Flame of Passion

      Химлад. Холодная Долина, продуваемая ледяным северным ветром.       Химлад. Безрадостная пустошь, раскинувшаяся под низким серым небом.       Унылая и плоская равнина, изредка перемежающаяся невысокими холмами, кажется нескончаемой. Чахлые травы влачат тут жалкое существование. Деревья качают голыми ветвями под ударами холодного ветра.       Химлад. Земля вечных и унылых сумерек, вытягивающая цвета из всякого, кто здесь оказывается, делая его частью свой серой палитры. Впрочем, цветами она не ограничивается, вытягивая, заодно, еще и радость.       И со временем начинает казаться, что у пищи нет вкуса, а у воздуха – запахов. Мечты и надежды уступают место апатии, которая с каждым днем становится все сильнее и сильнее, захватывая всех и каждого здесь.       Поэтому изящная крепость лорда Келегорма, искусно спрятанная среди отвесных стен мрачного ущелья Аглон, похож на оазис. Островок жизни и радости, процветающий на фоне бесконечного уныния и серых пустошей.       Еженедельные поставки ярких тканей, эльфийского вина, изысканных благовоний и иных вещей, способных пробудить в сердце сильные чувства, обеспечивает жителям крепости надежную защиту от апатии и серой тоски.       Тоски, которую, не иначе, как сам Моргот наслал. Чтобы победить ее здесь веселятся. Радуются жизни.       И лорд Келегорм подает своим подданным яркий пример для подражания.       В его покоях жарко натоплено и играет музыка. Красноватый свет камина заливает просторный сводчатый зал. В душном полумраке клубятся благовония, придавая происходящему оттенок таинства. Бархатные подушки, разложенные прямо на полу, окрашены в яркие, насыщенные тона. Серебро узоров на винно-красном фоне.       Келегорм полулежит на ложе, стоящим на возвышении в конце зала, откинувшись на подушки. По традициям феанорингов облаченный во все черное и красное он умудряется выглядеть роскошно даже в небрежно распахнутом кафтане и черной рубашке, расшитой по вороту и широким рукавам крупными ярко-красными самоцветами.       А еще лорд Келегорм красив. Конечно, все эльфы красивы, это у них в крови. Но он выглядит словно ожившая мечта юной девы. Выразительное лицо, обрамленное водопадом шелковых волос. Идеально правильные черты, даже сейчас хранящие выражение холодной надменности. Прищуренные, по охотничьей привычке, серебряно-серые глаза.       Твердо очерченные губы Клегорма изогнуты в довольной усмешке. Ведь он наблюдает за танцовщицами, и это зрелище пьянит не хуже вина, плещущегося тяжелом кубке из черненого серебра, который нолдо держит в руке.       Келегорму, определенно, нравится присущая смертным девам страсть. Тот самый огонь, которого лишено большинство эльфиек. Стыдно признать, но его сородичи отличаются ограниченным пониманием чувственности.       Они скованны ограничениями моральных устоев. Так же, как были скованны узами предопределенности. Узами, которые разорвал его отец, сумев отыскать драгоценный ключ от золотой клетки Благословенной Земли.       Сыну Огненной Души тоже не по нраву ограничения. Даже если они наложены многовековой мудростью и традициями его собственного народа. Нет, он не потерпит чтобы его ограничивали. Ни в чем. В этом Келегорм, воистину, подобен своему отцу. В нем тоже горит пламя. Только немного иное. Жаркое и темное пламя страсти. Пламя, опалившее, в свое время, не одно юное и нежное девичье сердце. Пламя, в котором постепенно сгорает он сам.       Его любовь не похожа на любовь других эльфов. Она вспыхивает быстро, горит ярко и прогорает быстро. В то время, как остальные могут веками наслаждаться ровными и спокойными, хотя и прохладными чувствами, он «остывает» за пару лет. Перед этим вложив в отношения всю свою страсть, весь огонь, и даже свою душу.       И каждый раз как в первый раз. Келегорм усмехается и, прикладываясь к кубку, наслаждается бархатным вкусом вина. Сколько бы он ни пытался замедлить шаг, на пути от вспышки чувств, что яркой искрой разгорается в его сердце, стремительно превращаясь в неукротимое пламя, охватывающее все его существо, до тлеющих углей, которые остаются там, где больше нечему уже и гореть. Но ничего не получается. Видимо сердцу не прикажешь.       