Каркаде в кружке

— И если что — пожалуйста, зови меня, я на кухне, — Зен сладко улыбается и немного щурит глаза. Девушка перед ним закусывает губу, повторяет за ним и всеми силами делает вид, что все нормально и помощь ей не нужна, - и он верит в эту ложь. Просто потому, что не знает, как поступить дальше. Просто потому, что сам делает почти то же самое. Он осторожно закрывает дверь, и улыбка — как бывает после выхода со сцены— исчезает с лица, будто бы и не было ее вовсе.       У него перед глазами — до сих пор обезумевший, с жизнями одновременно трех людей в руке. И смертельно испуганная сероглазая девчонка, ощущающая дыхание смерти прямо в ухо. Тогда Зен даже не задумывался о возможности других исходов, о том, что мог бы сейчас рассеяться в воздухе, превратиться в мельчайшие частицы и никогда не выполнить свои мечты. Да и сейчас — будет он честен сам с собой — это не самое важное. Вместо волнения, как со стороны сейчас он выглядит, Рю впервые за несколько лет ставит кого-то выше всех этих проблем, решаемых одним заходом в ванную комнату. И это рушит стены внутри, стучит по ним огромными кулаками и стаптывает в пыль. Это возвращает силками того маленького мальчика, тянущегося ко всем за пониманием, но погрязшего в чужой ненависти и горькой, как щелочь, зависти. Это сужает весь его огромный мир до одной фигуры за закрытой дверью. «Ты видишь детонатор и все еще двигаешься?» Кулаки неосознанно сжимаются. Приходится считать до пяти, чтобы успокоить бурю внутри и спрятать силуэт неизвестного дальше, чем можно себе позволить. Зен бы избил его. До потери пульса. До синяков на чужом лице. До ее просьбы остановиться. И до восстановления своего чувства справедливости. Просто потому что так надо. 707: Я видел, Зен и Айка убежали.       На кухне до отвращения тихо. Как щелкает чайник, как капает последняя капля из крана и как донышко чашек стукает об поверхность стола — все это звучит слишком громко, будто бы реле звука выкрутили на максимум и актер прикрывает глаза, облокачиваясь на кухонный гарнитур. Жизнь меняется слишком стремительно, ведь раньше… Наверняка он бы сделал то же самое, только вот не мучился бы так сильно, по-прежнему возвращаясь мыслями к девушке в комнате. Улыбнулся бы, как может только он, и проводил до дома. А после обрадовался бы мысли, что без него никто не может. Сейчас было по-другому. Сейчас изменения неслись со скоростью поезда, разбивая преграды на путях. 707: Где ты? Айка: Я в квартире Зена… 707: Отлично 707: Было страшно слышать его крик в моем доме.       Люсиэль почему-то именно сейчас до отвращения злит его. И Зен правда не может ничего поделать с этим, кроме как слать ему сообщения, полные гнева. Не праведного. Просто гнева. Но вместе с этим на душе появляется слабое облегчение — если Айка пишет в чате, значит, приходит в себя. А если она приходит в себя, значит, и он вскоре сможет улыбнуться, смотря ей в глаза, по-настоящему. ZEN: А теперь бегом собирать сведения! 707: Окей… ZEN: Я должен идти. ZEN: А, да ZEN: Айка ZEN: Хочешь чашечку чая? 707: Очень похоже на биполярное… ZEN: Заткнись. ZEN: Я по-прежнему жду тебя на кухне. Айка: Хорошо В глазах наконец теплеет спокойствие. Распускается оно и невесомым цветком меж ребер, согревая его искренним, неподдельным теплом.       О чае Зен знает ровным счетом ничего. Честно. Поэтому начинает искать в интернете лучший вариант и… — У тебя есть каркаде?.. — Айка стоит прямо за ним и смотрит в шкаф с этими бесчисленными баночками и коробочками от фанаток с неизвестно чем и, когда Хён слегка вздрагивает от неожиданности и поворачивается назад, то смотрит сначала удивленно. А потом искренне радостно, как ребенок, заметивший в парке ларек с любимой сахарной ватой. — Я… Я не знаю, — он заносит руку к шее и неловко проводит по ней, — не разбираюсь в чае, но… Наверное, да? Девушка усмехается. Где-то внутри он все еще видит в ее глазах отблеск непрошедшего страха, и все, что хочет Зен сейчас сделать — так это убрать хотя бы на время из ее воспоминаний Неизвестного с татуировкой на правом предплечье. — В смысле, вот он. У тебя есть каркаде, — она встает практически рядом с ним, достает красноватую упаковку, и актеру почему-то хочется смеяться. Не задумываясь о том, из-за чего или почему, — ты не… Не против? — Нет. Конечно, нет, — Рю не замечает, как уголки его губ сами поднимаются выше, и это так естественно, что по телу пробегают мурашки. Привычные каноны поведения не подходят. Приходится делать так, как велит цветок, прорастающий через кости в груди. Поэтому — встать рядом со столешницей, сложить руки в замок и полностью положиться на Айку, чьи осторожные руки уже достают чайные ложки, кажется ему… Чертовски правильным? Будто бы они не раз и не два делали так. Будто бы все это уже — повторено и отработано. — Т-тебе помочь? — «самодовольный красавчик Зен» запинается в словах. Услышал бы об этом кто-то из его коллег — тут же бы рассмеялся рассказчику в лицо. Потому что нарцисс-альбинос ставит на первое место лишь свой имидж. Или уже нет? Сероглазая девчонка отвечает ему легким кивком головы, и он слышит ее смешок. Слишком мягкий и приятный на слух. Цветок внутри сжимает своими корнями сердце, заставляя его биться чаще, чем надо. — Садись. — Ну уж нет, — Хён в два шага оказывается прямо за ней и забирает из рук — господи, каких же маленьких рук — кухонную утварь, — сегодня я ухаживаю за тобой. Так что, — он немного наклоняется и, будто бы начиная играть роль официанта, показывает в сторону обеденного стола, — прошу. Она поворачивается немного неловко и прячет улыбку в кулак. — Хорошо.       Зен никогда каркаде не пил. Даже, честно скажем, не знал о его существовании, тем более в своем шкафу. Обычно вместо чая он бы выбрал пиво. Или что-нибудь другое, но тоже алкогольное. Только вот сейчас, Хёну Рю хотелось делать все по-новому. И относиться к людям тоже по-новому. А в особенности - к девушке напротив него, с каркаде в кружке и просто невероятной улыбкой мягких губ. Которая даже не догадывается, что вытаскивает из-под растертых в пыль стен потерянного мальчика с цветами в груди.