***
Вероника злится, сжимая зубы до боли в скулах, до ярко-алых отметин на ладони от собственных ногтей, до раздирающего горло крика. А всё из-за нового постояльца в их маленькой гостинице. Она почти ненавидит это имя, особенно его звучание в устах матери. Женщине безумно нравится гость с изящными чертами лица, приятным голос и белой кожей. Вероника, понимает, что он красив, что он умён, наверное, ей было бы с ним интересно, если бы не её… Что это? Страх? Но разве все это не иллюзия? — Тебе помочь? — он снова появляется на кухне, когда она намыливает тарелки и опускает их в таз с чистой холодной водой. — Обойдусь, — Вероника поджала губы и начала глубоко дышать. — Зачем пришли? — Увидеть тебя, — Эсте садится на жёсткий деревянный табурет. — Почему ты меня избегаешь? — Странный вопрос, — у Вероники дрожат руки, мысли начали путаться. Ей кажется, что в помещении слишком жарко, и она, вытерев руки, открывает окно. Ветер в несколько мгновений заполнил комнату запахом морской воды и жасмина. — Ничуть, — усмехается парень. — И ты так и не ответила. — Потому что вы псих. В нашу встречу вы сказали, что, наконец, нашли меня. Звучит немного странно, согласитесь, — Веронике уже плохо. Кружится голова и перед глазами темнеет, но она продолжает стоять к нему спиной и заниматься работой. Мама будет зла, если увидит недомытую посуду. — То есть ты меня боишься только по этому? — Эсте весело. Эта девчонка очень интересная, раньше он таких не встречал. — Я вас не боюсь, и вообще… — Вероника ставит ополоснутые тарелки на полотенце и оставляет сушиться. — Я должна работать, а вы мешаете. — И чем же? — девушка молчит и, слив воду в один таз, уходит выбрасывать её. — И почему ты ко мне на «вы»? — Вы старше. — Вероника выходит из кухни, прикрывает за собой дверь. Когда она его не видит ей немного легче. Выполнив работу, девушка идет к морю. Волосы хлещут по лицу, плечам, спине, но Нике всё равно. Ей бы побыть немножко одной, да подумать обо всём. — Ника, господин Эсте расспрашивал о тебе, — мать как обычно зашла на ночь пожелать спокойной ночи. — Кажется, ты ему понравилась. — И что? — девушка нахмурилась и застыла, перестав расчесывать волосы. — Это что-то значит? — Да, значит. Приглядись к нему, может, он сделает тебе предложение. — мама улыбается, но в голубых глаза Вероника видит грусть. — Мы едва знакомы, это во-первых. А во-вторых, кто на меня посмотрит? Бледна как смерть, тощая, словно не ем вовсе, к тому же и не из знатной семьи. Всё в господине Эсте выдаёт особу голубых кровей. На таких, как я, они никогда смотреть не будут. — Но Ника… — мать хотела сделать ещё одну попытку. — Никаких «но», мам. Закончим на этом разговор. Отвар, который я приготовила тебе, выпила? — Да, дочка. Спокойной ночи. — Женщина поцеловала Веронику в лоб и добавила на выходе из комнаты? — Но ты всё-таки подумай, ладно? —Ответа не последовало. Миранда вздохнула. Порой она совсем не свою дочь.***
«А может мама и права?» — спрашивает Ника у самой себя. Она стоит почти на краю обрыва, качаясь на носках. Скалы и вода далеко, она почти не боится упасть. — Вероника, тебя зовёт мама, — недалеко появляется Эсте, спокойным шагом направляющийся к ней. Вероника оборачивается, делает шаг ему навстречу, но вдруг резкие потоки ветра ударяют ей в лицо и закручивают в жутком танце, теряет равновесие, ноги уже не чувствуют земли. — Чёрт! — Эсте щёлкает пальцами и время словно останавливается. Девушка парит в падении, как те гадальные карты. А Эсте… он спокойно подходит к ней по воздуху, берет на руки и возвращается на скалу, подальше от края. Но снова оказавшись на земле у Вероники всё плывет перед глазами и она теряет сознание. За свою не столь долгую, но насыщенную жизнь Эсте видел много девушек и ни одна из них не была похожа на Нику. Он увидел ее случайно много лет назад, с тех пор произошло много событий, изменился Эсте, изменилась его жизнь, но желание не отводить от неё взгляд каждый день становилось все сильнее. Вероника теряет сознание и Эсте мягко подхватывает её на руки. Недалеко растет раскидистое дерево, упирающееся кроной в прозрачное