Батат

Счастье свалилось на Тошию, как это часто бывало — внезапно. Когда лёгкость летнего настроения уже отступила, а осенняя депрессия ещё не успела нагнать, когда земля начала уже остывать, а воздух ещё хранил тепло, на имя Хара Тошимаса пришло письмо одновременно с утренним звонком его матери. — Тоши, семье нужна твоя помощь, — сразу строго и по делу заговорила Хара-сан. Обременённый семейным долгом сын решил повременить с паникой до выяснения деталей всей ситуации и, перехватив телефонную трубку поудобнее, решительно потянул руку к загадочному конверту. Бумажных писем ему давно никто не присылал, отдавая предпочтение электронным. — Тошимаса, ты меня слушаешь? — голос женщины зазвучал строже прежнего. — Да-да, мам. У вас с папой что-то случилось? — плотная бумага конверта никак не хотела поддаваться, а настойчивость матери начинала пробуждать первые нотки беспокойства и непонятного любопытства. — Нет, у нас всё в порядке, но…твоя бабушка… — мать замешкалась, что было непривычным, словно старательно подбирала слова. — Что? — не выдержал Тошия, наконец справившись с неподатливой бумагой. — Её разросшийся огород неожиданно принёс урожай. Да, мы с отцом тоже удивились. Всё же, в горах не самый благоприятный климат, а твоя бабушка не самая способная хозяйка. — И что? — мужчина никак не мог и не хотел улавливать связь между срочной помощью семье и первым за многие годы бабушкиным урожаем. Неужели он оказался настолько богатым, что его не могут пристроить среди родственников и соседей, а теперь придумали озадачить данной проблемой ещё и самого басиста? Воображение живо представило, как Тошимаса придёт на генеральную репетицию перед началом тура с пакетами овощей и примется нахваливать Иноуэ бабушкину капусту и огурцы. — Поскольку с времён нашей свадьбы, когда твой отец перепутал яблоню со сливой, бабушка утратила к нему доверие касательно царства растений… — мужчина закатил глаза и подавил досадный вздох. Хара-сан была из тех, кто любил подводить к просьбам долго, подробно и основательно. —…поэтому, связавшись со мной, бабушка попросила передать, как она надеется… — Я понял. Могу нанять специализированных рабочих, если проблема в этом, — разговор с каждой секундой приобретал всё более опасный на последствия характер. — Тошимаса. Ты меня не слушал. Бабушка надеется на твою помощь. Помощь ей — твой долг как внука. Она очень по тебе соскучилась, — общайся они лицом к лицу, Тошия был уверен, что мать сложила бы при этих словах руки на груди и многозначительно сверкнула глазами. — У нас скоро начинается тур, я не могу сейчас всё бросить и отправиться на спасение баклажанов и тыкв! — Ты нужен семье! — снова повторила женщина на том конце. — Мы с бабушкой уже обо всём договорились. Между концертом в Тайпее девятого сентября и в Киото шестнадцатого у вас перерыв в шесть дней. Возьми с собой друга, работы много. Четырнадцатого утром вы уедете, пятнадцатого вечером приедете в Киото. Отдохнёшь в поезде. — У нас концерт в Нагано двадцать третьего… — в последний раз попытался оттянуть исполнение внучьего долга нерадивый сын. — Я уже купила билеты и отправила их почтой. Можешь отблагодарить позже. Бабушка очень обрадовалась, что любимый внук, которого она исключительно редко видит, о ней заботится и всегда готов прийти на помощь. — О таком нужно сообщать заранее, — проворчал Тошия, рассматривая билеты и небольшую записку на бамбуковой бумаге, выпавшую из конверта. — Я предупредила за две недели. У тебя есть время собраться. И, пожалуйста, не бери больше дорогой обуви. Ты ведь помнишь, как её легко там испортить, а после тяжело отмыть. За десять дней так и не удалось найти человека, который вызвался бы поехать добровольцем собирать урожай посередине рабочей недели. Друзья один за другим выдавали немыслимые отмазки в поддержку своей занятости, начиная от внезапно развернувшегося ремонта и заканчивая необходимостью сходить с свалившейся как снег на голову морской свинкой племянника к ветеринару именно