Находясь в кровати больничной комнаты, я не думал ни о чём. Я смотрел в окно на пролетающие где-то вдалеке огромные сгустки белых облаков разных форм и объёмов, смотрел на пронизывающее своим светом через маленькие отверстия в этих самых облаках Солнце, слушал гул больницы. Всё это смешивалось в одном единственном звуке, давая перед собой живописную картину, что радовало и уши, и глаза. Со всем этим был слышен звук моего сердцебиения, отдаваемый в мозг большими волнами, которые врезались в него с огромной скоростью. А лежал я в больнице не просто так. Недавно у меня обнаружили смертельную болезнь. Казалось, тогда, в тот миг, я смог прочувствовать всё недоумение и шок, что пережил во всей своей крохотной жизни. А ведь мне всего 16 лет, я прожил всего ничего. Хотел стать писателем, чуть было не закончил первую книгу, как вдруг… приходят анализы и выявляют болезнь, невиданную и неслыханную мне. Откуда она взялась, как она появилась — никто не знал и, по-моему, не хотел узнавать. А я, думая и молясь богу, просто лежал в этой койке, что предоставили мне врачи. Интересно, а про меня ещё не забыли? Или, может, только про меня и идут эксперименты? Не знаю… и узнать не смогу. Остаётся лишь ждать, верить в чудо, которое никогда не приходит в этот мир, полный серости и дыма. Прошлое у меня было, скажем так, не очень приятным. Учился я плохо, почти не понимал материал, задаваемый мне в школе, а самое страшное — даже не пытался его понять. Лишь сидел, уставившись в монитор ноутбука, осознавая то, что просиживание за ним мне ничего не принесёт, только навредит. Друзей почти не было, одноклассники — сходили за исчадий ада, что пожирают твою душу, морально и физически унижая тебя, терзая тебя сомнениями об абсолютно всём — твоей работе, твоей принадлежности в мире, твоей роли… Да-да, роли. Актёрская игра — неотъемлемая часть нашего мира. Все хотят быть актёрами, говорящими с улыбкой на лице добрые пожелания, а в душе ненавидя всей душой и сердцем. Актёры, актёры, актёры… Они повсюду. Где их только не встретишь. Не буду перечислять все те места, в которых они могут быть, ибо вы и сами знаете. Мир всё-таки поглотила не одна вещь. Таких вещей — миллионы. Миллиарды. И от них зависит вся судьба мира, твоя судьба. А ведь вдумайтесь — от кого-то может зависеть наша жизнь. Лишь от какого-то блеклого людишки, который при любом желании сожжёт тебя заживо. Кстати об огне… Красивый он, не правда ли? Думаю, каждый со мной согласиться. Смотря на возвышающиеся языки пламени, можно думать обо всём, что угодно душе. О жизни, о будущем, о прошлом — обо всём. Нередко бывали случаи, когда я, сидя за костром, придумывал разные теории существовании разных миров, иных галактик и реальностей. Потянуло же меня на фантастику и философию в 14… Именно в этом возрасте я и начал писать первую книгу. Вылет из школы был уже на грани, а зарабатывать на что-то надо. Вот и ушёл в философский летний запой. Написав пару глав, уже не мог остановиться и придумывал разные исходы сюжета и его повороты прямо на школьном уроке, сидя за партой, держа в руке карандаш или ручку, смотря в пустой листок и напрягая мозги до боли. Читал разные пособии по этой теме — «Как стать писателем». Остановившись на около 300-й странице книги Юрия Никитина «Как стать писателем… в наше время» я попробовал написать что-то своё, что-то, что сможет превзойти меня самого. И у меня получалось. Одобрительные отзывы от друзей и предков, мотивация писать дальше… Всё давало хорошее чувство, называемое гордостью. Тогда у меня и проявился талант. А сейчас что? Забросив всё на свете, уставился в монитор. А теперь вообще лежу с неизвестной болезнью. Как же так-то… Как всё получилось… Я же ничего не делал! Вот именно, что ничего…
Закончив размышлять, я услышал, кто кто-то стучится ко мне в палату.
— Войдите! — сказал я.
В палату вошёл врач, держа в руке какую-то папку с листками… Вроде это планшет называется. Эмоции на его лице никак не могли подбадривать. Он шёл со вселенской печалью в глазах, даже с каким-то страхом неизвестности. Ярко выраженная безысходность. Он подошёл ко мне поближе, начал что-то бормотать себе под нос, что я никак не мог разобрать. Было похоже на то, что он собирается с силами что-от сказать. Но попросту не может. Или не хочет. А может, и то и то. Наконец, он встал в решительности, вдохнул поглубже, прокашлялся и присел рядом со мной.
