банке Гринготтс — от родителей. К черту это все, сказал бы ты. К черту, лишь бы их вернуть. Но не скажешь, по крайней мере, не сегодня: это один из тех редких дней, когда ты просыпаешься реалистом. Нельзя сказать, что жизнь балует хорошими новостями, но иногда она все же делает исключения. Вот как сегодня: утро понедельника, ну-ка, посмотри вокруг хорошенько. Куда спешат все эти магглы? Уж для них это утро самое обыкновенное, пару часов назад они нехотя проснулись, похмурились над утренней газетой, давясь кофе, и поспешили заполнить лондонские улицы своей упорной пустотой. Но это не о тебе. Ты проснулся с ощущением праздника. Сегодня ты проснулся реалистом, и отчего-то одно другому не мешало. Ранней пташке достается червячок пожирнее, иногда это правило работает. Джинни идет рядом с тобой. Это она настояла на прогулке после посещения больницы Святого Мунго. Джинни хочется побыть с тобой подольше: выросшая в большой семье, она все же немного волнуется из-за перспективы рождения ребенка. Юная ведьма, экстерном доучивающаяся в Школе, — вот портрет типичной молодой матери послевоенной поры. Ты улыбаешься. Джинни улыбается в ответ, все просто прекрасно. Но это утро отчего-то кажется тебе каким-то нереальным — ткни рукой, пробьешь дыру, словно в наспех построенных театральных декорациях. Сегодня такой день, сказал бы ты. Сегодня такой день: вы с Джинни стоите на пороге своего предсказуемого будущего. Это один из тех случаев, когда предсказуемость вовсе не так плоха, приключений с тебя, кажется, уже хватит. ****** Три месяца назад. Истинная скорбь тиха и безгласна, как принято считать. Если эта скорбь — истинная. А как с этим у героев? Больницу уже осаждают репортеры, они тоже не прочь узнать. Газетные страницы ждут, когда их заполнят историями про Апокалипсис — ни больше, ни меньше, — но небо не окрасилось кровью, Брань, Глад, Мор и Смерть затерялись где-то в пути, а в больнице Св. Мунго по-прежнему хватает свободных мест. Даже смерть преподносится в довольно терпимом виде. Целители замечательно профессиональны; они не теряют присутствия духа, никто не впадает в панику. Пока ты наблюдал, как они, деловито переговариваясь (и чуть ли не пританцовывая) трудятся над ранеными, тебя не покидало ощущение, что все еще можно поправить. В соседней палате — Рон и Чарли. Им сильно досталось, но твой друг и его старший брат живы. Живы. И дышат. Они спят под действием обезболивающего и (или) снотворного зелий. Что за пробуждение их ждет, ты и думать не хочешь. Как и о том, что скажешь Рону. Только не сегодня. Ты один в палате, хотя Гермиона все еще здесь. Она все еще здесь, ты держишь ее за холодеющую руку. Ты сидишь на краешке ее постели, раскачиваясь взад-вперед. Не потому, что не терпишь неподвижности. Не потому, что едва не падаешь от усталости, и поэтому не способен сидеть прямо. Тебе не кажется, что мир как-то утратил равновесие, а? Гермиона все еще здесь. Ты — с ней, пока еще с ней, но уже не можешь вспомнить, какой у нее был голос. И лицо не можешь вспомнить. Протягиваешь руку, чтобы приподнять простыню, укрывающую тело, и посмотреть. Все еще просишь Гермиону вернуться, да? Как же вышло, что она оставила тебя в такой прекрасный день, сбежала с черного хода, какого черта, ведь сегодня… Сегодня вы победили. И это только первые часы твоей новой жизни. Скорбь кажется бесконечной, может, тебя немного утешит то, что на смену ей должен прийти гнев. Но пока ты прочно застрял на стадии скорби. Отстраненно думаешь, что неплохо будет, если в палате найдется что-нибудь острое или ядовитое. Или чтобы волшебная палочка лежала в кармане, а не валялась сломанной (потом ее найдут и выставят в музее, не иначе!) в мрачных катакомбах последнего прибежища Волдеморта. Острое или ядовитое? Так, кажется? Пожалуй, ядовитое подошло бы больше. Противоядия нет. Просто сунь им в глотки безоар. Совершенно некстати вспоминаются слова, накарябанные на странице старого учебника зельеделия. Старого учебника Принца-полукровки. Похоже, нашлось что-то подходящее. Этот голос. Ты сразу его узнал.  