в эти дни. Друзья познаются в беде, и в его случае, к глухому разочарованию, таковых, похоже, не обнаружилось. К дальним знакомым было обращаться неудобно, и Хара ловил себя на мысли, что не за горами час, когда он решится дать объявление в интернете о поиске компаньона для путешествия в живописную горную деревеньку. Естественно, с оплатой всех расходов и обещанием исключительно приятного времяпрепровождения. Была идея позвонить Джей-сану, но Тошимаса проявил силу воли и устоял перед соблазном. Наконец, собравшись с духом, он решился поприставать с столь выгодным предложением к одногруппникам и приятелям из стаффа. Последние в своей фантазии могли бы составить конкуренцию изобретательным друзьям. Забывая и противореча очевидной важности подготовки к концертам, они ссылались на заболевшего дедушку, несчастные без поливки цветы и роды жены. Каждой второй. Что же до одногруппников, то Кё слился моментально, заявив, что нет и нет, потому что нет. Мол, он сейчас работает над новым дизайном воротничков платьев для его линии одежды. На замечание, что на природе можно было бы почерпнуть пару новых идей, ведь флора и фауна всегда имели столь вдохновляющее воздействие на людей, Нишимура хмуро отрезал, что как-нибудь в другой раз. Дай долго пытался увильнуть сначала от нахождения в одной комнате, после — от пересеченья взглядами. И ему сопутствовала удача, пока они буквально не столкнулись нос к носу в святая святых. — Понимаешь, — оправдывался Андо под шум воды от смывного устройства писсуара, — У меня назначена встреча насчёт новых ремней для гитары. — Ты ведь их в конце августа ещё забрал, — заранее обречёно заподозрил неладное Тошия. — Точно, то есть нет, это другие. Те по-по…п-порвались. Да, порвались. Кожа оказалась не очень качественной, — гитарист пожал плечами и пошёл к столешнице с раковиной. — Все сразу? — Ну да. Сам не ожидал, — Дай задумчиво почесал затылок мыльной рукой, но затем спохватился и принялся спешно промывать запачканные пряди. — Но Одзава утром обмолвился, как ты сетовал на отсутствие каких-либо значимых дел и даже планировал заняться уборкой. — Я… Мне недавно по поводу встречи позвонили. Понимаешь, — добавил гитарист, — Я сам не в восторге, что вынужден разбираться с ремнями, и будь обстоятельства другими — охотно бы тебе помог, но послезавтра никак не получается. В Терачи, на самом деле, Хара не сомневался. Барабанщик любил милые и необычные вещи, дела и поездки. Главное, преподнести всё правильно, и он будет его спасательным жилетом, почти стопроцентным избавлением от мук поисков. Однако завидев приближающегося к нему басиста, Шинья будто специально принялся демонстративно разглядывать свой маникюр, намекая о невхождении грядок в его светские планы на неделю. — Не могу. У меня болят ноги. — А у меня спина, — уныло протянул Тошимаса, коря себя за неоправданную самоуверенность. — Так зачем ты едешь? К концу обеденного перерыва Тошия был в отчаянии. Что же за нелюди такие его окружают, раз никто не хочет войти в его положение и помочь уладить неожиданно свалившиеся овощные проблемы! Оставался Ниикура, и Хара принял твёрдое решение идти ва-банк, спекулируя единственным ценным, что у него было. — Каору, я ещё не сказал об этом Иноуэ, но шестнадцатого сентября вам придётся выступать без меня, — с напускной грустью начал мужчина, нагнав гитариста у курилки. — В смысле? — недонёс до губ сигарету Ниикура. — Ну, как во времена La: Sadieʼs, только вчетвером, — траурным голосом пояснил Тошимаса, опуская глаза. Всё или ничего, отступать было поздно. — Подожди, что происходит-то? — Семейные обстоятельства, — и, выдержав паузу, скорбно продолжил, — Мне тяжело об этом говорить… — У тебя кто-то умер? — перебил Каору, пытаясь поймать взгляд. В DIR EN GREY музыканты даже в полудохлом состоянии выходили на сцену. Для отсутствия нужно было поистине почти в прямом смысле умереть или, как минимум, находиться в процессе. — Почти. Ситуация действительно крайне безнадежная, только