— Владимир… — начал он. — Я не хотел бы Вам этого говорить, но, как положено врачу, мне не уйти от этого. Вы… — он замялся, пытаясь выговорить хоть слово. Мозг начал придумывать тысячи вариантов ответа, от самых безумных до самых печальных. Сердце же начало биться ещё сильнее и быстрее от напряжения и страха. Казалось, что оно хочет выпрыгнуть.
— Вам… — снова продолжил он, сглотнув. — Осталось всего ничего…
— В каком это смысле, доктор? — спросил я с недоумением.
— Скоро Вы… покинете нас.
— То есть всё хорошо, я наконец-то скоро выйду из больницы?
— Выйдете, выйдете… Только не на улицу. — говорил он с огромной грусть в голосе, которая не осталась незамеченной мной. Он так и вырывал из себя то, что не мог сказать. Он вырывал слово. А может, предложение. Ведь бывают же такие случаи, когда попросту не хочешь что-то говорить, а всё потому, что это либо шокирует, либо расстроит человека. Пару раз и у меня такое было. Например тогда, когда я пытался сказать подруге, что так и не принёс ей те самые цветы, которые она просила маме на день рождения. Она была очень занятой девочкой, никогда ничего не успевала, а я всегда у всех на побегушках, будто кукла, которой нещадно играют без всякого жаления. И снова подвёл меня тот самый монитор ноутбука. Уставился в него — и реальный мир просто к чёрту послал. Был я и заядлым любителей мультсериалов, и гуру по троллингу в Интернете. Там я мог растрясти свои негативные эмоции, превращая их в положительные, будто в математике превращая минус в плюс.
Доктор выдохнул, набрался сил, прокашлялся, и на прямую сказал мне.
— Владимир, не хочу это признавать, но скоро вы покинете сей мир… Вам осталось несколько часов до своей смерти.
Услышав данное заявление, в моём мозгу, сердце, да где угодно, смешались многие эмоции сразу. Шок, недоумение, удивление, безысходность, смирение… И это только десятая часть того.
~Но… как? Как такое могло произойти? Как же… Я же…~ — думал я, глядя в белый потолок, разрывающий сетчатку глаза.
Через пару секунд не осталось ничего — всё улетучилось, словно опилки. Не было больше места для каких-то эмоций. Осталась лишь пустота. Пустота, заполоняющая всё содержимое сердца. Ни положительных, ни отрицательных эмоций — лишь абсолютное безразличие ко всему сказанному сейчас врачу. А, он, кстати, уже ушёл… И как я не заметил?
Ничего предпринять уже нельзя, всё осталось позади. Вот только спереди пути нет. Лишь пропасть, находящаяся совсем недалеко от меня. Чёрная дыра, поглощающая жизни. Казалось, эта дыра и есть та пустота в сердце. Хотя, в общем-то, это так и было. Наверное, я должен размышлять сейчас о том, что не успел, о том, что не смог? Наверное, да. Но… мне даже и рассуждать не о чем. Я не могу знать, что там, во взрослой жизни, находится, ведь даже нету и совершеннолетия. Если посчитать логически, то потерял я очень многое, очень многое. Но и сохранил тоже немало… Воспоминаний осталось со мной очень много, и в последние часы своей жизни я могу ими… воспользоваться?
Картинка в разуме прорисовывает картину, где мы с папой на рыбалке. Как же это было хорошо… Папа, да ещё и со своей сокровенной улыбкой, которой можно было ослепить любого. Мы с ним весело проводим время. А такое было очень и очень редко… Картинка резко меняется на плачущую мать около больничной койки. Папа… Он… Он умер… Как?.. Почему?..
Папа, я так по тебе скучаю… С тобой я уже не виделся несколько лет, почти уже десяток. Интересно, а ты изменился? Хорошо ли тебе там, в Раю? Скоро я об этом узнаю.
Я всегда хотел получить сведения о том, как отцу на том свете. После смерти всегда молился за него, приходя в церковь и каждую ночь мечтая, чтобы он пришёл ко мне в подсознание и чтобы я смог хоть где-то услышать его голос. Но он не приходил… Ни разу не приходил. Это огорчало ещё сильнее, и поэтому мы с мамой всегда жили в плохом настрое. Кстати… а как там мама? Не волнуется ли за меня? А то осталась там, в квартире, одна, а меня нету. Я ведь был единственным мужчиной в семье, братьев не было, дяди не в счёт, они жили очень далеко от нас. Сестёр тоже не было, хоть и хотелось. Жаль, что ничего вернуть нельзя… Теряя, не возвратишь.
