Яблоки и корица

Фрайни Фишер не воспринимает ничего всерьез с 1918 года. Она видела слишком много дерьма тогда, чтобы расстраиваться теперь. Стоя посреди полицейского участка летом 1922 года Фрайни с трудом сдерживает себя, чтобы не взгромоздиться на табуретку и не показать этому зануде детективу Джеку Робинсону кончик своего восхитительно розового языка. Она всегда так делает, когда хочет кого-нибудь подразнить. Где-то в соседней комнате бьют часы, инспектор медленно перебирает лежащие на столе бумаги (материалы дела, мисс Фишер, это именно они, а не какие-то листочки), и сердце Фрайни стучит чуть быстрее, чем обычно. Почему — она пока не знает. Фрайни совершенно незачем волноваться, инспектор конечно же отпустит ее. Лента сестры в ее кошельке источает едва уловимый аромат лаванды. И все идет так, как должно идти. * * * — Я вернулся с войны другим человеком, мисс Фишер. У него уставший вид, и Фрайни вдруг с удивлением понимает, что инспектору едва ли больше тридцати. В их первую встречу она автоматически записала его почти в пенсионеры, но сейчас, глядя на бледное, осунувшееся лицо Джека Робинсона, она видит, что они скорее ровесники. Конечно, в ту мясорубку, что пришлось пережить и ей, забирали в первую очередь совсем юных. — Мне жаль, Джек. — говорит она мягко, и аккуратно дотрагивается до его руки. Он не отстраняется, и она еще долго не решается убрать ее ладонь с его. Где-то там, наверху, вещи становятся серьезнее. * * * Мужчины в ее постели сменяют один другого со скоростью опадающих за окном листьев. Фрайни не ведет списков, но спроси ее кто, смогла бы назвать каждого, побывавшего у нее в спальне. Не то, чтобы это было так важно. Утро встречает мисс Фишер дождем и запахом булочек. Дороти приносит чашку чая, но прежде чем Фрайни успевает отхлебнуть хотя бы глоток, раздается стук в дверь. — Я подумал, что вам будет интересно. — Инспектор Робинсон входит в гостиную, забывая снять свою шляпу. — Миссис Готлиб. Задушена в гостевом доме мисс Розенблад вчера вечером. Чай остается на столе. От Джека пахнет яблоками и корицей, и Фрайни не решается спросить, сменил ли он экономку или помирился с женой. Горько-сладкий аромат не дает ей сосредоточиться, и она еще долго нервно теребит подол новенького платья. Миссис Готлиб медузой валяется на натертом до блеска паркете, а значит, дело не терпит отлагательств. Наверняка, здесь замешан племянник или злодейка-сестра. Фрайни выкладывает свои идеи Джеку, ползая рядом с трупом, и чувствует, как появившийся было липкий страх внутри потихоньку отступает. Может, дело в том, что она не любит корицу. * * * Фрайни Фишер не воспринимает вещи серьезно и никого не пускает в сердце. Ее собственное разбилось много лет назад после гибели Джейн, и шрамы от осколков болят до сих пор. Фрайни Фишер ни к кому не привязывается (Дот и мистер Батлер не в счет), и не позволяет себе быть слабой. Если только пару раз. Джек держит ее за руку, когда Фрайни оседает на землю около предполагаемой могилы сестры. Ничего не говорит, просто не дает ей упасть ничком в траву, хранящую аромат лаванды. Где-то там, наверху, господь смеется над сильной и независимой мисс Фишер, рыдающей на плече у мужчины, чей мир тоже был вывернут наизнанку. Джек никогда не говорил о войне. Но сегодня вечером она сама расскажет ему как ей до сих пор снятся те, кто уже не вернется. * * * Он не прилетает за ней, а она не возвращается. В романах все идет так, как должно идти. В жизни Фрайни смотрит сквозь мутное стекло на лондонскую улицу. Газеты пестрят заголовками об обвале на фондовом рынке. Черный четверг, черный понедельник, черный вторник. В ее жизни одна сплошная черная неделя без конца, и телефон молчит. Фрайни хочет написать Джеку письмо, но слова все не выплескиваются на бумагу, заставляя чернила засыхать на кончике пера. Послания от Дот и Хью приходят каждый месяц, и между строчек беспечного щебета бывшей компаньонки Фрайни читает один и тот же вопрос. Все ведь в порядке, верно? Мисс Фишер роняет испещренный буквами листок на пол. Новая экономка внизу заваривает чай. По всему дому витает запах яблок и корицы. * * * Они встречаются в Мельбурне три года спустя. — Привет, Джек, — говорит Фрайни, и фраза тяжелым булыжником падает к его ногам. Инспектор смотрит на нее долго и пристально, и Фрайни хочется исчезнуть раз и навсегда, лишь бы не видеть этого тяжелого взгляда. — Доктор Корриган был убит вчера ночью в своем особняке, — говорит Джек наконец, — и мотив убийства пока не ясен. Я подумал, вам может быть интересно. Фрайни улыбается. В воздухе пахнет лавандой и наступающей весной. — Я люблю вас, Джек, — говорит она просто. — И да, мне интересно. Вы уже опросили подозреваемых?