если… Хотя ты никогда не согласишься… — Ты можешь говорить конкретнее? В условленные 9:30 на железнодорожном вокзале в центре Токио Тошию ждал пассивно переживавший из-за старения и от того ударившийся в стиль Каору. Всем своим видом он будто бы громко кричал о том, что от того провинциального мальчишки, с которым Хару свела судьба в ныне далёкие девяностые, сейчас ничего не осталось. Спортивные кроссовки непредусмотрительно сияли белизной подошв, как зубы самых настоящих американцев. Тёмные укороченные брюки идеально сочетались с модной ассиметричной чёрно-белой кофтой, а небрежно уложенные волосы венчала любимая объёмная кепи. Приезжие в столицу люди зачастую стремятся походить на местных жителей, возлагая надежды на достижения соответствия благодаря общему стилю в одежде. Оказавшийся отзывчивым к чужим проблемам гитарист был из их числа. Рядом с Ниикурой Тошимаса, в своих старых домашних хлопковых штанах и мешковатой футболке, чувствовал себя кем-то наподобие плебея. Проведя без малого два часа в поезде, прокатившись с ветерком по наганским дорогам с пересадкой в двух автобусах и пройдя пешком более трёх километров, ответственный внук и его помощник наконец добрались до конечного пункта их назначения — деревни Цуметаикадзе. Цуметаикадзе встретила путников старыми обшарпанными зданиями, аккуратными посевными участками, закрытыми магазинами и зловещей безлюдностью. — Ты уверен, что тебя позвали на сбор урожая, а не на похороны? — подозрительно покосился на колышущиеся ветви липы Каору. Холодный ветер неприятно обдувал лицо и щекотал нос. Хотелось чихнуть. — Шесть лет назад некто Судзуки, как мне рассказывали, женился на испанке и переехал с ней к родителям. Теперь вся деревня проводит сиесту, — важно пояснил Тошия и уверено направился выискивать нужный дом, параллельно ностальгируя по своим детским безмятежным дням летних каникул: как он впервые сел и упал с велосипеда, как объел соседскую яблоню и слёг с несварением желудка, как бегал за кучерявой Юмико-чан и подарил ей скакалку… — Тоши-чан! Ты так подрос! — хрупкая миниатюрная старушка в соломенной шляпе уткнулась Тошимасе в грудь. Каору поставил сумку на деревянный пол и осмотрелся: простенький абажур из рисовой бумаги, коллекция бонсая на низком столике вдоль стены. — Бабушка… — И поправился! Я не могу тебя обнять. Всегда говорила твоей матери, что в Токио не умеют готовить, — оставшийся незамеченным гитарист весело хмыкнул, чем и привлёк к себе внимание. — Тоши-чан, а это кто? Кимико писала, что ты встречаешься с женщиной, но не уточняла насколько она мужественна, — старушка принялась подслеповато разглядывать гостя. Она, конечно, мечтала о правнуках, но какие же тут, Ками-сама, детки-то непригожие выйдут… — Бабушка, это Ниикура-сан, мой коллега по группе, — по всему было видно, что Хара не был морально готов в возможной встречи семьи с его знакомыми и теперь смущался, нервно теребя край футболки мятного цвета. — А-а, тот самый Ниикура-сан! Тоши-чан раньше о вас очень много рассказывал. Мы вам так обязаны! Спасибо, что столько лет присматриваете за нашим Тоши-чаном! — моментально изменившись в лице и учтиво заулыбавшись, пожилая дама переключилась на Каору и глубоко поклонилась. — Бабушка… — продолжал нервничать басист из-за неловкого знакомства. Каору понял, что настал его звёздный час, пора было начинать действовать: — Приятно познакомиться… — звёздный час был недолгим: в воздухе застыла напряжённая пауза. — Яманака Умэко. — Приятно познакомиться, Яманака-сан, — поклонился в ответ мужчина и, не в состоянии больше сдерживаться, чтобы не задать главный на тот момент вопрос его жизни, спросил, продолжая — Не мог ли бы вы подсказать место, где я могу а-ано-о-о подумать? — Тоши-чан, почему Ниикура-сан совсем не похож на человека с фотографий, которые ты мне оставил? Это точно он? — прошептала старушка, стоило радостному Каору скрыться в указанном направлении. — Какой-то он слишком чёрный, тот Ниикура-сан порозовее был. — Бабушка, это