Лавровый венок

Панси наблюдает, как Драко ловко кружит Асторию в вальсе: та смеётся, запрокидывая голову, слегка путается в складках пышного платья и касается его плеча наманикюренными пальчиками. Гринграсс красива той самой красотой элитной фарфоровой куклы, которая подходит Малфоям. Панси рассматривает её со всех сторон и чувствует, как ногти впиваются в кожу. У соперницы чистая светлая кожа, словно выточенные известным скульптором черты лица, яркие голубые глаза и улыбка куклы Барби, похожей на которую всегда мечтала быть Панси. Астория улыбается искренне и открыто, а Паркинсон думает, что стереть улыбку с этого холёного личика можно одной пощёчиной. И что куклу давно пора выкинуть.

Плачет девушка в автомате, Кутаясь в зябкое пальтецо, Вся в слезах, и в губной помаде Перепачканное лицо. Вся в слезах, и в губной помаде Перепачканное лицо.

Их познакомили ещё в детстве. Отец представил своим друзьям — Люциусу и Нарциссе Малфоям — маленькую Персефону Паркинсон, наследницу. Строго говоря, наследниками могли быть только мальчики, но у мамы Панси больше не могло быть детей. Это Панси услышала случайно от конюха и служанки Лиззи, а позже спросила мать. На следующий день ни конюха, ни Лиззи в поместье не оказалось. Отец сказал, что они уехали, а маленькая Панси быстро забыла причину своего знания. А вот у Малфоев наследник был, он стоял рядом с ними и безуспешно пытался скопировать позу и выражение лица своего отца, когда церемонно раскланивался. Это выглядело так забавно, что Панси не выдержала и рассмеялась, за что тут же получила строгий отцовский взгляд, и злобный — от Драко. Имя у него было таким же смешным, как и манеры. Но детская обида быстро забылась, стоило Панси показать Драко и другим детям свои игрушки. Пятилетние дети быстро переключились на строительство общего замка из кубиков, мигающих разноцветными огоньками. Они провозились до глубокого вечера и даже сдружились, если можно было назвать явное покровительство Драко по отношению к ней, Панси. Но она была счастлива и будущие две недели все уши прожужжала о белокуром ангеле, который так прекрасно построил западную башенку замка. Следующая встреча состоялась на дне рождения Панси, ещё одна — ответный визит к Драко. Она была очарована Малфой-мэнором, тот казался ей замком из детских сказок или снов. А Драко быстро стал прекрасным принцем, которому просто необходима прекрасная принцесса. И Панси начала мучить всех служанок и домових с просьбой помочь ей в этом нелёгком деле. Новые платьица, косметика, украшения — Панси напоминала разнаряженную ёлку в попытках произвести впечатление. Или маленького слоника в оборках, так как столь любимый ею розовый цвет был абсолютно не к лицу. Но Драко не смеялся как и другие мальчишки, а, снисходительно улыбаясь, отвешивал ей комплименты и звал играть вместе с ними. Панси была одной из своих, надёжным якорем, который мог и прикрыть их от гнева взрослых, и поучаствовать в авантюре. И поступать они все должны были на Слизерин, как и их родители. Жизнь виделась весёлой и беззаботной, пока Драко не познакомился с Поттером.

Дует в худенькие ладошки. В пальцах — лёд, а в ушах — серёжки. Ей сегодня идти одной Вдоль по улице ледяной. Ей сегодня идти одной Вдоль по улице ледяной.