Ваша история, Поттер, если она когда-нибудь будет написана, несколько более драматична, чем способен вынести среднестатистический читатель. Не усугубляйте ситуацию. Рука, дернувшаяся было к карману, останавливается на полпути. Палочки нет. Ты узнал этот голос, да, но с ним явно что-то не так. Хотя бы то, что его обладателя здесь нет. В палате по-прежнему только вы с Гермионой. — В наше время мало кто доживает до вашего возраста без потерь, мистер Поттер. Что? Память услужливо открывает страницу давно ушедшего прошлого.  О да. Гарри Поттер. Наша новая знаменитость. В точности как тогда, на первом курсе. Голос Снейпа. Самого ненавистного из всех (оставшихся в живых) твоих врагов. Трясешь головой, стараясь избавиться от наваждения, пытаясь найти ответ: что же, черт возьми, происходит. Вот сейчас из угла появится угловатая черная тень, и все снова станет объяснимо. Зажмуриваешь глаза, а когда снова их открываешь, ничего не меняется. Ты один в палате, хотя Гермиона все еще здесь. Ты один в палате. Твоя подруга мертва. Ты прочно застрял на стадии скорби, и как тут перейти к стадии гнева? Кажется, теперь ты знаешь, что делать.  Тебе ли не знать, сколько у меня потерь было. Ублюдок чертов. Скользкий гад. Гнев закипает как по заказу. А вот и ответ:  Жизнь стоит крайне дешево, Поттер. Похоже? Почти. Снейп учил тебя Окклюменции, ты прекрасно помнишь каждый из этих уроков. Что тогда говорил этот ублюдок?   Возможно, это не совсем обычные занятия, Поттер, тем не менее я по-прежнему ваш преподаватель, и, обращаясь ко мне, вы всякий раз будете именовать меня «сэр» или «профессор». Все-таки голос не совсем как у Снейпа. Над этим еще надо поработать. Возврат к стадии скорби уже не представляется возможным.  Разумеется. Что, невыгодно стало продавать людей, да?  Между прочим, по этикету положено благодарить тех, кто пришел попрощаться с умершим. Вот теперь, кажется, все так, как надо. Как будто Снейп здесь, стоит за твоей спиной. Возврат к стадии скорби невозможен, это уж точно. Вы что же, ждете моей благодарности? Теперь ты обращаешься к нему не на «ты». Как будто он все еще твой учитель. Как будто вы на уроке.  Вовсе нет, Поттер. Все попытки привить вам хорошие манеры определенно обречены на провал.  Кому как не предателю и убийце рассуждать о манерах. За спиной скрипит дверь. Вскакиваешь, оборачиваешься, готовый к чему угодно: выпроваживать репортеров, смотреть в глаза родителям Гермионы и отвечать на вопросы: отчего не уберег ее, отчего ты жив, а она — нет, да к чему угодно. Но на пороге стоит Джинни, и ты устало садишься обратно на кровать. Джинни кажется чумазой, но это неверное впечатление: ее лицо густо покрыто противоожоговой мазью. Здешние целители свое дело знают, и у нее не останется шрамов. Джинни подходит ближе и касается твоего плеча; вяло отмахиваешься, не в силах попросить девушку уйти. Джинни не убирает руки, и ты тихо просишь: — Оставь меня, Джинни. Оставь меня одного. — Гарри, — девушка не трогается с места, вовсе не намереваясь уходить. — Гермиона была и моей подругой тоже. Поверь, мне так же тяжело. — Джинни, — повторяешь ты, отвернувшись от нее, — просто уйди. Я… уйди, пока я не сказал и не сделал ничего такого, что…  Да, Поттер. Мало того, что вам едва ли хоть что-то известно о хороших манерах, так вы еще и отталкиваете тех, кому действительно дороги.  Вам-то что за дело? Тебе больше не нужно, чтобы Джинни уходила. Если ей хочется видеть тебя слабым, сломленным — пожалуйста.  Знаете, терпеть не могу, когда что-то пропадает зря. Да, кстати, примите мои поздравления. Статус «Мальчик, который выжил» больше не требует постоянного подтверждения. Теперь вы можете расслабиться, Поттер.  Что же, по-вашему, пропадает зря?  Ваш дар, Поттер. Ваша удача. То, чего вы, по моему глубочайшему убеждению, вовсе не заслуживаете. Вам удалось одержать победу, сделать то, чего от вас только и ждали — это ли не удача? Это ли не удача, что вы все еще живы? И как вы теперь распорядитесь этим подарком судьбы?  