Нет, хорошо, все-таки что смертные относятся к делам любовным проще. Быть может потому, что век их так короток? А может таково изначально устройство их духа, который, по непонятной причине, подчиняется плоти, а не наоборот? Но так или иначе, люди оправляются от сердечных ран гораздо быстрее чем эльфы.       И в этом они похожи на него. Если любовь прогорела – предайся страданию. Скорби по ней до тех пор, пока боль не начнет превращаться в светлые и печальные воспоминания. А затем – исцелись новой любовью, которая нагрянет внезапно. Наполнит душу огнем желания, расцветит жизнь новыми красками. И это правильно.       Деликатное прикосновение тонких женских пальчиков выводит Келегорма из состояния задумчивости. Он отвлекается и переводит взгляд на девушку, удобно устроившуюся на бархатных подушках возле его ложа.       Кажется, у людей даже слово специально есть – «любовница». Забавное слово, заимствованное из из человеческого языка, обозначающее женщину, состоящую в любовной связи с мужчиной вне брака. Явление, неприемлемое с точки зрения эльфов вообще, да и прогрессивных нолдор, в частности.       Только люди такое придумать и могут. Впрочем, Келегорму нет дела до того, о чем думают люди. Главное чтобы сражались на их, с братьями, стороне.       До того, о чем подумают эльфы ему дела тоже нет. И пусть Маэдрос сколько угодно закатывает глаза и вздыхает по поводу его «распущенности». А Карантир пусть возмущается «как низко он пал». Прекрасный будет делать то, что хочет.       Еще один глоток вина и взгляд эльфа становится более заинтересованным.       Неземная хрупкость фигуры, подчеркнутая струящимся шелком жемчужного платья. Длинные платиновые волосы, разметавшиеся по плечам. Светлая кожа и огромные, широко распахнутые голубые глаза. Из всех девушек, Химлада, что удостаивались чести оказаться в его личных покоях, она больше всех походит на утонченную синдэ. Даже закругленных кончиков ушей, не видно из-за прически. Если не присматриваться, сходство безупречное.       Конечно, она не эльфийка, как и любая другая здесь. Но смертные девы, хотя бы, не создают ему проблем. Многие из них готовы взойти на его ложе только из-за его красоты, утонченных манер и умения ухаживать. Иных влечет ореол славы и бунтарства, коими овеяно имя каждого феаноринга. Третьи приходят в надежде получить украшения с нолдорскими самоцветами, которыми Келегорм щедро одаривает каждую из девушек, что остаются в его покоях на ночь.       Как удобно. Со смертными очень удобно. И это лучше, чем разбивать сердца хрупких эльфийских дев, а потом смотреть как они со слезами на глазах отправляются в Сады Лориэна или в королевство Мелиан. И хотя у людей есть свои законы и традиции их гораздо легче обойти. Ведь связь с эльфом считается у них почетной.       А приданное, дополненное эльфийскими украшениями, сглаживает любые обиды родичей. Почти всегда. А для тех, кто не в состоянии оценить его щедрость всегда найдутся более жесткие способы убеждения.       Келегорм усмехается и, продолжая ласково играть платиновыми локонами красавицы, отпивает еще вина из кубка. По телу феаноринга разливается приятное тепло. Мрачные мысли, не дававшие ему покоя, растворяются, уступая место легкости. Он вновь окидывает замершую в ожидании девушку взглядом и жестом останавливает музыкантов, собираясь выпроводить всех из покоев, но в последний момент что-то привлекает его внимание.       Нолдо поднимает голову и видит танцовщицу, отделившуюся от стайки подружек и вырвавшуюся вперед.       Она легко ступает на застеленный ковром пол. Почтительно кланяется в знак приветствия и застывает в позе покорности, прося позволения исполнить одиночный танец. И эта дерзость привлекает Келегорма.       Он мгновенно забывает о девушке, с которой хотел остаться наедине. Все его внимание сосредотачивается на танцовщице, которая прибыла в крепость недавно. Кажется, она из истерлингов, заключивших союз с его братом.       