было пятнадцать лет назад, мы изменились, — устало объяснял Тошия, грустно ощущая не то взросление, не то старение группы. Однако не время было предаваться размышлениям о прожитых годах, ему не терпелось скорее увидеть фронт работ, отпахать и вернуться к концертной жизни. Раньше начнёшь, быстрее кончишь — вымучивал он из себя энтузиазм. — Всё время забываю, какой ты у меня уже взрослый. Пойдём, покажу тебе свою часть огорода. Твоя мать никак не уразумеет, зачем мне на границе перехода в иной мир эти грядки, но кто умеет понимать растения, понимает жизнь. Фронт работ впечатлял даже с крыльца и издалека. Воистину, в этот раз природа на урожай не поскупилась и, по-видимому, решила от души воздать Яманака-сан за все её многолетние бесплодные попытки преуспеть в огородстве на чрезвычайно неплодородной почве. Почти вплотную засаженная овощами земля крайне контрастно смотрелась рядом с сравнительно скромными достижениями соседей. С одной стороны, Тошимасу брала гордость за свою настойчивую бабушку, не искавшую лёгких путей. С другой же, здесь им с Ниикурой не помешала бы небольшая бригада рабочих. — У нас солнце печёт, вот, надень дедушкину кепку. Ему она всё равно больше не понадобиться, а тебе службу добрую сослужит, — неустанно проявляла заботу бабушка, подсовывая любимому внуку явно видавшую лучшие дни бежевую кепку с дыркой на козырьке. — А волосы-то себе какие длинные отрастил, вы только посмотрите. Да знаю я, что вы…как это правильно будет, рокеры? Но думалось мне, что период бунтарства остался далеко позади… Пожилой женщины было слишком много, а Каору слишком долго думал. — Батат? Серьёзно? Твоя бабушка засадила весь огород картофелем? — присвистнул Каору, когда перед его взором открылись аккуратные ряды грядок, уходящие в бесконечность. Накормив путников скромным обедом — еду сперва надо заработать — Яманака-сан сослалась на давнюю договорённость посмотреть с подругой прямую трансляцию выступления KBG84. «Вот это, Тоши-чан, настоящая душевная музыка! И рокерами вовсе быть не обязательно. Вам бы стоило у них поучиться» — на прощание воскликнула бабушка и исполненная чувством выполненного долга была такова. Хара полагал, глубоко в душе она и сама мечтала присоединиться к любимым KBG84, однако при расстановки приоритетов огород оказался важнее. Неладное заподозрилось сразу. К вечеру Яманака-сан так и не вернулась. На следующее утро тоже. Похоже, женщина забыла уточнить, что подруга та жила в другой деревне. Не привыкшие к сельской жизни и уставшие после первого дня непривычной для них работы музыканты копали батат медленно и в некой задумчивости. Не к месту модный гитарист, устремлено взирающий в небо, смотрелся на корточках в весёлых жёлтых хозяйственных перчатках особенно несуразно. Руки по локоть в земле — ценный урожай были даны указания выкапывать вручную. Новенькие кроссовки давно познали грязь, и их подошвы теперь походили больше на вычерненные зубы японцев периода Хэйан. Зато неподалёку виднелась приличная кучка выкопанных клубней с двадцати трёх кустов, тянущая килограмм на семьдесят-восемьдесят. Тошия тоже с благодарностью посматривал на небеса и Ниикуру: в одиночку с таким заданием проще было бы сразу себя заживо похоронить, закопав тело рядом с особо крупным картофельным кустом. На Каору за работой вообще было приятно смотреть. Мужчина добросовестно и самозабвенно обрабатывал куст за кустом, аккуратно погружая руки в холмик земли около батата, нащупывая там клубни и вытаскивая их. Сам Тошимаса подобной скрупулёзностью похвастаться не мог, поэтому его горка картофеля была хоть и повыше, но небрежнее. Работали в основном молча, дабы не замедлять процесс разговорами. Впрочем, когда к середине второго дня за шесть часов до поезда стало ясно, что в сроки они катастрофически не укладываются от слова совсем, — оставалась ещё треть огорода — серьёзность гитариста дала слабину, и его незаметно укусила муха веселья и дурачества. Сперва Хара даже не понял, что произошло. В