К черту такие подарки… Тем не менее, Поттер. Вы можете жить дальше. Можете наконец перестать отталкивать тех, кто в вас нуждается, только потому, что вы за них опасаетесь. Перестать прикрываться этим «все-кто-мне-дорог-умирают». Потому что если вы этого не сделаете, значит, все жертвы были напрасными. Да, даже та, что была принесена вашей матерью.  Да как вы…  Неприятную правду лучше услышать от кого-нибудь столь же неприятного, верно? Зато так эта правда имеет куда больше шансов запомниться.  Тогда и вы запомните, что я найду вас и убью. Рано или поздно, Снейп, но я это сделаю. Сколько раз ты уже давал себе такие обещания. Но теперь ты дал его и Снейпу. Теперь ты спокоен, словно опустошил целую склянку зелья-транквилизатора. Теперь ты спокоен, даже дыхание выровнялось, как у спящего, перед сном прослушавшего отличную колыбельную. На пару секунд замираешь, прислушиваясь. Но голос, позволивший несколько минут продержаться на плаву, не потонуть в тягучей холодной глубине скорби, умолк и больше не дает о себе знать. Наверное, потому, что в нем нет больше необходимости. Пока — нет. По-прежнему не оборачиваясь, накрываешь ладонь Джинни своей. Какое-то время сидишь неподвижно, потом, резко встав, прижимаешь девушку к себе. Картину немного портит размазавшаяся по твоей мантии противоожоговая мазь. Наверное, это какой-то дефект в тебе самом, как гниющая середина у плода, может, генетический сбой или что-то вроде того, но ты все еще способен улыбаться. ******** Полтора месяца назад. Небо, судя по всему, прохудилось, словно кто-то обстрелял его картечью. Дождь льет как из ведра уже третий день подряд. В тумане здания видятся нечеткими, прохожие неожиданно выныривают из серой дымки, ты отступаешь на полшага в сторону, чтобы не столкнуться со встречными, в меру возможностей следишь, как бы не провалиться по пояс в особо глубокую лужу. Каждый камень мокрой мостовой источает порчу и зло, каждая выбоина (которая вполне может оказаться ямой) таит в себе опасность — счастье еще, если отделаешься вывихом ноги. Впрочем, неразумно было бы ожидать от Дрянн-аллеи идеального дорожного покрытия. Тишина почти полная: подозрительные типы, что изредка выныривают из туманной пелены, явно предпочитают проворачивать свои делишки без лишнего шума. А, если что, жертве и рот заткнуть недолго. От тишины и темноты, которую слабый свет фонарей даже не пытается разбавить, ты испытываешь какое-то мрачное удовольствие. Бредешь в сырой тьме и думаешь, что забыть боль трудно, а еще труднее — помнить хорошее. Может быть, именно поэтому ты решил выучиться на аврора. Вполне вероятно, что, ежедневно сталкиваясь с болью и горестями — на этот раз чужими, — ты лучше сумеешь оценить свое собственное счастье. Да, счастье. Теперь ты не боишься этого слова. А еще думаешь о том, что у каждого есть свой призрак. У кого-то даже не один. Но героям не к лицу выделяться, поэтому призрак у тебя один единственный. Ты видишь лицо Снейпа повсюду. В гуще сокурсников по школе авроров. В текучей уличной толпе, когда вы с Джинни решаете прогуляться по городу.  Вы, наверное, вернулись сюда во всем блеске героизма, чтобы спасти вселенную, а, Поттер? Любой дурак может легко найти яму, если только пожелает провалиться. Вы хорошо подумали? Если, конечно, вы вообще умеете думать. Ты уже насквозь вымок; встряхиваешься, как промокшая собака. Мотаешь головой из стороны в сторону, как будто Снейп может тебя видеть. И нарочито глупо улыбаешься под проливным дождем. Потому что в этом разговоре, да и во всех последующих, игра пойдет только по твоим правилам. Любые вопросы, почему нет?  Вы о чем?  