***
Когда за окном мелькает молния и раскаты грома разносятся по всему городу, Аято вздрагивает одновременно с Хинами. Фуэгучи потирает глаза от длительного чтения и глядит в окно — из-за дождевой завесы не видно даже соседних домов. — Грома боишься, что ли? — она откладывает книгу в сторону, а уголки ее губ чуть приподнимаются. — Было бы чего, — фыркает Аято, вставая с дивана. — Не засиживайся, подниму в пять утра. За спиной хлопает дверь, и Киришима сползает по ней. Молния вновь сверкает. Аято хочется хотя бы на минуту вернуться домой.***
Хинами как-то спрашивала, что для нее дом. — Дом там, где семья. Там, где…Аято. — Дом — это Аято? — Да.***
—Нашла! — девчушка поддевает червя на палку и гордо задирает нос. Младший Киришима кривит лицо и отходит чуть в сторону, явно не желая прикасаться к этой божией твари. — Ты мужик или кто? — строго спрашивает сестра, — вечно всего боишься. — Ничего я не боюсь!***
— Так вот ты какая, Тоука Киришима. Миленькая. Миза присаживается рядом с Аято, поправляет высокий хвост и присматривается к окну на втором этаже, прямо напротив них. — Вы очень похожи. На близнецов смахиваете. — Все так говорят. Аято щелкает зажигалкой. Где-то вдалеке слышен гром и Тоука дергается, но все продолжает упорно писать никому не нужное домашнее задание. Аято почему-то смешно. Столько времени прошло, столько раз он слышал «трусишка» в свой адрес от нее, а она сама не лучше. Волосы сестры отросли, стали чуть ниже плеч, а лицо похудело. Тоука стала красивее. Аято стоило это признать. — И ты вот так тупо сидишь и наблюдаешь за ней? — Ага. — Ты напоминаешь маньяка со стороны, не палился бы, место поукромнее нашел. — Ага. — Ты этого никогда не признаешь, но…ты ведь ее любишь, правда? Аято резко замолкает, словно воды в рот набрал. Аято никогда не признается в этом никому. Даже себе. «Потому что это неправда, гребаная ложь, неправданеправданеправда». Миза цокает языком, разглядывает профиль парня и улыбается. От такой улыбки хочется плакать. В этой улыбке кроется жалость. Тоука трогает затекшую шею и откладывает тетрадь в сторону. На небе, словно трещины, мелькают яркие грозы, а после начинается дикий ливень. Сигарета в пальцах Аято промокает моментально, как и он сам. Миза что-то бубнит, мол, пора уходить, все ждут, но Аято все продолжает упорно гипнотизировать силуэт сестры синими глазами. — Мне плевать. У меня много незаконченных дел. Кусакари чуть ли не шипит змеёй «да ты издеваешься», когда видит в руках знакомую черную маску. Киришима бросает последний взгляд на окно на втором этаже. — Я не дам тебе сдохнуть, глупая сестрица, даже не мечтай.***
Когда за окном мелькает молния и раскаты грома разносятся по всему городу, Аято больше не вздрагивает. Аято лишь тяжело дышит. «Мне так страшно, Тоука, так страшно. Здесь темно и никого нет рядом. Даже тебя, идиотки, рядом нет». — Не дай мне подохнуть, — хрипит Аято, чувствуя, как слезы сестры капают ему на лицо. — Кто тебя, слабачку такую, защищать будет? Аято кажется, что он разговаривает с пустотой, потому что сестра не произносит ни слова. Потому что вокруг давящая тишина, от которой можно с ума сойти. И только когда он чувствует руки, которые крепко сжимают его запястья, он успокаивается. Значит, еще не сдох. Значит, глупая сестрица рядом. Тоука кое-как оттаскивает его в более-менее спокойное место и кладет голову брата к себе на колени. — Слышишь, дурень, ты будешь жить. Я сделаю все, но ты будешь жить. Я же старшая сестра, — она баюкает его, будто ему вновь четыре и они в своей комнате, — ведь это я должна защищать тебя. Ее лицо расплывается перед глазами и так хочется к нему руку протянуть, но у Аято нет сил. Пальцы немеют, тянет в сон от того, что Тоука качает его и гладит по волосам. А еще она постоянно целует его в лоб холодными губами, и меньше всего сейчас Аято хочется умирать. — Все будет хорошо, вот увидишь, — но Аято больше не видит. Аято вообще ничего не чувствует. Тоука вновь наклоняется к нему. Хинами как-то спрашивала, что для нее дом. — Дом там, где семья. Там, где…Аято. — Дом — это Аято? — Да. Тоука прикрывает васильковые глаза, прижимает брата к себе сильнее и не чувствует теплого дыхания на своей шее. У Тоуки больше нет дома.