Снова картина всплывает в разуме, и я вижу непонятные очертания девушки и парня, сидящих на холме на фоне заката и держащихся за руки. Надя… Моя первая любовь. Ради неё я был готов на всё, что угодно её душе. Я дарил ей много подарков, цветов, шоколадных конфет, которые она так любила… Помню первый поцелуй, когда мы случайно столкнулись около магазинов, а затем она позвала меня гулять. Приведя меня на место, она притянула меня к себе и наши губы соприкоснулись. Сказать честно, она хорошо целовалась, хоть и делала это в первый раз. Попрощавшись, я всю ночь думал лишь о ней и о том вкусе её губ, о том запахе её волос и духов, о той страсти, что она приложила… А потом — провал. Она уезжает в Лондон в специальную школу для иностранцев. А я снова остаюсь ни с чем, даже не удосужившись лично попрощаться с ней и не получив поцелуй на последние минуты встречи. Лишь пустота, что заполняла меня и сейчас. Картинка превращается в помехи, и вновь исчезает с глаз.
Гляжу на часы. Прошло с того момента уже около часа. Осталось три… На улице уже начинает понемногу темнеть. Прорываются первые звёзды, глядящие на нас с расстояние в миллионы километров и снабжая нас светом на всю глубокую ночь. Луна тоже не заставляла себя ждать и уже потихоньку входила в поле моего зрения, показывая свои далёкие и глубокие кратеры.
Снова помутнение в глазах, и новая картина появляется передо мной.
Ванная комната. Сама ванна, заполнившаяся водой. И я. Я, со слезами на глазах. С дикими, яростными слезами, которые прожигали глаза. А в руке у меня… лезвие? Да, точно, именно оно. Глупец… Хотел порезать вены, но не знал такое чувство, как страх. Каким же я был идиотом. Хотя и изменился не сильно за эти годы, а надо было.
Страх всегда преодолевал меня, когда я был в попытке переступить через себя в какой-то экстренной ситуации. Например в тот день, когда на Надю наехали пара старшеклассников, а я, пытаясь придумать план действий, приближался к ним и готовился морально. Итог — довольные старшеклассники, избитый в кровь я и плачущая надо мной с телефоном в руках Надя. Из её реплики смутно доносится «Дурак, дурак, дурак! Зачем?! Зачем ты это сделал?!» А ведь и вправду — зачем? Наверное, потому что я любил её? Да. Именно поэтому. Кто-то скажет, мол, я хотел лишь повысить свой авторитет в школе, но нет — я правда любил её больше чем себя, чем свою жизнь, в конце-то концов. Тогда я думал, что, если я скажу ей о своих чувствах, она засмеётся мне в лицо. Ошибался, и очень сильно. Она лишь обняла меня в знак признательности и ответила взаимностью. Тогда я был самым счастливым человеком на свете. Мне не нужно было ничего — мне нужна была только она, её улыбка, её присутствие, её любовь. Что-то я заговорился о ней… Так ведь и помру раньше.
Лезвие почти скользнуло по моей руке, как я откинул его в воду, подальше от себя, и уткнулся лицом в ладони, выпуская всё больше горячих и солёных слёз из глаз.
Снова помехи. Очередное воспоминание закончилось. Вновь гляжу на часы. Прошло аж целых 2 часа. Остался один… С каждой минутой всё больше пустоты заполняло сердце, а пропасть была всё ближе. Я не хотел этого терпеть, но мне придётся. Ночь уже давала о себе знать, на небе засветились тысячи звёзд, образуя созвездия и просто радуя детей. Луна светила всё сильнее. Как будто я отдавал ей свою энергию. Её силы возрастают, мои же — угасают.