О вашем решении учиться на аврора, конечно же. Разумеется, победитель Темного Лорда не мог выбрать другую профессию. Мне вовсе не хочется этого говорить, но у вас, Поттер, хватило бы возможностей и способностей, чтобы выбрать любую дорогу в жизни, а вы пошли по пути наименьшего сопротивления. Ну, разумеется. Твоя жизнь — сплошной тяжелый случай. Как если человек что-то делает только потому, что от него этого ждут. А может, по совсем другой причине. Просто представь себе: делаешь что-то только потому, что на тебя кто-то рассчитывает. Причина первая, но не единственная. А еще потому, что однажды такой же дождливой ночью в сомнительном кабаке полоумную любительницу гаданий на птичьих кишках, какашках и чайных листьях угораздило сделать глупое пророчество. Этого мало? Тогда добавь еще кое-что. Потому, что один помешавшийся на власти безумец поверил пророчеству полувменяемой прорицательницы. Может быть, в противном случае ты был бы тихим и старательным учеником Хаффлпаффа. Или увлеченным теоретическими изысканиями высоколобым рейвенкловцем, которому бесконечные ряды вычислений куда интереснее происходящего под самым носом. Был бы одним из тех, кто никогда не попадает ни в истории, ни в Историю. Интересно, каково количество вероятностных сочетаний, если попытаться отыскать ответ на простой вопрос: «Если бы?». В арифмантике ты ровным счетом ничего не смыслишь, вот бы спросить Гермиону. Ах да. Ее уже не спросишь. Бессилие и гнев как будто за углом, притаившись, стояли. Или шли за тобой — на шаг позади. Стоило подумать о Гермионе, и вот они, тут как тут. Они появляются часто — у тебя вообще очень длинный список потерь. Бессилие и гнев во всей своей красе встают у тебя на пути, а ты мимо них проходишь, не удостоив внимания. Потому что твое внимание полностью поглощено совсем другим.  Видели бы вы себя со стороны, Поттер. Такого жалкого и — одновременно — многообещающего.  Странное сочетание. Сэр. И уж тем более странно слышать это от вас. Сейчас ты обращаешься к нему не как к врагу. Хотя, это уж совершенно точно, если бы сейчас ты наткнулся на Снейпа, то убил бы его без малейшего сомнения.  Именно, Поттер. Странное. Никогда бы не подумал, что вам присуще умение смотреть в будущее. Ведь это так занятно, Поттер, — планировать свою жизнь на долгосрочный период. Может быть, вам зайти во «Флориш и Блоттс» за ежедневником? Пожалуй, ожидаемый терапевтический эффект достигнут. Соломинка в бушующем море все еще помогает держаться на плаву. Может быть, со временем это море перестанет быть таким уж бушующим. Голос Снейпа. Ты привык к нему, верно? Точнее, и не отвыкал никогда. Он язвит, допекает, говорит неприятные вещи. И дает хорошие советы. Вроде тех, что были написаны в старом учебнике «Продвинутого зельеделия», которые позволили тебе обойти в зельеварении саму… саму Гермиону и спасти Рона. Советы порой пугающие — помнишь, как едва не убил Драко Малфоя заклятием «Сектумсемпра»? Пугающие, но все же полезные. Тебе нравится, когда после тренировок болит все тело и ломит кости, нравится подолгу стоять под горячим душем, намыливаясь снова и снова, пока сокурсники не намоются вдоволь и не уйдут из душевой; тело очищается, но память не становится по-настоящему чистой, пока ее не отмоешь добела. Изматывающие тренировки — необходимое, но недостаточное условие спокойного ночного сна — того, в чем ты нуждаешься едва ли не больше всего. Сон без сновидений. Без призраков, толпой выстраивающихся у изголовья, напоминающих о перенесенных ранах, взывающих об отмщении. Сон необходим тебе так же, как проституткам с Дрянн-аллеи — умение наутро не помнить лиц ночных клиентов. Изматывающие тренировки — лишь полдела. Перед сном ты очищаешь свое сознание. Именно этому тебя когда-то пытался научить Снейп. А потом — Дамблдор. Тебе вовсе не хочется этого признавать, но эти двое, кажется, оказывали на тебя взаимоуравновешивающее влияние, не так ли? Каждый из них оставил на тебе свой отпечаток. Есть пятна, которые не смываются, помнишь? Именно это сказал когда-то лже-Хмури Снейпу. Метка так и осталась у каждого Упивающегося Смертью, даже после того, как Волдеморт наконец перестал существовать. У Снейпа, разумеется, тоже. Это верно и в твоем случае. И Дамблдор, и Снейп давно уже оставили тебя. Но нельзя сказать, что они исчезли бесследно. Вовсе нет. Враги просто так не исчезают. Как и заступники. Правда, рано или поздно и те, и другие начинают тебя подводить. Ты