Война многих сводит с ума

Я помню движения губ, Прикосновения руками. Я слышал, что время стирает всё. Ты слышишь стук сердца — Это коса нашла на камень. И нет ни печали, ни зла, Ни горечи, ни обиды. Есть только северный ветер, И он разбудит меня Там, где взойдет звезда Аделаида. «Аделаида» в исполнении фронтмена группы Сплин — Александра Васильева

      Это продолжалось уже несколько месяцев. Ровно с тех пор, как он предупредил, что на Нору нападут в день свадьбы Билла и Флёр. Что за ними следят. В доме на улице Гриммо они поддерживали тайную связь через один из каминов в заброшенных комнатах. Ни Гарри, ни Рон ничего не знали. Не должны были. Просто не их дело, просто не поймут.       А Гермиона все никак не могла забыть тот поцелуй в лазарете, и то, как Драко вжал её в стену, когда аппарировал прямо в душевой Норы. Она до сих пор гадала, как он смог преодолеть защитные заклинания, почему не сработала тревога. И что он подумал, когда увидел волшебницу в одном лишь полотенце. Тогда с её влажных волос стекали капли воды. Разбиваясь о маленькие плечи, они прочерчивали тропинку к быстро вздымающейся груди, скрытой мягкой материей. «У нас слишком мало времени, Грейнджер». Накрывая её губы горячим поцелуем, он жадно впивался руками в податливое тело. Насладившись её близостью, он произнёс только: «Сегодня за вами придут, будь готова». И растворился с громким хлопком. Теперь они не ограничивались поцелуями. Жадно исследуя тела друг друга, бешеными движениями лишали друг друга одежды. У них так мало времени.       После того, как Рон покинул своих друзей, встречаться стало сложнее. Гарри слишком внимателен. Тревога не покидала его ни на секунду. Гермионе казалось, тот скоро догадается, что на нём использовали сонное заклятие. Она понимала, что подло поступает с другом, но сердце кричало совершенно другие слова. Ей нужно было спешить к Малфою. Нет, к Драко. Малфой — лишь в порывах неистовой страсти. Якобы снимая заклинания, Гермиона каждый раз оставляла невидимое послание для Драко о следующем их местоположении. Да, она рисковала: сообщения могли перехватить приспешники Темного Лорда. Но терять эти чертовы дни и недели они больше были не намерены. Потому что эта война еще многих сведёт с ума.       Её поражало, как быстро Драко выучил созидательное заклятие. Теперь им не нужно было прятаться в палатке блондина, которую не всегда удавалось захватить. Он создавал маленький уютный шалаш из подручных материалов — лес как никак, — а внутри откуда-то простая, но уютная обстановка. Её немного тревожило, что это заклятие было ей не известно. Но тревогу каждый раз развеивали крепкие руки Драко, подхватывающие её и уносящие к постели.       Грейнджер не помнила, в какой момент они поняли, что готовы перешагнуть черту. Что пришло время познать друг друга — грязнокровке и чистокровному скрепить свой союз. Её потряхивала мелкая дрожь, когда блондин склонился над ней впервые. От возбуждения в его зрачках не осталось и следа серой радужки. Лишь два чёрных омута, утягивающих за собой. Вскоре методом проб и ошибок они научились доставлять друг другу удовольствие. Максимально страстно и запредельно близко они приникали телами и иссушали до дна. Нежными движениями Драко ласкал желанное тело девушки. Не стесняясь, проникал в неё пальцами, находил нужную точку и массировал, пока с губ Гермионы срывались стоны наслаждения. Со временем она стала сама проявлять инициативу. Заваливала Драко на смятую постель, но нервно расстегивала безукоризненно белую рубашку. Мягкими ладошками пробегалась по его торсу и впалому животу, задерживая руки на ремне. В такие моменты она всегда ловила взгляд Драко. Сощуренные глаза, тяжелое дыхание через нос и сжатые губы. Ему всегда не терпится, и она это знала. Припадая губами к напряженным соскам юноши, она нежно покусывала их, вызывая сдавленный стон. Драко любил эти покалывающие ощущения. До помутнения рассудка. И у него перехватило дыхание, когда губы девушки накрыли его напряженный член. Она впервые делала это. А Малфой не представлял, куда деть руки, лишь бы не прижать сейчас её голову ближе к себе, чтобы она взяла глубже. Он подавался бедрами ей навстречу, сжимая в руках простыни. Когда он почувствовал, что скоро кончит, то попытался отстранить волшебницу, но та лишь довела его до экстаза своим юрким языком. Они наслаждались поцелуем, смешивая его вкус со вкусом любви. Когда Драко прижимался к ней обнажённым телом, Гермиона теряла терпение. Она ёрзала под ним, сама насаживаясь на подрагивающую плоть. «Драко, ну же». Еле слышно шептала на ушко. Когда же он входил в нее, Грейнджер впивалась ногтями в его спину, замирая на мгновение. А после начинался неистовый танец. Размашистыми толчками он вколачивал волшебницу в кровать. Повторяя её имя, он целовал её лицо, покусывал шею, сжимал груди, что так удачно помещались в ладонях.       