утреннее небо. Но он не успевает сделать и нескольких шагов, девушка открывает глаза, и Эсте чувствует, как она напрягается всем телом. — Опустите меня. — Подожди немного. — Я сказала: «опустите меня»! — сорвалась Вероника. — Опусти! Опусти! Опусти! Она сопротивляется, Эсте не удерживает, и она летит на землю. От удара у нее темнеет в глазах и перехватывает дыхание, несколько секунд Вероника не отрываясь смотрит на застывшую темную траву. Движения нет. Солнце наполняет воздух удушливой жарой. — Может, пойдём в тенёк? — приседает рядом с ней Эсте. — Вы дьявол, да? Пришли по мою душу? — Ника смотрит на него. Впервые встречается с ним прямым взглядом, отчего Эсте теряется. — Нет, — смеётся он. — А кто? — Я тебе расскажу, если мы пойдём в тень, — парень кивает в сторону дерева. — Хорошо, пошли, — Ника поднимается на ноги и без предложенной Эсте помощи направляется к дереву. — Ника, может, всё-таки перейдем на «ты»? Я не настолько старый, — он смотрит куда-то вдаль, что-то взвешивая внутри себя, что-то решая, кажется, что в один миг он может раствориться в воздухе и унестись далеко-далеко, а ей останутся только глупые и столь бесполезные воспоминания. Но он здесь, сейчас он стоит рядом с ней и совсем не хочет уходить. Парень садится рядом с деревом и смотрит на Нику снизу вверх, улыбается еще. Он всегда улыбался и всегда смотрел на Веронику, как будто она что-то значила, как будто она не была простой сельской девушкой, умеющей только шить, да убирать. Это смущало и выбивало из привычной колеи жизни, да так, что возвратиться обратно было невозможно по простой причине — она к ней уже не подходила, как деформированная деталь большого пазла. — Садись, — зовет Эсте. Девушка обходит дерево и садится с другой стороны, прислонившись к стволу спиной. — Посиди там, ладно? — Ладно, — кивает парень. — Так кто ты? — голос Ники звучит спокойно и ровно, безразличие наступало. — Я ветер, — Эсте себе в этом не верит и на девушку не надеется. — Я уже говорила, что ты псих? — Да. — Так вот, повторяю. — Все так говорят, — он усмехается. Ему никогда не верили. Псих — все, что можно было от них услышать. Но Ника говорила это по-другому, ни со злобой, ни с иронией, а с настоящим непониманием. Эсте вновь убедился, что она не похожа на других. — Зачем ты мне это рассказываешь? Чтобы посмеяться? — Конечно, нет. Возможно, ты не помнишь, но мы встречались раньше, когда были детьми. Мы дружили и часто играли вместе, ты была дорогим мне человеком. Но потом мне рассказали, что я другой, что я не из твоего мира. И меня забрали. А потом я долго не мог найти это место. Помнил, что эту деревню окружают холмы, а ещё рассветы другие. Другие, потому что ты здесь. Мне всегда говорили, что я не могу быть с тобой, что я другой и у меня своя долгая дорога, но я не хочу в это верить, потому что ты дорога мне, я не могу просто так тебя отпустить. Если ты сама этого не захочешь, — Эсте говорит сбивчиво, пытаясь донести то, что он так и не смог выразить. То ради чего он столько лет её искал, то из-за чего он не мог оставить ее теперь. — Каждый сам выбирает свою дорогу, Эсте. Если хочешь идти по этому пути, то я не остановлю тебя, ведь так? — немного улыбается Вероника, она не верит во все это до конца, называет все это сном, да и только. А потом наступает бесконечное утро с бесконечной работой и не остается ничего от этого сна, всё стирает душный день. Эсте считает эти места красивыми, но Ника здесь задыхается. Какой толк от просторных холмов, если добежав до ни, нужно возвращаться обратно? Зачем нужно ярко голубое небо, если приходится вечно щуриться и уходить в тень от надоедливого солнца? К чему бескрайний океан, если при взгляде на него просыпается старый страх утонуть? Все это смешивались в столь бесполезную и скучную картину. — Ты мне кое-что должна. — Что? — Я спас тебе жизнь, — Эсте улыбается. — И что ты хочешь? — Одну прогулку. — И все? — Да. Куда ты хочешь пойти? — Туда, — Ника указывает на уходящие к горизонту холмы и вытирает тыльной стороной ладони лоб. — Жарко? — Очень, — выдыхает она. Эсте поднимается и плавно взмахивает руками. Небо заволакивают тучи, закрывая солнце, дует свежий ветер, и на землю опускается прохлада, образовывается туман. — Эсте, это сделал ты?! — восхищается Ника. — Конечно, я. Кто же ещё? — Это восхитительно, — Ника улыбается и поднимается на ноги. — Ты, и правда, ветер? Эсте смотрит на нее несколько мгновений, а потом кивает. — Пошли? Я бы мог тебя туда перенести, но боюсь жителям деревни будет странно видеть летающую по среди бела дня Нику. — В такую погоду пешком куда угодно, — Ника отряхивает сарафан и направляется в сторону манящих холмов. — Идём, Эсте.***