никак не можешь подобрать определение тому чувству, которое испытываешь, когда задумываешься о том, как эти двое на тебя влияли. Горечь? Удивление, смешанное с негодованием? Или разочарование — «я так и знал»? Так уж вышло, хоть признавать это и неприятно, но порой ты думаешь, что и Снейп, и Дамблдор готовили тебя к исполнению предназначения. И неизвестно еще, чьи уроки были более запоминающимися. Одно лишь детство, проведенное в доме Дурслей, чего стоило. Наверное, тебе не раз приходило в голову, что Снейп был честнее в своей ненависти, потчевал ею тебя с остервенением палача, вливающего в горло жертвы расплавленный свинец. И это работало. Это и до сих пор работает, хотя предназначение уже выполнено. Нормальные родители, наверное, не готовят своих детей к выполнению какого-то там предназначения, ограничиваясь, несмотря на более или менее активные протесты ребенка, жаждущего непременно расшибить свой лоб самостоятельно, подготовкой ко взрослой жизни. Подготовка у тебя всегда была суровая, вот только, может, ты вполне мог бы обойтись без такой заботы? Но и у Дамблдора, и у Снейпа, наверное, была своя причина. И одно единственное объяснение (хотя едва ли Снейп стал бы тебе что-то объяснять). Вот как оно звучало бы: «Это тебе на пользу». ****** Сегодня Идешь по улице, лавируя между прогуливающимися, огибая медленно плетущихся и уворачиваясь от спешащих. Рядом с тобой — Джинни. Впрочем, не только она. Еще и мальчик, имя для которого ты уже выбрал. Еще и тот, кто официально был признан мертвым (репортеры чуть слюной не захлебнулись!) две недели назад. Все те, к кому ты привык, здесь, с тобой. Все твои прошлые и будущие. Тот, кто еще не родился, и тот, кого уже нет.  Вам, Поттер, на роду написано меня ненавидеть, крупно написано — и слепой прочтет, не правда ли? Этот насмешливый голос почти реален. С каждым разом все реальнее. Слишком много времени ты провел, пытаясь понять Снейпа. Понять, чтобы найти его и убить. Понять — и научиться думать, как он, влезть в его шкуру (о да, там и двоим хватит места, если потесниться!), пройти по его следам и — рано или поздно, но уж лучше поскорей — найти его.  Каково это, когда твоя жизнь, в сущности — черная комедия?  Вам, наверное, виднее…сэр.  Мы — гниющие фрукты, поврежденные товары, Поттер. Наше поколение, да и ваше, пожалуй, тоже. Мы привыкли думать, что будущего не осталось ни капли. Я так не думаю. Ну конечно. Надежда, Поттер, не имеет питательной ценности. Посмотрим, сколько вы протянете.  Посмотрим. Вы с Джинни (даже самый суровый государственный обвинитель не смог бы вменить вам в вину нарушение спокойствия мирных граждан), выглядите так, словно вот-вот рассмеетесь без всякой понятной окружающим причины, и, может, вы бы это и сделали, если бы война не отучила. Ты примеряешь на себя новое, ранее неведомое чувство — как же, скоро у тебя появится то, что будет только твоим, безраздельно. Вернее, уже появилось, а скоро и удвоится. И еще — что немаловажно — больше не придется оправдывать чужих ожиданий, хватит и своих, наконец-то для этого появилось время. Больше не придется стараться оправдывать чужие ожидания. Ты уже где-то это слышал. Едва ли ты сможешь впоследствии понять, что руководило твоими действиями; и вот внезапно замираешь на месте, застываешь как соляной столп на долю секунды, затем, резко схватив тоже остановившуюся Джинни за локоть и протащив ее за собой несколько шагов, впихиваешь в двери какого-то заведения. Это банк. Или магазин.  Обвините во всех своих несчастьях меня, Поттер. Это всегда помогает. Обвините во всем Темного Лорда. Или падающее небо. Обвините во всем солнце, которое светило недостаточно ярко, когда вы проснулись сегодня утром.  К черту вас. Это, знаете ли, уже высокомерие — думать, что кто-то станет интересоваться вашей персоной после того, как вы официально признаны мертвым.  Авроры вот интересуются. Но ничего не мешает вам поделиться с ними своими чувствами, Поттер.  Вы же мертвы, черт бы вас побрал!  