Мертвец

      Грохот от разрывавшихся то там, то тут ядер уже давно должен был оглушить Цвингли, но, несмотря на сильную головную боль и то и дело нывшие старые раны с Бородина и Смоленска, он продолжал отстреливаться, прикрывая отступление того, что полгода назад называли Великой Армией. По левую руку от него стоял Франция, также помогавший сдерживать наступление русской армии. Никто не ожидал, что поход Наполеона окажется настолько провальным, что придётся так жалко спасаться бегством. Самолюбие Франциска не просто оказалось втоптано в грязь, оно было беспощадно размазано, выпотрошено, расчленено, и всё не меньше сотни раз, что на самого Бонфуа было жалко смотреть. Башу было проще, Баш был подчинённой страной.       Сражение давно перестало носить целостный характер, это были больше одиночные стычки. Швейцария быстро перезарядил оружие и бросил взгляд на своих людей — они сражались не с ним, а на некотором отдалении, но ему подчинялись наравне со своим командиром. Голодные, уставшие солдаты, тем не менее, продолжали держать позицию, давая возможность основным силам уйти на другой берег. И среди них можно различить мужчину со светлыми кучерявыми волосами, от других его отличала униформа да полный безразличия взгляд.       Эльзас давно перестал быть страной, он стал простым сельским учителем по имени Свен. Но Франция всё равно его нашёл и заставил присоединиться к армии Наполеона. Баш так до сих пор и не понимал, зачем тот продолжает мучить его старого приятеля, но сейчас уже было не до того. Сейчас бы просто выжить и вернуться, уйти куда подальше от этих земель. Он и Россия никогда не были врагами, даже сражались плечом к плечу, но не в правилах Баша было предавать того, кто становился его союзником, пускай и насильно.       Воспользовавшись паузой в бою, Свен отделился от группы швейцарцев и присоединился к странам.       — Тоже лезут? — спросил он, отхлебнув из фляги ледяной воды.       — Ещё как, — процедил сквозь зубы Бонфуа, выстрелив и попав в бедро очередному вражескому солдату. — Но переправа почти законч...       Он не успел договорить — со стороны русских пошёл артиллерийский залп, затем ещё один, и так много-много раз. "Решили уже не размениваться, а сразу добивать. Неплохо!" — отметил про себя Баш, утирая пот со лба. Многие не успеют перебраться, но император должен спасти всех, кого сможет. Также порешили и сами швейцарцы — Цвингли краем уха слышал, как их ближайший отряд решил уходить последним и сжечь за собой мост. Его так и порывало крикнуть, чтобы они зря не разбрасывались своими жизнями, а уходили из-под огня, но голос как будто пропал. Руки машинально подняли ружьё, раздался выстрел — ещё один противник направился с чистой совестью к праотцам. Уже совсем скоро к нему подскочил один из юношей из того отряда, за его спиной стояли ещё человек семнадцать.       — Двинемся прямо на них! — крикнул он, чтобы заглушить грохот от разрывающихся снарядов и дикие крики умирающих. — Они этого не ждут, а мы сможем задержать их на сколько-нибудь!       Восемнадцать отчаянных молодых людей, почти что мальчишек, которые так и торопились на тот свет. Баш едва не крикнул, чтобы эти потенциальные самоубийцы валили домой, но вместо этого лишь кивнул, покрепче сжимая оружие.       — Мы их задержим, — сказал он Франциску, — а вы двое, — с этими словами он кивнул в сторону Свена, — валите отсюда ко всем чертям!       И, не дав тем что-либо возразить, он, вместе со своими людьми, бросился вперёд, принимая удар на себя. Стрелять на бегу было сложно, о перезарядке и речи быть не могло. Это и в самом деле был путь в один конец, даже Швейцария не был уверен, что сможет пережить эту вылазку. Остановившись через сто метров, они открыли быстрый огонь по противнику, им ответили в несколько раз сильнее: двоих парней тут же убило, ещё один был ранен, остальные успели уклониться, перезарядить и снова выстрелить.       