спину под чириканье какой-то одинокой заблудшей птички больно прилетел мелкий батат. Обернувшись, басист увидел лишь увлечённо продолжающего копаться в земле Ниикуру да птицу на заборе. Предположив, что ладно, бывает, на взлёте можно было и не заметить, Тошимаса забыл о происшествии ровно до точного его повторения через десять минут. На третий раз он не выдержал. — Ты специально, что ли? — зло начал музыкант, вставая с колен и грозно возвышаясь над ныне почти голыми грядками. — В смысле? — оторвался от n-ого по счёту куста Каору и деланно непонимающе посмотрел в ответ. — Скажи ещё, что не понимаешь о чём речь, — продолжал распаляться Тошия по мере своего приближения к провинившемуся мужчине. Скопившееся за две недели раздражение на мать, бабушку, кинувших друзей и знакомых грозило за неимением рядом вышеупомянутых осчастливить единственного человека, вызвавшегося помочь. И кидающегося как маленький ребёнок картошкой. — А о чём речь? — продолжал непринуждённо гнуть свою линию гитарист. Старающийся решать разногласия с людьми другими методами, басист редко выходил на прямой конфликт, и теперешнее его настроение являло собой редкость. — Вот о чём! — метнул в него ответной картофелиной Тошия и попал точно в лоб. — Хара, ты что творишь! Нам же завтра выступать! Как мне выходить на сцену, если шишка вскочит, — схватившись за голову, кричал новоявленный пострадавший. — А мне как с синяками на спине на сцену выходить?!!! — Ты можешь надеть пиджак, — прыснул Ниикура и неловко плюхнулся на бок. — А ты закрывающую лоб укладку сделать! Произошедшее далее они так и не смогли объяснить для себя и друг другу ни тогда, ни после — игра брось батат затянула. Как на самом настоящем поле ожесточённой битвы, под громкие возгласы и смех клубни пушечными снарядами летали над огородом. Никто не хотел сдаваться до последнего! Только героическая смерть в бою! Только победа! Ни шагу назад! За воинственные лозунги в результате пришлось расплачиваться соседскому коту, который неудачно вышел погулять сам по себе. Пришлось сожалеть о содеянном и самим музыкантам. — Может, стоит обратиться к ветеринару?.. — Где мы его найдём-то? К тому же, для нас это не самая актуальная проблема в данный момент… — Это да. Но кошечку всё равно жалко… Мужчины неловко переминались с ноги на ногу, смущённо взирая на последствия своих действий: по посевному участку словно прошлась колонна тракторов, выкопанный батат был разбросан по всей его площади, забор сломан, одежда испачкана, но самое страшное — упущено время. Заигравшись, они пропустили последний автобус. Можно было бы предпринять подвиг и пройти всё расстояние пешком, но после картофельных боёв всё тело болело и уже начинало приобретать расцветку в крупный горох. Осложняло дела также и то, что Яманака-сан до сих пор не вернулась, и обеспокоенный внук порывался дойти до соседней деревни пешком. Непродолжительно посовещавшись на тему кто виноват и что делать, договорились остаться ещё на одну ночь. Дабы точно успеть на транспорт завтра, Каору настоял на необходимости ударно поработать до последнего, пока потоптанные, но всё ещё местами растительно-волосатые грядки не станут окончательно девственно чистыми. Если понадобится — работать всю ночь, но после честно смотреть Яманака-сан, на возвращение которой мужчины всё же надеялись. Тошимаса немного посопротивлялся, но в конечном итоге согласился подождать со своим походом до завтрашнего утра. И дали же они вдвоём тогда — весь вечер, и на коленках, и на корточках, и на одной ноге, и на двух, и сидя, и на животе, и ползком… Засыпали в час ночи музыканты хоть устало и тревожно, но удовлетворённо и с чистой совестью: огород был приведён к образцовому порядку. По иронии судьбы утром они, естественно, проспали. Ниикура просыпался под бодро орущий телефон, уведомляющий о входящем вызове. Из открытого окна доносился лай собак. Где-то внизу громко разговаривали Хара и его бабушка. Сперва гитарист подумал, что главное недовольство выражал