Петтигрю тоже очень долго считали мертвым, и что из этого вышло? Оборачиваешься и замечаешь, что Джинни чуть не сшибла с ног охранника. Медленно-медленно, словно во сне, она наваливается на тяжелую дверь здания, та нехотя начинает поддаваться. Нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы Джинни вышла. Но почему? Потому что в десятке шагов от тебя, посреди оживленной улицы, стоит, ссутулившись, засунув руки в карманы, твой бывший школьный учитель. Северус Снейп. Это именно Снейп, и выглядит он в точности так, как тогда, год с лишним тому назад, когда вы стояли друг против друга, освещаемые всполохами пламени, объявшего хижину Хагрида, только тогда вас разделяло в два раза большее расстояние. Угловатая черная тень. Как будто наконец починили сломанный телевизор: раньше был только звук, а теперь есть и изображение. Нельзя поворачиваться к Снейпу спиной. Ни в коем случае. Это еще один из накрепко усвоенных уроков. Ты все прекрасно помнишь.  "Северус, пожалуйста." А в ответ — ядовито-зеленый луч Смертельного заклятия. И: "Я доверяю Северусу Снейпу." Ты помнишь. Разумеется. Такое не забывается. Никому доверять нельзя. Ничем хорошим это доверие не заканчивается. Нельзя полагаться на тех, кто доверяет тем, кому не веришь ты. И тут мысли превращаются в грызущихся друг с другом собак. Ты замираешь, оглушенный стуком собственного сердца. А потом Снейп делает шаг навстречу. Всего один шаг. Наконец-то тебе представится возможность сделать то, к чему ты так давно стремился. Снейпа официально признали мертвым, ну надо же! Тогда что он здесь делает? Смерть может прийти и сейчас. Посреди этого, мать его, концерта. В самом центре маггловского Лондона, где никому ни до кого нет дела. Ощущение такое, словно находишься в только что выкопанной могиле. Черт его знает, где все это время болтался Снейп. Может быть, его по-прежнему не одолеть. И зачем только он явился? И Снейп ли это? Может, всего лишь призрак, тот самый, от которого никак не можешь отвязаться, постоянно следующий за тобой на шаг позади, навязчивый призрак, которому хватает безумия говорить правду? Твои надежды имеют неприятное обыкновение оказываться напрасными; правило сработало и на этот раз. Снейп самый настоящий, из плоти и крови, точнее — из одних костей. Какой-то толстый маггл в деловом костюме проходит (точнее, проплывает, словно в замедленной съемке) мимо этого скелета, облаченного в черное, задевает кейсом и, не подумав извиниться, неспешно следует дальше. Теперь тебе снова есть что терять. Только спиной к нему не поворачиваться. Черт, сколько здесь магглов. Зачем Снейп вообще здесь? Собственный голос кажется тебе каким-то чужим. Эй, ты что, в самом деле, поговорить с ним решил? — Затем, Поттер, что вы по-прежнему нуждаетесь в присмотре. Победитель Темного Лорда по-прежнему остается глупым мальчишкой, — слышишь ты. — Не пытайтесь вытащить палочку. И это единственное, что было действительно сказано вслух. Что действительно прозвучало на людной маггловской улице самым обычным понедельничным утром. Только спиной к нему не поворачиваться, снова думаешь ты. Полностью сосредотачиваешься на этой мысли. Там, за спиной, — Джинни. Там — тот, кого нарекут именем того, кого ты, в сущности, и не знал вовсе — твоего давно умершего отца. Вот она, наяву — ситуация, которую ты столько раз мысленно выстраивал; ну и что же теперь делать? Убить. Чертова. Ублюдка.  После драмы — водевиль, Поттер. Как и полагается. Чертов ублюдок смотрит, не отрываясь. Человек без привязанностей (уж к прошлому-то его точно ничто не привязывает! Самую толстую нить он оборвал самолично.), пустой внутри, окутанный тяжелым на вид пальто, обрисовывающим контуры кажущейся несуществующей фигуры: ведь Снейпа на самом деле не существует, его же признали погибшим, его же признали без вести пропавшим. Мертвый. Его глаза — темные провалы. День холодный и ясный, настоящая редкость для нынешней промозглой хлюпающей осени, витрины сияют, солнечные блики на полированных боках автомобилей, а на Снейпа света словно бы не хватило, может, над ним в небе висит крошечная персональная туча? — тебе кажется, что твой бывший учитель объят полумраком. Угасание дня прямо поутру — специально для проклятого убийцы.  