Снова артиллерийский залп. Одно из ядер упало практически рядом с Башем, сбив его с ног в тот самый момент, когда прямо на него неслась пуля. Он резко и крепко зажмурился, что перед глазами поплыли красные пятна, от разорвавшегося снаряда заложило уши, но спустя несколько секунд эффект стал пропадать.       — Ты как, живой?       Цвингли словно через большое расстояние расслышал вопрос и издал непонятный звук, означавший согласие. Открыв глаза, он увидел перед собой широкую спину в запачканной грязью, порохом и крови униформе с простреленным правым плечом, через которое была наброшена бело-красная лента с золотыми коронами.       — Эльз...       — Не смотри влево! — крикнул Свен.       Но Баш всё-таки повернулся, желудок едва не вывернуло наизнанку, увидев фактически изуродованные мёртвые тела ещё нескольких его людей. Пушки уже целенаправленно целились в эту жалкую группу солдат. В этот момент грянули залпы ружей, одним попаданием Швейцарии оторвало кусок левого уха. Прохрипев что-то — из горла не мог вырваться громкий крик — Швейцария поднял взгляд на Свена. Тот представлял из себя не решето, но пуль в него всадили множество.       — Всё-таки... — проговорил Свен, обернувшись. — Я всё-таки смог... Защитить тебя... Хотя бы сейчас... — с этими словами он улыбнулся.       — Эльзас... — в ужасе прошептал Цвингли.       Тот упал вначале на колени, а потом и на заснеженную ноябрьскую землю. Всё вокруг словно стихло, померкло. Падали ядра, свистели пули, кричали люди — ничего не было слышно. Разве что доносились еле слышные голоса Франции и Австрии, которые звали его, а последний даже назвал его идиотом. Но всё равно, всё равно!       — Эй, Эльзас... — Баш подполз к бездыханному телу старого товарища, который так и погиб с улыбкой. — Эльзас... — хрип словно сошёл на нет, с каждым разом его голос звучат всё отчётливее и громче, перейдя в пронзительный крик. — Эльзас! Эльзас! Очнись, чёрт тебя дери! Эльзас! Эльзас! Эльзас! Эльзас!       Швейцария так и продолжал звать его, пока окончательно не потерял голос. В тот момент он поднял голову и осознал, что уже несколько минут рядом с ним кто-то стоял. И этот, точнее эта "кто-то", обладательница длинных светлых волос, со всей силы ударила его прикладом своего ружья по виску.       Всё вокруг погрузилось в темноту, весь мир перестал существовать.

***

      С трудом открыв глаза, Баш уставился в потолок, медленно понимая, что это был всего лишь сон. Болезненный и чёткий сон, от которого всё сжималось внутри, а к горлу подступал комок.       В тот день у Березины он попал в плен — его фактически притащила Беларусь, которая и ударила его своим ружьём. Когда Башу доводилось гостить у России, он, к своему удивлению, отмечал, что с Натальей, которая никогда не церемонилась, несложно найти общий язык. Но, видимо, для неё не существовало понятия "старый знакомый", и Цвингли её за это не винил — она никогда не сможет стать такой жестокой, каким был он всего полтора века назад. Когда начался Западный поход, Россия самолично привёз его обратно домой, желая скорейшего восстановления.       Но прошло почти два года после того сражения, а Баш никак не мог прийти в себя. "На меня это не похоже", — отрешённо отметил он про себя. — "Да и пускай". Ему было абсолютно всё равно, что творится вокруг, даже на его территории. Здоровье опять сильно ухудшилось из-за очередных перемен в кантональной власти, его лихорадило. Война едва кончилась, у Австрии собрался совет стран, которые должны были решить, как жить дальше. Там были все, кроме Швейцарии.       На тумбочке у выхода было сложено несколько конвертов с приглашением в Вену, но Баш их даже не открывал. Ему было всё равно, абсолютно всё равно. "Я не смог его спасти", — эта мысль терзала его уже много времени. — "Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня..." Он не хотел с этим мириться, не хотел с этим жить. Но реальность была слишком жестока.       Свен погиб, защищая его от пуль.       Свен мёртв.       Отстреленная часть уха всё ещё не восстановилась, с раздирающей головной болью он уже примирился. На спине появился очередной шрам, который рискует затеряться среди множества других, но пока он напоминает о себе ноющей болью. Но какой это имело смысл? Он не смог защитить того, кто смог избавиться от проклятья быть страной, не смог защитить своего товарища.       