Помехи, снова вы… Картинка передаёт мне воспоминания о там самом костре, в котором я проявил свои силы в философии. Как я уже говорил, смотря на костёр, я придумал теорию о далёком мире, где есть счастье, где всё не так, как у нас, где все не похожие на людей, где просто царит развитие в лучшую сторону. Но это лишь сотая часть той теории, что пришла мне в голову. Вскоре я поделился ей с другими пользователями Интернета, и тем она пришлась очень по душе, некоторые даже плакали от неё. Да-да — плакали. Она затрагивала… не очень приятную тему. Получив удовлетворение, я занялся продумыванием сюжетов для разных книг, программированию, а также многим другим, что было мне по душе и что не вызывало у меня больших усилий. Картинка до сих пор не угасает. Она остаётся на костре, которые беспрестанно горит у меня перед глазами. Странно… Очень странно. Ничего не происходит, лишь огонь, возвышающий вверх свои языки пламени. Вдруг он начинает угасать. Потихоньку так, незаметно совсем. Но я это определённо замечал, из-за хорошего зрения. Огонь совсем тихо и очень медленно гас, а мои силы уходили вместе с ним. Наверное, этот самый костёр символизирует меня… Угасающий огонь, который хочет вырваться на свободу, заполонить своим пламенем всю округу, но просто-напросто не может. И ведь вправду полностью схож со мной, особенно в этот момент… Не зря моя стихия — огонь. Я всегда любил его. Любил наблюдать за его движениями, за его поведением. Завораживал он меня своими цветами, своей непредсказуемостью. Казалось, он имеет свою душу и хочет сказать об этом, но может лишь согревать. Костёр тем временем всё больше угасал, а вместе с ним и теряла чёткость картинка. С каждой секундой он казался далёким маленьким огоньком, что потерялся среди огромной чёрный комнаты. Я не просыпался. Передо мной было лишь чёрное пространство. Вскоре я начал чувствовать, как моё сердце потихоньку останавливается. Оно всё замедлялось и замедлялось, как вдруг издало свой последний стук и остановилось. Картинка начала белеть. Наверное, я уже умер… Что ж, встречай меня, отец…
***
Я… Я умер? Или нет? Почему всё белое? Почему ничего не происходит?
Задавался я сейчас этими и ещё многими другими вопросами, ибо белое пространство вроде и есть, но… оно так и осталось, больше ничего не происходит. Вдруг я чувствую лёгкое потрясывание и очень неразборчивый голос. Разобрать, что там говорилось, — невозможно. Лишь приглушённые звуки знакомого мужского голоса. Неужели папа? Папа, это ты? От этой мысли меня начало трясти ещё больше. Я делаю вздох, и…
Картинка превращается из белого в немного голубоватый. Помутнение в глаза не даёт ничего разглядеть, а тот голос становится более разборчивее, и я могу разобрать лишь «Пациент! Пациент!» и ничего больше. Врачи? Что они делают в Раю? Или я не в Раю?
Резкое открытие глаз не по моей воле. Картинка передо мной крайне размыта, но я в состоянии понимать, что находится вокруг меня.
Я нахожусь… снова на больничной койке?
Чувствуется прикосновение чужих рук к моему телу. Я почти что не могу двигаться, находясь в полушоке-полудрёме. Но я точно понимаю — это всё врачи, которые отключают приборы, стоящие рядом с моей койкой, а всё, что меня окружает, не Рай, как я мог подумать с самого начала, а самая обыкновенная палата.
— Пациент! — прокричал ещё раз один из врачей, на бейджике которого красовалась фотография и имя «Дмитрий». — Как же мы могли так ошибиться…
— А?.. — смог выдавить я из себя, не понимая всей ситуации. Тем временем доктор помогал мне сесть.
— В наших документах впервые произошла подмена, и мы удосужились перепутать вас с кем-то другим. Вы однофамильцы, кстати.
Постепенно я начал возвращаться в реальность. Стал думать более обширно. И, наконец, переварил всю информацию, что до меня доложил доктор.
— То есть я…
— Да. — перебил меня Дмитрий. — Вы абсолютно здоровы и живы.
***
Одевшись и разобравшись во всём переполохе, я направлялся к регистратуре, где меня должны были отпустить домой с моими документами.
— Здравствуйте! — поприветствовал я, на моё удивление, молодую чёрноволосую женщину, которая стояла в отделении регистратуры. — Думаю, Вы меня знаете.
— Ох, да, конечно. Меня уже осведомили о Вас. — сказала она своим полунежным-полугрубым голосом.
Тем временем на её бейджике я заметил имя «Мария», как вдруг меня посетила мысль посетить того несчастного пациента, к которому пришла смерть.
Пока Мария доставала документы, я решил спросить у неё про это.
— Кхм. Извините, можно вопрос?
— Да, спрашивайте.
— Могу ли я проведать пациента, с которым меня перепутали?
На этот вопрос Мария начала раздумывать, прикидывая, видимо, что-то в голове и затем ответила.
— Но только быстро. — сказала она, чуть приблизившись ко мне. — Палата 13.
— Спасибо!
Добравшись до 13-й палаты, я обнаружил пациента, закутанного в одеяло с головой. Подойдя к нему, я ещё минут пять, точно не знаю, размышлял, что всё же я мог почувствовать на его месте, если бы нас не перепутали. Мне даже было несколько жаль его, хотя сожаление я потерял ещё многие года назад.
Захотев посмотреть на его лицо, я чуть припустил одеяло и заметил знакомый цвет и длину волос. Приспустив ещё ниже, я застыл в ужасе, что не был со мной никогда. Моё тело обвеяло холодом, по ногам пошла дрожь, а лицо заметно побледнело.
— М-мама?..