Эти мгновения близости отупляли, заставляли забывать, что вокруг война. Словно перенося их в другой мир. Мир, где есть лишь эти двое, жадно наслаждавшиеся друг другом.       И каждый из них поистине искренне ненавидел простенький маггловский будильник из волшебной сумки Грейнджер. Его трель оповещала о начале конца. Всегда оставалось пятнадцать минут на сборы и на то, чтобы Гермиона вернулась к палатке, где развеивалось заклинание над Гарри. Драко каждый раз прощался с ней так, словно боялся больше не увидеть. Нежное движение ладони по щеке, непослушную прядь за ухо и невесомое касание губ на лбу. Вскользь брошенное: люблю тебя — все ещё сложно произносимое, но такое искреннее. И чёрная дымка. Все ещё Пожиратель. Но так надо. Скоро все закончится, должно. А пока она будет продолжать свою миссию — помогать Мальчику-который-выжил и спать с Драко Малфоем. Потому что эта война многих сводит с ума.       Возвращение Рона было неожиданным столь же, сколь и долгожданным. Гермиона не скрывала радости, а Драко с каждым разом всё больше злился. Ревность и чувство собственности растекались по телу, воздвигая между ним и волшебницей стену. Ему казалось, что она спит с Уизли. И это выводило из себя. Заставляло крушить всё в собственной комнате в Малфой-Мэноре. Драко ни за что бы не подумал, что эта Грейнджер может вызвать такую бурю в нём. И это бесило еще сильнее. Его Грейнджер только и делала, что говорила о Уизли. Её маленький ротик, что каждый раз сводил с ума, произносил имя этого болвана с такой нежностью, что ему хотелось срочно что-нибудь сломать. Или кого-нибудь.       В какой-то момент Драко перестал контролировать себя. Дернув девушку за руку, он с силой прижал её к стене. Гермиона пискнула от боли, но адекватные мысли давно покинули разум Малфоя. «Ты спишь с ним, да?» Эта фраза словно пощёчина. Отказываясь верить собственным ушам, Гермиона пыталась донести до Драко, что эти домыслы полнейший бред. Но волшебника словно подменили. Он орал, орал на неё. Всего пару недель назад он не говорил громче, чем полушёпотом, а теперь, словно разъяренный зверь, рычал на свою девушку. Это была их первая ссора. А для Грейнджер это был удар под дых. Головой она понимала, что блондин просто ревнует, но сердцу было так больно, так мучительно тоскливо.       Слёзы быстрыми ручейками бежали по щекам, когда её застал Рон. Объяснять ему что-либо девушка была не в силах, но понимающий взгляд друга, пусть и не особо догадывавшегося, в чём всё же дело, успокаивал и дарил надежду. Может, ещё всё образуется.       Драко же был слеп в своей ревности и ненависти. Эти чувства сжигали в нём всё то хорошее, что удалось пробудить Гермионе. Когда золотое трио привели в Мэнор, Малфой почувствовал укол вины. Почему-то он был уверен, что где-то просчитался, и именно поэтому егеря нашли ребят. Но ничем не выдав себя, он лишь играл свою безупречную роль сына и верного Пожирателя. Только когда Беллатриса стала пытать Гермиону, Драко почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Крики любимой девушки разносились по всему поместью, а блондин словно окаменел. Он смотрел на происходящее и не мог перебороть себя. Всё казалось немыслимым фарсом, просто бредом. Это не Грейнджер сейчас билась в руках Лестрейндж, не ее прекрасные руки уродовала тётка. Нет, всё это лишь сон, дурной, отвратительный сон. И только когда Гермиона потеряла сознание, Драко осознал всю мерзость ситуации и его бездействия. Она не простит его. Никогда и ни за что. Потому что ни один любящий человек не позволил бы причинить боль своей половине. А он стоял и смотрел. Он жалок. И прекрасно знает об этом. Драко молил о том, чтобы трио поскорее сбежало, чтобы не видеть полные боли и непонимания глаза девушки. Малфой молил, чтобы он не дожил до следующей встречи с ней.       Но у судьбы другие планы. Они снова встретились. Во дворе практически полностью разрушенного Хогвартса. Оба живы. Только она судорожно сжимает руку этого Уизли. И Малфой опять чувствует, как закипает кровь. Ему хочется метнуть Непростительное. Сейчас это было бы уместно. Но он знает, что тогда Грейнджер к нему никогда не вернётся. И он ждёт. Ждёт, пока «воскресший» Поттер убегает от заклятий Темного Лорда, ждёт, когда Пожиратели в панике аппарируют, ждёт, когда эта безумная война уже закончится, и он сможет поговорить с ней. Ждет бесконечно долго. Так ему кажется.       И вот мать берёт его за руку и уводит прочь от замка. Драко хочет вернуться, но сейчас он нужен своей семье. А Грейнджер дождется его, он уверен. Он видел это в её беспокойном взгляде. Драко знает, что она простила его, знает, ведь это Гермиона. Его Гермиона. Она по-другому не умеет. Он уверен, что они встретятся и довольно скоро. И тогда снова он запустит свои пальцы в её каштановые волосы, снова прижмется к её горячему телу и произнесёт: «Я люблю тебя, Грейнджер». Потому что эта война многих свела с ума.