Панси ловит взгляд Тео и криво улыбается ему. Глупо и безнадёжно, но за улыбкой она пытается скрыть собственную боль и горечь. Тео не настолько скрытен, он не сводит взгляд с Драко и его невесты, криво ухмыляется и много пьёт. Все в зале знают причину, все знают, как поступила Астория, но лишь единицы не наслаждаются проигрышем Нотта. Потому что выживает сильнейший, а они всегда готовы ему помочь в долгом пути к могиле. Чисто по-дружески, но не без меркантильных интересов, ведь поместье Нотта остаётся одним из самых лакомых кусочков. Панси вздрагивает и проливает шампанское на пальцы, усмехается и берёт под руку ближайшего гостя. Не одним Малфоям дозволено танцевать. Поттер мгновенно стал центром Вселенной Драко. Панси уже через три дня выучила, что Поттер отказал ему в дружбе. Через две недели узнала всё об основных маршрутах гриффиндорца. Через месяц могла сказать, что любит есть и пить Золотой мальчик, не глядя на гриффиндорский стол. Для Драко не существовало жизни без Поттера, а для Панси не было жизни без Драко. Малфой был слишком хорош собой, чтобы она не пыталась ловить каждое его слово. Панси выслушивала всё о Поттере, подсказывала домашки или сама просила о помощи, и всегда старалась быть значимой для Драко. Как друг и соратница в детстве, как подруга и девушка — в подростковом возрасте. И на Святочный бал с чемпионами Турнира она наряжалась особенно тщательно, продумывала каждую деталь платья, каждое украшение и оборку. Ведь хотелось заинтересовать и Драко, и всех своей внешностью, пусть неброской и чуть смазанной, но вполне миловидной. Вот только на фоне подружек чемпионов она проиграла, а Драко оставил её ради симпатичной шестикурсницы-слизеринки. Тогда она и решила добиться его во что бы то ни стало. Панси поддерживала Драко во всех начинаниях, шпионила для него, следила за ним, боготворила его. Она стала своей девчонкой, соратницей и надёжной опорой. Она успокаивала Малфоя после очередных стычек с Поттером и учителями, смеялась над его шутками и даже училась быть такой, чтобы понравиться Драко. Наблюдала, оценивала, примеряла новые вещи, становилась девушкой. Вот только Малфой её не видел. Драко вообще ничего не замечал, поглощённый войной и заданиями Лорда, он не жил — выживал, выдирал себя и своих близких из смрада гнева Воландеморта. А затем и Панси стало не до него, карающая длань опустилась и на её семью, и впервые Панси ощутила, как рушится мир от боли. Впервые поняла, что больше ничего не держит и не за что уцепиться, но надо выжить. Просто потому, что так будет хоть какой-то шанс на счастливое будущее.

Мёрзлый лёд телефонных фраз, Мёрзлый лёд — это в первый раз. Мёрзлый лёд на щеках блестит — Это след от мужских обид. Мёрзлый лёд на щеках блестит — Это след от мужских обид.

Панси смотрит, как Тео сбивает бокал с шампанским, чертыхается и бросает очередной больной, измученный взгляд на Асторию. Очередной кавалер кружит её в танце, уводит в пародии на вальс, а после она ловит взглядом мелькнувшую тень у сада. Извинившись, Панси очаровательно улыбается и скользит к окну, ловит в мутном стекле счастливо смеющихся Драко и Асторию. На секунду задерживает взгляд на изображении, цепляется взглядом за взгляд Драко, и вздрагивает от могильного холода, пробравшегося по венам до самого нутра. Потому что живые люди так не смотрят. Но Малфой отводит взгляд, и Панси касается пальцами ледяного окна. Не замечая, что отпечаток остался ровно на удаляющейся фигурке Нотта. Война закончилась неожиданно, просто оборвалась в один миг, идентичный тому, когда все решили, что Поттер мёртв. Такая же тишина ударила, оглушила, скрутила внутренности тревожным ожиданием, а затем рядом раздался крик. Радостный, звонкий, разнёсшийся над всем Хогвартсом и тут же оборвавшийся на самой высокой ноте. Бой возобновился с новой силой, саму Панси оттеснили обратно, к так и не успевшим уйти слизеринцам. Позже Панси казалось, что лучше бы они тогда успели. Потому что видеть, как оглушают отца и связанным под конвоем отправляют в Азкабан, было невыносимо. А потом скрутили и её, мрачный аврор с царапиной на всю щёку подтолкнул в спину, и последнее, что успела увидеть Панси, был поникший, обречённый Драко рядом с родителями. На неё он даже не посмотрел, и Паркинсон в который раз убедилась, что для Драко она чужая. Ненужная. Просто друг. Суды прошли быстро, пролетели в перерывах между мрачной серостью остальных дней. Потому что было холодно, сыро и страшно, потому что слышались завывания с нижних этажей, а раз в день всё тело покрывалось липкой паутиной страха. Дементоры подплывали близко, очень близко, почти к самой двери, чувствовали новую добычу. Невинных здесь не было, это знали все, а Панси до одури боялась, что однажды дверь откроется, и кошмар всего сущего пройдёт мимо её камеры. По ночам Панси вздрагивала и жалась в самый угол под дрянное дырявое одеяло, а иногда срывалась, подбегала к самым прутьям и кричала до хрипа, до сорванного голоса: «Заткнись! Заткнись! Заткнись!». Потому что другие не выдерживали, ломались и всхлипывали всю ночь напролёт или монотонно гудели нечто, похожее на оправдания. Потому что ей самой каждую ночь хотелось сделать также. Отца она увидела мельком только при переводе. Его забрали на суд ранним утром, когда измученная кошмарами и бессонницей Панси спала. Да и днём она едва его не пропустила, задумавшись о том, что будет, если она выйдет на свободу. Эти мечты были единственным, что позволяло слизеринке не сойти с ума. Счёт дням она давно потеряла, они слились для неё в один длинный равнодушный день, без возможности что-то изменить. Порой Панси казалось, что она и не хочет ничего менять. Тяжёлые шаркающие шаги она распознала спустя долгих четыре удара сердца после того, как он вошёл. Подбежала к решётке, жадно вгляделась в лицо бредущего между конвоирами арестанта и невольно отшатнулась. От того блестящего, свободолюбивого, стремительного Генри Паркинсона не осталось и следа. Теперь перед ней был потерянный, раздавленный судьбой человек. И в ответ на его шелестящее: «Будь счастлива», Панси упрямо кивнула. Будет. Только нужно добраться до Малфоя.