— Брат, неужели эта девушка стоит проведения ритуала? — Сур сложила руки под грудью и исподлобья смотрела на Эсте. Она его совершенно не понимала. — Да, милая, стоит, — ответил парень и потянулся за очередной книгой. — Я не смогу без неё. И тем более, из неё выйдет отличная жена Верховного Ветра. — Ты обезумел! — Сур была зла, чертовски зла. Воздух вокруг неё наэлектризовался и колыхал светлые золотые локоны, бескровные розовые губы растягивались в презрительной ухмылке, а глаза недобро прищурены. — Его не проводили свыше шести веков назад. Сомневаюсь, что ты сможешь его провести сам, а Ветра, более старшие, не помогут тебе. — Сур, я справлюсь. И всё ради неё, — Эсте не обращал на сестру никакого внимания. — Ты обезумел! Влюбился, как несмышленый мальчишка! — Ты будешь мне помогать? — Сур закатила на этот вопрос глаза, кивнула и ушла в глубь библиотеки. Кажется она помнила, где находится нужная книга. — Эсте, я нашла, гляди, — через два часа Сур вышла из-за стеллажа, неся в руках тяжёлую книгу в выцветшей голубой бархатной обложкой, с золотой вышивкой и крайне хрупкими листами. — Процесс посвящения человека в ветры проходит ровно месяц. Сам обряд не особо сложный, даже я смогу его выполнить, но идёт в три фазы. В первой готовится особое ритуальное вино, с добавлением верескового меда и крови человека, которого надо обратить, причём добавлять надо свежайшую. Вторым пунктом идет то, что человек должен выпить это вино в полнолуние. А третье… боюсь тебе не понравится. — Не томи, Сур, я готов на всё, — Эсте устало потирал виски, откинувшись в лёгком кресле. Он порядком устал копаться в книгах, от вороха сведений болела голова. — Она должна покончить жизнь самоубийством. Это обязательный пункт, — Сур положила книгу на стол и посмотрела на своего названного брата. — Поэтому не вздумай. Вспомни Норте и что стало с его возлюбленной, когда о ней узнали наши старики. Это проклятие Ветров! И ты не сможешь его развеять. — Скажи, Сур, — оторвал взгляд от окна и перевел на сестру. В упор. Чтобы не соврала. — Это ты Веронику тогда чуть с обрыва не уронила? — Я.— Сур и не собиралась врать. — Чтобы тебе наглядно видно было… Эсте, я не хочу потерять еще одного брата-эгоиста. Исчезла она как всегда внезапно. Эсте же остался в библиотеке. За окном догорал закат, потухало солнце, точно также умирало уверенности в правильности решения.</i>***
Эсте не решался, жизнь становилась слишком сложной. Свою судьбу он не выбирал, она нашла его сама, но путь Ники он решить мог. Хотел бы такую участь для нее? Неприкаянные души, живущие около земли, но никогда не касающиеся ее. Он считал себя эгоистом. Это же так просто: делаешь то, что хочешь, получаешь то, что хочешь. Но с ней по-другому, с ней Эсте менялся, готовый отдать все, что у него есть, становился легкой мишенью. Только существование на этом не заканчивалось, он продолжал жить, как бездомный актер на сожженных осколках своего театра приходит каждый день играть никогда не заканчивающуюся роль, потому что больше некуда идти. Переведя взгляд от земли, посмотрел на полный диск луны, сияющий светлым на черном пустом небе. От нее ведь не скрылись ни спеющие яблони, ни красные маки, ни деревянные дома и заборы. Прислонился затылком к стене дома, в котором остановился, в котором тихо спала Ника. — Покажи мне путь, Небесная Властительница, — Эсте закрыл глаза. — Освети дорогу к праведному пути. Пожалуйста. Он произносил эти слова как молитву, но никогда не верил в совершенную жизнь, где-то выше земли. Дорога пыльная