Зачем вы явились? Неужели вам не ясно, что я убил бы вас при первой же возможности?  Ну, Поттер, боюсь, такой возможности у вас не будет, равно как и возможности сдать меня властям. Все та же крайняя самонадеянность.  Так все же. Расскажите мне.  Как ни отвратительна мне сама мысль о такой возможности, Поттер, но… Я здесь, потому что мне бы хотелось кое о чем вас попросить.  Попросить? Столько недоверия в этих воображаемых (ты все-таки отдаешь себе в этом отчет) словах.  Итак, я хотел бы вас попросить освободить меня от одной весьма неприятной обязанности. Тот, кому я поклялся выполнять ее, уже мертв.  И что это за обязанность?  Присматривать за вами, Поттер. Чтобы вы с присущей вам безалаберностью не пустились в какую-нибудь авантюру и не свернули себе шею. За прошедшие годы это стало как-то надоедать, знаете ли.  Вы врете.  Увы, Поттер, не вру. Что-то не так. Ну конечно. Так где же вся твоя ненависть, где же решимость убить Снейпа сразу, как только представится возможность? А нет решимости, есть только усталость. И легкое любопытство, что там еще Снейп скажет. Ведь он всегда так складно врал — заслушаешься! — и люди верили. Даже самые лучшие из них. Даже… даже Дамблдор.  "Северус, пожалуйста." А в ответ — ядовито-зеленый луч Смертельного заклятия. И: "Я доверяю Северусу Снейпу." Это звучит так твердо и непреклонно, и так уверенно, что твоя бешеная ярость успокаивается. Вот теперь уже лучше. Запас ненависти всегда можно пополнить из кладовых прошлого. Но со Снейпом все равно что-то не так. Из его взгляда ушла враждебность, которая всегда была для тебя едва ли не лучшим показателем стабильности этого мира.   Это «особенно потом» стало меня обременять, Поттер. И вот теперь, когда вам наконец-то есть, что терять, я считаю возможным оставить вас без присмотра. Вы уже достаточно взрослый. Вновь запускаешь руку в сосуд с ненавистью, еще минуту назад бывший бездонным, но пальцы только по дну скребут. Пусто. Вы ничего мне не должны. Еще вчера я охотно убил бы вас или сдал властям, но теперь я понимаю: мне это вовсе не нужно… Ты понятия не имеешь, с чего вдруг это взбрело в голову. Почему твоя рука так и не нырнула в карман за палочкой. Снейп чуть приподнимает руку в обреченном прощальном жесте. Исчезает, растворяется в воздухе. Бесплотной тени так и положено. Ты не двигаешься с места, хотя мог бы попробовать отследить аппарацию по свежим следам; на практических занятиях в школе авроров ты ученик не из последних. Нет. Пусть этот… Пусть Снейп идет куда глаза глядят, и вообще ко всем чертям катится. Без помощи и без надежды, да; вам с ним не по пути. Сколько времени занял этот разговор на самом деле? Ты не знаешь. На противоположной стороне улицы пассажиры продолжают садиться в автобус, стоящий у остановки. Может быть, даже меньше минуты. Ты не заметил, как подошла Джинни. Никому нельзя доверять. И никогда нельзя быть до конца уверенным в безопасности тех, кого любишь. Ты видишь тревогу в ее глазах: на что это ты так увлеченно таращишься, замерев на месте? Зачем было хватать ее за руку и вталкивать в магазин? — Гарри, на кого ты смотришь? — спрашивает Джинни, и время для тебя снова начинает течь с нормальной скоростью. — Так, ни на кого, — отвечаешь, не отрывая взгляда от места, на котором только что стоял Снейп. Или не стоял? — А ты… ты ничего не видела? — Когда ты запихнул меня в магазин и хлопнул дверью, я… я подумала, понимаешь, что все вернулось. И, пока я пыталась открыть эту дверь… я видела, что ты на кого-то смотришь. Кто-то стоял вот там, — Джинни машет рукой. — Мне он показался очень знакомым. Гарри, я не смогла разглядеть его как следует. Мне показалось, что этот тип был похож на… ладно, неважно. Он исчез, прежде чем я успела выбраться на улицу. А ты все стоял и смотрел на пустое место. — На пустое место? — Ну да. Этот человек, Гарри… Если бы мы не были все полностью уверены, что