Плачет девушка в автомате, Кутаясь в зябкое пальтецо, Вся в слезах, и в губной помаде Перепачканное лицо. Вся в слезах, и в губной помаде Перепачканное лицо.

Тео возвращается, и Панси снова наталкивается на его взгляд. Жалость к нему переплетается с собственным одиночеством, собственной болью, собственным отчаяньем. Панси не нужны слова, чтобы понять Тео, достаточно посмотреть ему в глаза и найти отражение собственного взгляда. Ему больнее, ведь она давно ни на что не надеется. Наверное, ещё с тех пор, как увидела взгляд Драко сразу после войны. Но предначертанное не изменить, Панси едва не роняет тарталетку, торопливо откладывает её на поднос и выскальзывает за Тео в зимний парк. Министерские чинуши, дорвавшиеся до власти, были страшнее Волдеморта со всеми его прихлебателями. Панси поняла это сразу после оглашения приговора, когда они пытались настойчиво поделить её наследство. Вот только Генри Паркинсон был не только хороший отцом, но и неплохим финансистом, поэтому мэнор и активы совершенно случайно оказались записаны не на Панси, а на троюродную тётку её матери. Старушке было глубоко за сотню, и она с радостью «подарила» любимой правнучке и мэнор, и средства, спустя пару месяцев после разбирательства. А Министерство осталось с носом. Пожалуй, в этом больше всего повезло только ей и Малфоям. Панси слышала о них из газет, но дойти так и не удосужилась. К Драко она попала почти спустя полгода после нашумевших расправ над Пожирателями. Поблёскивая антимагическим браслетом, Панси поднялась по разбитым ступеням, поприветствовала Нарциссу и сразу прошла к Драко. Тот сидел на месте Люциуса и казался совсем обессиленным, будто из него вытащили всё, что только могли. Обесцвеченный, словно выточенный из тонкого хрусталя, этот Драко с чужим голосом и пустым взглядом казался ей ненастоящим. Но он был, самый что ни на есть настоящий, и Панси в который раз поразилась, как война меняет людей. А ещё поняла, что её совсем не ждали. Их встреча закончилась скомканно и быстро, на прощание она коснулась губами его щеки и посоветовала выбраться в мир. Драко что-то ответил в своей привычной язвительной манере, пообещал прибыть на день рождения и снова уткнулся в свои бумаги. На секунду Панси показалось, что в его руках мелькнула колдокарточка с темноволосой девушкой, но предусмотрительный домовик Малфоев быстро вывел нежданную гостью за порог. А Паркинсон махнула палочкой и отправилась решать вопросы с возвращением гиппогриффов. В конце концов, надо же было восстанавливать хозяйство. Тогда же она и узнала о Нотте с Асторией. Как и о Маркусе Флинте и Трейси Девис, и ещё паре десятков послевоенных слизеринцев. Пожирателей Смерти, из которых половина-то даже толком не догадывалась, кто были эти люди. Но всем им не повезло угодить под жёрнов Министерства, и теперь Панси с тоской и болью наблюдала, как её школьные товарищи и недруги перемалывались в общую кучу. Выживал сильнейший всегда, это Панси знала точно, но среди них не было ни сильных, ни слабых. Были только проигравшие.

Мёрзлый лёд на щеках блестит — Это след от мужских обид. Мёрзлый лёд на щеках блестит — Это след от мужских обид.

Панси идёт за Тео, зябко обхватив себя за плечи, и думает о том, что смертельно устала от кутерьмы чувств. Поэтому она торопливым шагом догоняет Нотта, единственного, с кем способна разделить собственную опустошённость надвое. Тео небрежно кутает её в мантию, закуривает, и девушка понимает, что вот он, её шанс. На нормальную жизнь и дружбу, на крепкое надёжное плечо. Панси кажется, что на её голове расцветает бледно-зелёными листьями лавровый венок. Её слизеринская победа над безнадёжностью. Отбирает сигарету, закашливается и берёт с загрубевшей мужской ладони простое кольцо.