Ма-ну-эль

Ма-ну-эль. Губы зазывно раскрываются. Затем вытягиваются трубочкой, а кончик языка, зажатый меж зубов, вырывается из плена и делает дугу, добирается до нёба и соскальзывает с него. Ма-ну-эль. Мне нравится растягивать его имя. Тянуть каждую гласную в слогах. Тянуть до такой степени, чтобы где-то внутри черепа, ближе к носу, или в горле возникла вибрация. Ману это, само собой, бесит до чертиков. Ещё бы. Я тяну его имя, когда пью чай на кухне, когда читаю в гостиной, когда лежу на поверхности воды в бассейне, когда принимаю душ и даже когда еду с ним в машине. И он каждый раз думает, что я зову его. А мне просто нравится его имя. Ма-ну-эль. Оно все как будто состоит из сладкого мармелада, тягучей нуги и хмельного немецкого эля. Ма… Мануэль всегда ходит по дому с очень важным видом. В одних трусах, разумеется, лишь изредка вспоминая о существовании футболок или маек. Ворчит, когда я в очередной раз забываю что-то сделать. В ответ всегда улыбаюсь и говорю: «Я у тебя такая дурочка». Хлопаю глазками и виновато поглядываю в пол. Он от такого тает как шоколад на солнцепеке. Про себя думаю, что домашнего царя в трусах очень легко успокоить. Ману, конечно, ещё с полчаса побурчит что-то по-немецки нецензурное под нос, но интонации выдадут, что повелитель футбольных ворот и нашего дома уже не злится. Ну… Мануэль возвращается с длительной тренировки очень шумно. Сперва слышно, как открывается автоматическая дверь гаража, затем как заезжает его машина, после открывается дверь в дом. Он бросает сумку на пол. Это работает лучше всякого звонка в дверь. Ману скидывает обувь, обходит на правах хозяина дома сначала гостиную и кухню, потом спальню и следом комнаты для гостей. Наконец, добирается до ванной, где всегда находит меня. В дни усиленных и долгих тренировок я всегда жду его там. Ману молча стягивает с себя толстовку, футболку, штаны, носки и трусы. Все вещи большим комом лежат на чуть теплом кафеле, а Ману залезает ко мне в пока еще горячую воду, устраивается между ног так, чтобы я могла его обнять, и вздыхает. Его утомленные на поле ноги нелепо свешиваются через край ванны. Не так уж просто уместиться в ней двоим, особенно когда из них практически двухметровый медведь. Я прижимаю его к себе, кладу подбородок ему на макушку и принимаюсь внимательно слушать все события прошедшего дня. Поначалу он всегда лениво рассказывает о своих достижениях на поле, но вскоре его речи наполняются эмоциями, и он, расплескивая воду по полу, рассказывает шутки из раздевалки, делится новыми сплетнями о коллегах, безбожно много смеется и улыбается. Воздух вокруг него буквально искрится энергией, которую он, казалось, всю успел истратить. Когда вода почти остывает, Ману нежно целует моё правое запястье рядом с браслетом, который он мне подарил во время нашего первого совместного отдыха. Эль. Мануэль очень сильно устаёт на тренировках и матчах. Однако в его жизни иногда бывают и выходные, которые он старается провести дома. В такие дни с нами всегда «случается» секс. «Случается» потому что Ману до жути непредсказуемый. Он может разбудить утром цепью поцелуев по шее и плечу и рукой, запущенной под ночную рубашку. Он может недвусмысленно намекнуть взглядом в машине по пути на пикник у реки. Тогда приходится делать экстренную остановку на обочине и поддаваться соблазну. Он может предложить провести вечер в ресторане, где непременно затащит в туалет и там горячими, грязными и глубокими поцелуями и, сжимая горло, просто вынудит совершить это непристойное дело. В свои выходные Ману всегда старается отдаться отношениям на максимум. Он остаётся доволен только тогда, когда мои ноги трясутся до невозможности встать или ходить, а лицо сводит от удовольствия. Сам же он невероятно догадливый, словно чувствует, какую сторону своего характера и темперамента нужно проявить именно сейчас. А уж его стоны прямо куда-то в шею… под них хочется умереть. Ма-ну-эль. Губы зазывно раскрываются. Затем вытягиваются трубочкой, а кончик языка, зажатый меж зубов, вырывается из плена и делает дугу, добирается до нёба и соскальзывает с него. Мануэль делает вид, что его до чёртиков бесит то, что я это делаю, но я знаю, что он этих же самых чертей обожает, когда я произношу его имя так, словно пробую его самого на вкус.