Чьорный ворон

– Чёрный ворон, чёрный ворон, Что ты вьёшься над больною головой, Ты добычи хуй добьёшься, Чёрный ворон, я не твой,

– раздавалось откуда-то снизу русское народное пение с явным райновским акцентом. Кай простонал что-то невразумительно-неприличное в подушку, перевернулся кое-как на бок и попытался разлепить глаза, но глаза разлепляться не желали, и он оставил попытку узреть происходящее, поэтому просто вопросил в пляшущее небытие: – Ты вконец охуел, что ли, Райн?! С утра уже... – Угу, поддерживаю, – Марко возник справа, перевалился через Кая и, кое-как удерживаясь на ногах, побрёл на поиски ванной, по дороге пнув Райна, «чтоб тот заткнулся уже». – Просто тут хня какая-то чёрная надо мной прыгала, я испугался, – обиженно засопел Миха, кидая вслед Марко не ведомо откуда взявшийся женский сапог на шпильке. – И что, петь с испугу начал? – Кай таки открыл свои очи, но тут же снова зажмурился. «Чёрная хня», как её назвал Райн, возникла над самим басистом. Шпеки, наверное, не понимал, о чём говорят ребята, иначе бы уже распинал их всех к чертям. Всё-таки обидно, когда тебя называют вот так вот... совсем неуважительно, в общем. Да и сейчас у него была проблема куда более важная — он уже битый час искал свою одежду. Как так получилось и куда она делась, он не помнил. Оно и неудивительно, вчера они отмечали окончание российского тура, а после такого провалы в памяти это даже нормально. Главное, что проснулся он в одних трусах, обнимая большого плюшевого зайца. В номере стоял такой дубак, что пришлось закутаться в первое попавшееся, коим оказалась чёрная вязаная шаль. – Вот говорил я, что петь с казаками — это одно, а пить — это не к добру, – прорезался голос Пимонте, который, кажется, окончательно разболелся, судя по гнусавости. – Да мы же не с ними пили, – отозвался Борис, который уютно устроился вместе с Пи на диване, – мы с фанклубом договаривались. – Что ещё ты помнишь? – оживилась группа. – Ничего, странно уже то, что я это помню, – Борис хотел огладить свою бородку, но вместо неё обнаружился лишь гладко выбритый подбородок. Его пронзительный визг разбудил Криса, нескольких техников и тех самых казаков, с которыми вроде не пили. Марко вернулся из ванной, похлопывая себя по ушам. – Что случилось-то? Что так орать? И так башка болит, – проворчал он, падая обратно к Каю на кровать. – А почему ты улёгся спать со мной? – внезапно решил узнать Кай, вдруг понявший, что Шпеки не единственный тут, кто потерял шмотки. – Ты серьёзно? – На Марко, к счастью, имелись не только трусы, но даже любимая зелёная толстовка и носки. – Просто так иногда случается, что два тела в состоянии сильного алкогольного опьянения падают рядом. Не обольщайся. – Кто-то вчера не так уж много пил, раз сумел выговорить такую сложную фразу, – заметил Райн. – Пи, успокой его, – кивая на Бориса, добавил он. Пфайффер, сражённый своим утренним открытием, сидел на диване, мерно раскачиваясь и скуля что-то про "тварей-неценящих-его-красоту". Он за этой этой бородой так ухаживал, растил её, как собственное дитя. А кто-то взял и сбрил её! – Может, ты сам это сделал, – резонно заметил возникший из-под кучи курток Басти. – Меня, если честно, больше интересует, где это мы, и насколько мы уже опоздали в аэропорт. Впоследствии выяснилось, что они все каким-то чудом оказались в люксовом номере отеля, в котором остановились ребята. Какой им выставят счёт, думать даже не хотелось. Проблем хватало и без того. Одежда Шпеки так и не нашлась, Кай свою отыскал под кроватью. Борис продолжал страдать от потери своей прекрасной бороды, а Басти обнаружил на спине Михаэля отпечаток того самого сапога со шпилькой. Была и хорошая новость, они всё ещё успевали на свой самолёт. Правда, после беглого осмотра номеров, которые они снимали, билеты ни у кого не обнаружились. Казаки под шумок свалили, надеясь никогда не вспомнить, каким образом они очутились спящими в джакузи. – Я вспомнил! – радостно всхрипнул Пимонте, вконец потерявший голос. – Они в сумке у Криса, мы ему специально вместе с документами отдали, чтобы не потерять. – Мм, здорово, – Крис плюхнулся в кресло, – а где это моя сумка? Я в своём номере её не нашёл. – То есть у нас даже документов нет? – уточнил Кай. И все как-то приуныли. Перспективка вырисовывалась нерадужная. Тем временем в гардеробной – Выкинь ты им эту сумку! – Они нас заметят! – Шипите тише, они могут услышать! – Ты на Райне вчера что ли танцевала? – хихикание, перешедшее в истерическое сопение. – А кто пизданул у Шпеки одежду? – Он её проиграл. – А я предупреждал, что нельзя со мной в карты играть. – Ты зачем Бориса побрила?! У него травма душевная. – Меня бесила эта бородка. – Нахера мы вообще согласились на это? – Весело. – Было весело. – Бесплатный алкоголь. – Да блять! Выбросьте вы эту сумку, пусть они уже съебут, тут дышать нечем! – Как мы вообще оказались в этом шкафу? – Крис решил, что он сторожевая собака и лёг спать на коврике у двери. – Ага, а дверь внутрь открывается. – А с хера ли мы вообще прячемся? – Сама подумай, мелкая. – Мы побрили Бориса, раз. – Кое-кто потоптал Миху шпильками своими, два. – У Шпеки забрали всю одежду, три. – Бля, да мы их перцовкой поили. Не дай боже, они это вспомнят. – Лучше, чтобы они вообще ничего не вспомнили об этой афтепати. – Ребята, я сейчас серьёзно в обморок грохнусь от духоты и перегара. Дверь гардеробной быстро открылась, оттуда вылетели сумка Криса и шмотки Шпеки, и дверь столь же быстро закрылась под чей-то отчаянный вопль «Свет!». – Я думаю, не стоит выяснять, что это было, – протянул Крис, подтягивая к себе свою сумку. – Согласен, – Шпеки скоренько подобрал свою одежду. И группа со всей возможной скоростью ретировалась из номера, из отеля и из страны тоже, подальше от говорящего шкафа и невспоминающегося празднования. Уже в самолёте Райн с философским видом выдал: – В гостях хорошо, а дома лучше. Все дружно покивали, даже не заметив, что сказал он это на русском.