басист, однако всё оказалось наоборот. — Ни на минуту нельзя оставить одних! Что же это такое, бабушка приходит и видит сломанный забор! Его между прочим, ещё твой дед ставил! Плотничество это тебе не на струнах бренчать! Вот же недоразумение выросло! И как тебе перед Ниикурой-сан не стыдно-то! — Тошия молчал, и спускавшийся по лестнице на первый этаж Каору тоже решил тактично опустить, что забор сломал ни кто иной, как тот самый уважаемый Ниикура-сан… — Да, но мы выкопали весь батат. — А почему он почти весь побитый? Ты мне зубы не заговаривай! У меня их хоть и мало осталось, но зато все крепкие и цепкие. Чтобы бы и не думал уезжать, пока забор не починишь! — в небольшой уютной гостиной поистине разразилась гроза. К счастью или несчастью, вернувшаяся Яманака-сан не спешила радоваться проделанному к её приходу сбору урожая. Якобы благородно вызвавшийся помочь проштрафившемуся внуку Каору заработал себе ещё положительных очков в глазах Яманака-сан. Тошимаса скрипел зубами и недовольно посматривал на одногруппника, но благоразумно молчал. В их положении было не очень рационально тратить время на выяснения отношений — не хватало опоздать и сегодня. — Утром звонил Иноуэ-сан, сказал, после саунд-чека в Киото M&G проводить будем, — тихо проговорил гитарист, вбивая молотком гвоздь в отошедшую доску. — С какой стати? Мы ведь не устраиваем их в Японии, — вторил ему в ответ молоток басиста. — Чёрт их знает. При таком раскладе нам крайний срок отправки поезда будет в два часа, плюс дорога до Нагано. В нашем распоряжении осталось максимум полтора-два часа, надо ускоряться. — Пожалуй, я схожу попить воды. Тебе принести? — время и забор работали против них. Бабушка была против них. И даже их менеджер. Бывала ведь в жизни полоса, когда словно весь мир оборачивался против твоих стараний сделать добро и дарил одну нелепую ситуацию фееричнее другой. С M&G Тошия как никогда осознал, что нервы его не железны: ещё одна такая новость. и он повторно сломает забор до последнего колышка. — Нет, лучше сообрази по дороге, как можно кроссовки от этой вездесущей земли и грязи отмыть, — успокаивал себя Каору озвучиванием прочих насущных проблемах. Позже Хара вопрошал, отчаянно вглядываясь в небо, за что ему всё это? Чем он прогневал богов? Когда успел насолить судьбе? Почему сию огородную эпопею нельзя было прервать на корню, в самом начале оплатив для бабушки специализированную рабочую группу? Почему Ниикура умудрился заработать очередную проблему, когда они были уже на финишной прямой? Медленными глотками пив холодную воду на заднем дворе и считая до десяти, Тошимаса сперва услышал удивлённый возглас, потом подозрительный треск, переходящий в грохот, и отборную ругань. Чуйка незамедлительно зашептала, мол, ждать тебе Тоши-чан новых неприятностей. На что басист всем сердцем резко уверовал в смерть надежды, как упорно твердили люди, самой последней. Вера не спасла. У посевного участка его ждал раздосадованный гитарист и рухнувший, как карточный домик, деревянный забор. — Мне не хочется этого признавать, но, кажется, у нас добавилось две новые проблемы… — Каору, не дергайся! — сосредоточенно пыхтел за его спиной Тошия, высунув от напряжения кончик языка, как возводящий песочный шедевр на детской площадке мальчишка. — Мне щекотно, — вывернув в любопытстве назад шею, пожаловался мужчина. Хара периодически задевал оголённую кожу правого плеча, из-за чего Ниикуру пробивало на столь неуместные в тот момент тихие смешки. — Я из-за тебя уже два раза мимо промазал! Что ты ржёшь? — Тошимаса раздражённо хлопнул его по плечу и замер. Как гитарист мог смеяться в столь напряжённый для них момент оставалось для него непостижимой загадкой. — Ты же заверял, что умеешь, — осторожно начал одногруппник, однако был незамедлительно прерван. — Умею, когда меня не отвлекают и не мешают сосредоточиться, — шикнул на него басист и вновь принялся за дело. Надо же весь настрой своим хихиканьем суметь испортить. — Хорошо, молчу-молчу, — примирительно