Ее наряд, состоящий из просторных шаровар и узкого лифа, можно назвать разве что украшением – для одежды его попросту маловато. К тому же полупрозрачная ткань едва ли оставляет простор для фантазии.       И в то же время эта необычная одежда лишь намек, но никак не обещание. Она лишь создает ощущение какой-то тайны и легкого парения, и Келегорм, неожиданно, понимает, что хочет увидеть эту девушку в деле.       Первая нота звучит в окутавшей просторный зал тишине подобно легчайшему вздоху. Девушка, похожая в своей полупрозрачной одежде, на призрачный мираж начинает двигаться. Быстро, уверенно, четко чувствуя ритм.       И кажется даже, что она и есть этот танец, и звуки обретают зримые очертания в ее лице. Движение рук, ног и тела танцовщицы полны грации и легкости. Но, вместе с тем, не лишены и привлекательной нотки соблазна.       Что-то в ней притягивает взгляд Келегорма, не давая отвести сияющие глаза в сторону. В чем причина?       Быть может в ее непривычной, восточной красота, сути которой он раньше почему-то, не понимал? Смуглая кожа, четкие скулы, острое лицо и гладкие, блестящие черные волосы, шелковыми лентами спадающие до ягодиц?       Или же в угловатой стройности гибкого тела? Тонкая талия, крутые бедра, длинные ноги, просвечивающие сквозь газовые шаровары и маленькая, идеальной формы, грудь, едва прикрытая полупрозрачным лифом?       А может причина в ее умении танцевать? Красиво двигаться под музыку, пробуждая страсть ритмичными покачиваниями бедер и волнообразными движениями плечиков, заставлявших колыхаться ее безупречную грудь?       Нет. Келегорм не может отвести взгляда от черных глаз девушки. Миндалевидные и чуть влажные, как у молодой лани. Они полны обещания и тайны. Они манят и зовут его в прекрасный мир чувственных наслаждений.       В глазах этой девушки Келегорм видит отражение того самого огня, что охватывает сейчас его сущность.       Та, о ком он уже успел позабыть, вернуть себе его внимание, но Келегорм отсылает его небрежным взмахом руки. Он чувствует, что устал от ее бледной и хрупкой утонченности, которая так напоминает эльфийскую.       Его влечет пламя уже другой женщины. Вот так внезапно. Как и всегда. В такие нолдо посещает мысль о том, что он поступает неправильно. Поддается искажению, медленно пропитывающему Средиземье. Впускает его в свою душу. С каждым разом все глубже и глубже. И иногда ему даже видится, что он падает в бездну, полную темного огня, который, однажды, пожрет его.       Но разве это так плохо? Сын Огненной Души уйдет в огонь! К тому же, не ему бояться запретов. Он и так уже нарушил то все правила, казавшиеся незыблемыми. Так что… одним больше, одним меньше – какая разница?       И хотя где-то в глубине его души все еще живет присущая эльфийскому племени надежда на то, что однажды он встретит девушку с которой захочет провести вечность сейчас он готов сгореть вместе со танцовщицей.       К тому же, такая девушка, должна быть достойна его, Келегорма Прекрасного. Воистину она должна быть прекраснейшей среди Детей Илуватара, чтобы он захотел связать с ней свою Судьбу дольше, чем на пару лет.       Поднявшись на ложе, Келегорм три раза хлопает в ладоши, останавливая музыку. Девушки, и те, что играли и те что танцевали, синхронно кланяются ему и тихо выскальзывают из покоев. И даже той, кто считала себя его фавориткой приходится последовать за ними. Потому что лишь одну он останавливает этой ночью подле себя.       — Господин? – прошептала она, чуть позвякивая золотыми браслетами на тонких руках и босых ногах.       — Подойди. Выпей вина со мной, – Келегорм манит ее к себе, похлопывая по краю ложа. Приглашает сесть рядом с собой. И когда девушка, улыбаясь, осторожно опускается на алый шелк, протягивает ей серебряный кубок.       — Господин, вы так добры – черноволосая опускает глаза в притворной скромности. Но феаноринга так просто не обмануть или вести в заблуждение. Он видит в огонь вожделения на дне этих зовущих черных омутов.       — Господин желает тебя сегодня ночью, – отвечает Келегорм, и тянется к завязкам ее прозрачного лифа. Развязывает интригующий узелок, позволяя ткани скользить вниз по коже. Спешить некуда. Впереди – вся ночь.       А когда девушка откидывается на спину он чуть смещается, освобождая для нее место. Устраивается сверху, касаясь губами обнаженной шейки. Горячее дыхание обжигает кожу Файруз (он неожиданно вспоминает ее имя).       Девушка стонет и откидывается на ложе, отбросив за спину густые черные волосы и предоставляя эльфу полную свободу действий. И Келегорм продолжает целовать ее шею, постепенно продвигаясь к ушку. Оставляет легкие, нежные поцелуи, распаляющие пламя ее вожделение. Файруз, не теряя времени даром, сама прижимается к Келегорму в долгом, захватывающем поцелуе. И кажется, что оторваться друг от друга они не смогут вечно.       Наконец, он чуть отодвигается, дав танцовщице немного передохнуть. Но только затем, чтобы затем снова начать ласкать губами и языком, покусывая горящую от возбуждения кожу. Волна возбуждения захлестывает их.       Пальцы Файруз ерошат волосы Келегорма, и он стонет от наслаждения, понимая, что в этой девушке точно есть огонь. И они с ней обязательно найдут общий язык. При том – сегодня же ночью.       Когда эльф приникает к ее груди, лаская и покусывая чувствительную вершинку, по всему телу Файруз бегут мурашки. Она вцепляется в его плечи, а затем сама подставляет вторую грудь, отдавая ее во власть наслаждения.       А когда Келегорму надоедает эта игра и он отстраняется девушка вновь приникает к его губам, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, сжигающую ее тело. Руки скользят по телу эльфа, развязывая алый пояс.       Она освобождает его от кафтана, а затем он сам снимает рубашку через голову, не заботясь о ее сохранности. После этого приходит очередь штанов и шаровар, которые они стягивают друг с друга еще менее аккуратно.       Наконец освобожденные от одежды тела соприкасаются на алом шелке. Келегорм запускает пальцы в волосы Файруз и оттягивает назад, заставляя ее запрокинуть голову и входит в нее. Резко, с напором и страстью.       Танцовщица стонет и выгибается под ним, цепляясь ногтями за плечи эльфа; оставляет красные следы. Он старается не спешить. Медленными толчками погружается и плавно выходит назад. Растягивает удовольствие.       Столетия, проведенные в служении страсти, превратили его в неистового искателя любовных приключений.       И Файруз, сейчас, имеет возможность оценить его мастерство. Она мечется под ним на ложе, сквозь стоны умоляя ускориться. Ее смуглое тело поблескивает от пота, волосы растрепались, губы обкусаны, пальцы рвут и комкают шелковую простынь. Сейчас она прекрасна как никогда.       И явно не испытывала ничего подобного прежде.       Мысль об этом подогревает страсть Келегорма. Ритм учащается, он срывается в сильные и резкие точки. С каждым мгновением двигаясь все быстрее и быстрее. Этого оказывается достаточно, чтобы вознести Файруз на вершину страсти. Она кричит и выгибается под ним так, что его тело отрывается от поверхности ложа…       И в какой-то момент он и сам приходит к финалу. Падает куда-то, охваченный экстазом. Пропадает в темной бездне удовольствия из своих видений пока наконец, опустошенный, не валится на постель рядом с женщиной.       Сегодня Келегорм доволен, а потому решает оставить девушку на всю ночь.       А утро он обязательно подарит ей какое-нибудь украшение. Серебряное с красными камнями, которые прекрасно пойдут к ее наряду и образу.       Он будет приглашать Файруз к себе каждый вечер, чтобы она танцевала для него и служила ему на ложе.       А через некоторое время забудет о ней так же, как забыл обо всех остальных, кто был до нее, и продолжит поиски той, ради кого захочет остановиться. Но это будет не скоро, потом.       А пока Келегорм снова тянется к своей любовнице чтобы поцеловать ее.       Может быть Файруз и не может и не может утолить пламя его страсти.       Но это не значит, что они не могут хотя бы попытаться.