Снейп мертв, я сказала бы, что это он и был. Как странно, Гарри. — Странно, — повторяешь за ней, совершенно не следя за тем, что говоришь. Теперь вы оба со Снейпом отброшены на первую клетку, и весь путь вам предстоит теперь пройти заново. Все пространство оклеено предостережениями из прошлого. «Не повторяйте ошибок!» — написано там. Подойди поближе и посмотри, если не веришь. Уж если бывший хогвартский профессор признан мертвым официально, ты не будешь никого убеждать в обратном. Не потому, что никто не поверит. А потому, что для самого себя он умер еще раньше, чем для всех. Заглянув в темные провалы его глаз, ты понял это за долю секунды. И как ребенок, загадывающий «…вот если сейчас по улице проедет две подряд красных машины, то мама не будет ругать за пропущенный урок», ты хочешь верить, что все еще будет хорошо. Будет, если как следует в это поверить, даже если верить в это труднее, чем в то, что дважды два равно пяти. Еще бы горсть соли через плечо — для надежности, — чтобы Снейп больше не вернулся. Ты отвечаешь слишком быстро, словно желая побыстрее преодолеть опасный участок пути. — Это был не он, — твердо говоришь ты. — Именно поэтому я так уставился на того мужика: мол, как похож на Снейпа. Но снейповскую подлую физиономию я и в темноте узнаю, так что это был не он. Хотя в самый первый момент мне именно так и показалось. Извини, что напугал тебя. Джинни снова берет тебя под руку, и вы идете дальше по улице. Этой ночью ты не станешь очищать сознание перед сном. Никакие призраки больше не будут выстраиваться у твоего изголовья. Последнего своего призрака ты только что отпустил восвояси. А когда ты проснешься утром, все, решительно все, будет казаться многообещающим, и ты, может быть, даже сможешь почувствовать: радости в мире едва ли прибавилось, но надежды, хоть в ней и нет питательной ценности, действительно стало больше. ****** Послезавтра. Ты сидишь за кухонным столом, уставясь невидящим взором в газету. В неплотно зашторенное окно тянет руки серый рассвет. «…ошибочно объявленный мертвым…» «…оказал сопротивление и был убит при задержании…» «…начальник аврората согласился ответить на несколько вопросов корреспондента „Ежедневного Пророка“…» Снейп. Опять удостоился передовицы в «Пророке», ну надо же. Его глаза — темные провалы, за ними — пустота, как у вырезанной из картона фигуры. Взгляд — такой же ядовитый и острый, как и голос. Нечто из разряда вечных ценностей. О чем ты сейчас думаешь? Герои, как известно, должны уметь спокойно думать даже в крайне затруднительных ситуациях.  Поговорите со мной. Пожалуйста. Скажите же что-нибудь. Что угодно. Вот теперь Снейп действительно мертв. Наконец-то случилось то, к чему ты так стремился. Снейп мертв, теперь уже точно. Но отчего тогда такая пустота внутри, отчего пол уходит из-под ног? Память вовсе не согревает изнутри, а грозит разорвать на части. Поттер, будь вы собакой, вас следовало бы утопить при рождении. А я имел глупость поверить, что вас теперь можно оставить без присмотра.  Как вы… тут …? Может быть, Поттер, вы ожидали, что я теперь должен научиться ходить сквозь стены? Придется вас разочаровать.  Наверное, это ваше хобби — бывать там, где вас видеть не хотят. Ты смеешься. Сначала тихо, потом, встав и прикрыв дверь, чтобы не разбудить Джинни, уже громче. Как подошли бы эти слова Снейпу. А, между тем, ты сказал их сам. Чертов ублюдок никак не угомонится, даже после того, как его официально признали мертвым уже во второй раз.  Только не думайте, что я в вас нуждаюсь, ясно? Кого ты пытаешься обмануть, Гарри? Голос Снейпа до сих пор поет тебе песенки на ночь. Все эти издевательские «наша новая знаменитость», ехидные «вы такой же, как ваш отец», произносимые его ядовитым и острым голосом. Ты засыпаешь без всяких усилий, и спишь всю ночь, не просыпаясь в холодном поту — чего еще хотеть от колыбельных? В детстве тебе никогда не пели перед сном и не рассказывали сказок, едва ли этого стоило ожидать от тетушки Петуньи, так что сравнивать, увы, не с чем.

-конец-