промолвил второй мужчина. В их случае молчание здорово экономило время, которого и без того уже не осталось. Да и когда Тошии снова представится повод показать своё мастерство. — И стой на месте, — последовало строгое предупреждение. — Ладно, только ты давай там быстрее, у меня ноги скоро неметь начнут, — покачивался на месте Каору. Пока непредумышленно выдавшиеся для него свободные от спешки минуты позволяли передохнуть, Ниикура расслабленно всматривался в видневшиеся вдалеке округлые, поросшие густым лесом вершины гор. Вершины, режущие низкие облака как вату и пронзающие головокружительно ясное небо… — Ой! Не так быстро. Хара, твою ж, осторожнее! — Прости, я стараюсь, — вернул Каору с небес на землю Тошия. Маленькая месть за летающий батат, а приятно. — У-уй, сказал ведь, больно! — сильной боли, конечно, не было, но мелкое острое покалывание ощущалось неприятно. К тому же, у него, понимаете ли, были горы, высокое и прекрасное, которое не должно было прерываться столь скоро жестокой реальностью. — Твою мать, да не могу я медленнее, терпи! — вскипел мужчина, но продолжал. — Ты обещал быть аккуратным! — Отлично. Если ты не в состоянии немного потерпеть, ходи с дырой на пузе! — взорвался-таки Тошимаса, кольнул напоследок посильнее и бросил иголку. Мало того, что этот горе-человек умудрился разрушить все результаты их утреннего труда по починке забора — он сломал его весь, так он ещё и ухитрился порвать свою ассиметричную кофту. А последствия разгребать кому? Правильно, сыну, внуку, другу. Ниикуре везло так, что хоть вешайся. Или это было справедливое, но только-не-сейчас возмездие от мироздания за молчаливый перевод всей вины по огороду на Хару. В любом случае, чем бы это ни являлось, оно пришлось не к месту. Разорванная чуть ли не в клочья новая фуфайка об этом также намекала. В бабушкином доме каких-либо вещей окромя женской одежды маленького размера удивительно, но не оказалось. Ту в свою очередь Каору категорически отказался надевать, вернее, он в неё попросту не влез. Случайно брошенная вслух идея сшить на скорую руку новую кофту из подручных средств за неимением альтернатив в результате пошла в ход. Выбор материала был невелик. Глаз остановился на оставшихся лишних мешках из-под картошки. Бабушка упрекнула за невнимательность и бестолковость и помогать отказалась. Пришлось за иголку и нитку браться человеку, который успел во времена динозавров отучиться год в колледже на модельера. То есть Тошии. В итоге, Хара всё же сшил из мешков нечто напоминающее рубаху, а Ниикура кое-как создал видимость цельности забора. Видимо, в крайне стрессовых ситуациях они обнаруживали в себе секретные источники силы и вдвоём могли работать в сжатые сроки за десятерых. И скорее делать ноги из деревне, пока Яманака-сан не успела всё как следует рассмотреть и нагрузить их дополнительно-исправительной работой. До автобусной станции они бежали. Сотовые телефоны намекающе звонили, оповещая музыкантов о том, что до саунд-чека осталось четыре часа, три, два, и взволновано задавая вопросы где они и когда будут? С определённого момента брать трубку больше не хотелось — на саунд-чек они точно не успевали, лети их автобус хоть на сверхзвуковых скоростях. В Нагано пришлось тратиться на новые билеты до Киото: вчерашние ожидаемо оставалось только выбросить. В поезде Каору с озабоченным видом рассматривал сначала свой лоб, шишка после батата таки вскочила и даже слегка кокетливо выглядывала из-под кепи. Затем грязные подошвы кроссовок, которые Тошимаса посоветовал протереть жидкостью для снятия лака, если такова будет у кого-нибудь из стаффа. Худшее он оставлял на потом. Льняная рубаха-мешок смотрелась ужасно, и Ниикуре казалось, что все в вагоне только над ним и подшучивают между собою. — Снисходительно рассказывай, что это последний писк моды, — утешал одногруппника басит, который сам в своих мешковатых штанах, домашней футболке и дедовской кепке выглядел не менее модно. На M&G они всё-таки успели.