уходила к горизонту, где начиналась другая вечность. Должно ли было так все закончиться? Пришел бы он сюда вновь? Ответ всегда оставался положительным. Вероника мирно досыпала ночь. Темные волосы лежали на подушке, особо непослушные спадали с кровати. Эсте смотрел на нее в последний раз, подумает, подумает, да позабудет о нем. Она должна жить сама, дома со своей семьей. Она должна жить. Время оставляет следы, но открытые раны сращивает, по-другому то жить нельзя, никто не научился. Он наклонился и прозрачно коснулся губами ее щеки. Не знак надежды, но знак прощания, не надеявшийся на новую встречу, оставил лучшее воспоминание под конец. — Эсте?.. — Ника открыла затуманенные сном глаза, приподнялась и окинула взглядом пустую комнату. Ей все ее продолжали снится велике ветряные замки и сады с неизвестными ей цветами, о которых так любил рассказывать Эсте. Утро тоже было пустое. «И хорошо, что ушел. Я давно просила. Теперь будет лу…» — при встречи с этими мыслями она не выдержала и швырнула на пол гребень. Он не сломался, выдержал, в отличие от Вероники, которая не могла принять собственных чувств. Спустилась на первый этаж, но ни отца, всегда отдыхавшего в это время перед дневной работой, ни мамы, готовящей обеды и напевающей тихую мелодию. Только солнце заливало комнату, только пахла сирень в высокой вазе. Вероника открыла входную дверь и вышла на улицу. Оглушила волна человеческих криков, и захлестнул запах крови. Напали. На их деревню напали. — Мама! — Вероника бросилась к матери, стоящей у калитки. — В дом… — Что происходит? — закричала Ника, когда дверь задавила большинство звуков. — Это он их привел! Эта крыса. Не зря он здесь столько времени все вынюхивал, —Миранда яростно сцепляла руки и не отрываясь смотрела в окно. — Кто? Эсте? — Причем здесь он? Наш постоялец! Ты не помнишь? — Нам надо уходить… Они же придут за нами, — голос девушки дрожал. — Твой отец уже с утра ушел. Так и не вернулся. Думаешь мы сможем? — она оторвалась от окна, зашагала по комнате, зазвучал стук каблуков, отмеряя оставшееся время. — Они повсюду. — Тогда мы будем защищаться! Они не зайдут в наш дом, — Ника выпрямилась, отгоняя черный страх, слушающий ее за дверью. — Ты и я, мы слишком слабы. Нет. Пошли, — Миранда взяла Веронику за руку и повела вглубь дома. Она открыла дверь маленькой кладовки, нашла под несколькими коврами люк. — Там ты будешь в безопасности. — А ты? — голос пропал на совсем, оставляя осипшую копию. — Очень мало места, — она обняла дочь. — Пожалуйста, живи хорошую жизнь. Не доверяй незнакомцам, заведи семью и будь добрым человеком. — Мам, пожалуйста, не надо. Умоляю, позволь остаться с тобой. Но Миранда уже не слушала. Ника мало, что помнила из того дня. Крики. Темноту. И отчаяние. Тогда она перестала верить в сказки со счастливым концом.***
Когда она смогла вылезти из места, куда её заперла мать, на улице зарождался день. Из выбитых окон тянуло морским бризом, и кроме шума прибоя не было слышно ни звука. Вероника, прижав руки к груди, вышла на улицу. Пусто. Никого нет. Но в воздухе всё ещё витает ужас, который пережили люди. Веронике чудится кровь, смерть, насилие, но ничего такого нет. Где-то слышен шум уборки. Видимо кто-то выжил. Так почему не её мать, не её отец? Вероника сжимает руки в кулаки. Длинные ногти до боли впиваются в руку. В мыслях буря. Хочется бежать, бежать, бежать, пока не упадешь без сил или не сорвешься с обрыва… Обрыв. Словно зачарованная Вероника идёт к морю. Шум прибоя накатывает на опустошенное сердце, даря единственный верный выход — уйти из жизни. Минута. Две. Она идет. Ветер откидывает назад каштановые волосы, лепит ткань сарафана к телу. Обрыв. Шаг. Море окутывает тело. Так легко и приятно. От недостатка воздуха открываются губы, вода попадает в легкие, она старается закашлять. И все становится хуже. Потому что Ветер и Смерть кровные братья. В тот день около скалы видели девушку с золотыми волосами, она долго смотрела на море, а потом что-то швырнула в воду. Больше она здесь никогда не появится. Только красно-желтые лепестки амаранта вечером вынесло обратно на сушу.