Эльзас не был для Швейцарии другом. Союзником, собеседником — сколько угодно, но не другом. "Так почему же мне так больно?.." — снова задал себе бессмысленный вопрос. Время тянется слишком медленно, а события вокруг бушуют с нереальной скоростью. И только он словно потерялся во времени и пространстве, понимая, что всё это пустое.       — Господин Швейцария, вы ещё живы?       Баш не слышал, как кто-то взломал замок, как открылась входная дверь, даже звук шагов. Но этот тихий голос почему-то достиг его. Повернув голову, он увидел стоящую на пороге маленькой гостиной Лихтенштейн. Скромное, но хорошо сшитое длинное платье из недешёвой ткани, наброшенная на плечи шаль от ветра, заплетённые в две косы длинные светлые волосы, но что самое главное — она выглядела достаточно бодро, несмотря на очередную разорительную войну. "Ах, точно, крепостное право же отменили", — смутно припомнил Баш события шестилетней давности. Но тут же потерял интерес к вторгнувшейся в его дом соседке.       — Господин Австрия велел мне лично передать вам приглашение на конгресс в Вене, — она буквально отчеканивала слова. — И мне было велено не возвращаться без вас. Так что я буду вам благодарна, если вы всё-таки отправитесь в Вену и сами решите свою судьбу после войны, а не чтобы это сделали за вас.       В голосе чувствовался нажим — одна из основательниц Рейнского союза не хотела, чтобы за неё решали её дальнейшее существование. Но ей не повезло наткнуться на совершенно равнодушного ко всему собеседника. Прождав ответ несколько минут, но так и не получив его, она вновь озвучила свою просьбу. Баш снова остался глух.       Когда Эрика пришла в его дом, то боялась, что её встретит псих, пытающийся зарезать каждого, кто посмеет приблизиться. Но каково же было её удивление, что Цвингли нисколько не отреагировал даже на самое настоящее вторжение на его личную территорию, в его дом. Он продолжал лежать на старом диване, накрывшись истёртым пальто, и бессмысленным взглядом созерцать потолок, совершенно наплевав даже на свою жизнь. И такой Швейцария пугал её даже больше, чем агрессивный и жаждущий смерти всего живого, потому что она не знала, можно ли привести его в чувство. "Но попытка не пытка", — тихонько вздохнула та.       Сев на край дивана, Лихтенштейн даже позволила себе потрясти его за плечо, но тот вырвался и повернулся на бок, чтобы не видеть её. И хотя ему было всё равно, она почему-то начала раздражать, в очередной раз.       — Господин Швейцария, вы выглядите жалко, — на удивление она была прямолинейна. — Я уже не верю, что вы живы. Вы мертвец, самый настоящий мертвец, разве что почему-то дышащий.       "Мне же должно быть всё равно, что с ним будет", — неожиданно замерла Эрика, разглядывая спину Цвингли. — "Я могу не исполнять приказ господина Австрии, я участница конгресса. Так почему я пытаюсь ему помочь?" Отбросив косы назад, она наклонилась, чтобы разглядеть его лицо. В этот момент Баш резко развернулся и со всей силы толкнул её, Лихтенштейн упала на пол, а тот сел на диване и с презрением и ненавистью посмотрел на соседку.       — Катись к чёрту, австрийская собачонка! — крикнул он. — Как ты вообще посмела, тварь, заявиться сюда?!       — Без вас я никуда не уйду, — не растерялась Эрика. — И хватит страдать по тому сражению, это совершенно на вас не похоже!       — Да что ты вообще обо мне знаешь?! Тебе хоть раз доводилось терять кого-то дорогого?! Да никогда! — Швейцария тяжело дышал, но уже не мог остановиться. — У тебя никогда ничего не было! Жалкое, нищее, презренное графство, которое никому нахрен не сдалось! Думаешь, ты что-то сможешь изменить?! Вот ведь дура тупая! Ты сдохнешь, прожив жалкую и бесполезную жизнь! А теперь убирайся!       Эрика закипала от гнева, но не позволила эмоциям одержать победу над разумом. Встав с пола, она сурово посмотрела сверху вниз на Швейцарию, чувствуя, что обязана вправить ему мозги.       — Да, я мало что знаю о вас, господин Швейцария, кроме того, что вы гнусный варвар, — начала она. — Однако если вы действительно не хотите жить дальше, то сейчас самое время спрыгнуть в ущелье.       — Захлопнись, австрийская подстилка, — прошипел Цвингли.       Снести этого оскорбления Лихтенштейн уже не могла и отвесила ему пощёчину. К удивлению обоих, это возымело сильный эффект — Баш просто шокировано уставился на неё, отчаянно силясь понять, какого чёрта она творит.       — Как я уже сказала, я мало что о вас знаю, — продолжила Эрика как ни в чём не бывало, — но одно я знаю наверняка. Господин Эльзас отдал за вас свою жизнь не за тем, чтобы вы мучили себя! — Цвингли нервно дёрнулся, но ничего не сказал. — Он не хотел, чтобы вы были живым мертвецом! Он хотел, чтобы вы жили, чтобы вы шли вперёд! Разве не он ушёл из этого мира с улыбкой, веря, что вы будете счастливы в будущем?!       Поддавшись внезапному порыву, Лихтенштейн снова присела на диван и обняла соседа. Баш, хотя и покраснел, по-прежнему не мог вымолвить ни слова, пока его обнимали тонкие дрожащие руки.       — Господин Швейцария, я мало что знаю о том, что вас связывало с господином Эльзасом. Но я знаю наверняка, что вы сильный. Вы сможете всё-всё преодолеть. Пожалуйста, господин Швейцария, станьте... станьте собой.       Буквально вцепившись в платье, Цвингли уткнулся носом в её плечо и прошептал что-то несвязное. И совсем скоро раздался тихий глухой всхлип, поразивший Лихтенштейн до глубины души. Она осторожно гладила Баша по голове, прокручивая в голове случившееся. "Ничего не понимаю. Он ведь монстр, который превратил мою жизнь в прошлом в сущий Ад", — размышляла Эрика. — "Так почему я ему помогаю? Почему я хочу его поддержать? Неужто..." Она побоялась даже мысленно озвучить свою догадку, понимая, что тогда может расплакаться и она сама.       У Лихтенштейн появилась семья. Порой шумная и не считавшаяся с её интересами, но это была семья. У Швейцарии не было никого. Он остался один.       — Подожди меня немного... — тихим голосом попросил Баш. — Я скоро выйду.       — П-поняла.       Эрика отпустила его и буквально выбежала из дома. Прислонившись спиной к стене, она поплотнее запахнулась в шаль и посмотрела на бегущие по лазурному небу белые клочья облаков. "Что это только что было?" — прошептала она. — "Почему он не такой плохой, каким должен быть?.." Впрочем, Лихтенштейн успокоила себя, что уже совсем скоро всё вернётся на круги своя, и она вновь начнёт если не презирать его, то относиться с максимально возможным недоверием.       "Какого чёрта это сейчас было?!" — ругался на себя Цвингли, вытирая слёзы. — "Как вообще эта девчонка довела меня до такого?! Я ей устрою..." Встав с дивана, он быстрым шагом направился в спальню, чтобы переодеться и собрать вещи, потому что уехать из дома предстояло на некоторое время. Уложив необходимые вещи в небольшую дорожную сумку, Баш поправил дорожный костюм и пригладил растрёпанные волосы — приводить себя в ещё больший порядок не было времени, с этим уж он разберётся на месте. И неожиданно он про себя отметил, что он не злится на свою соседку за произошедшее. Всё ещё было грустно, но не настолько, чтобы хотелось забыть обо всём. "Чёрт, она просто нечто..." — заметил про себя Цвингли. — "Прости, Эльзас, вечно я заставляю тебя волноваться".       Это была тяжёлая потеря, но Швейцария обязательно с ней смирится, в этом он не сомневался. Но больше его поразило, что помогла ему та, кого он всю жизнь презирал. "Возможно, она не такая уж и жалкая", — с лёгкой усмешкой отметил он. — "Надо её поблагодарить. И попросить, чтобы она никому не рассказывала о сегодняшнем".       История ещё не закончена, она продолжает крутить старые, но всё также верно работающие шестерёнки времени, двигая человечество и страны вперёд. Но Швейцария был уверен, что больше он не позволит себе настолько погрязнуть в своих переживаниях. Не было на это времени, надо преодолеть все последствия подчинения Наполеона его территорий.