***
С тех пор как Киллиан стал руководить всеми портовыми делами, работа там была налажена, а потому в этот день он, как и всегда, освободился рано и решил навестить своего старого верного друга. Невыносимая жара сводила всех с ума, но Киллиан, привыкший за годы долгих морских странствий к разным погодным условиям, не обращал на нее никакого внимания. Пройдя вдоль пристани к мирно покачивающимся на волнах кораблям, он подошел к самому прекрасному из них. В лучах полуденного солнца «Веселый Роджер» был великолепен и словно приглашал выйти в открытое море. — Извини, милая, не в этот раз, — проговорил Киллиан, любуясь своим кораблем, и подумал, что обязательно должен вытащить Эмму на морскую прогулку. Только они вдвоем. И надо бы чаще выходить в море с Генри, иначе корабль совсем заскучает. Он еще долго стоял там, на пристани, погруженный в свои мысли, пока его пиратское чутье не подсказало ему, что скоро начнется буря. Хотя какая там буря! Сторибрукский залив никогда не испытывал на себе яростного шторма, буйствовавшего в водах Неверленда или Зачарованного Леса. Пока Киллиан шел до стоянки, ему приходилось отчаянно бороться с яростными порывами ветра, налетевшего на город в считанные мгновения. Когда он заводил машину, начал накрапывать дождь, усиливавшийся с каждой минутой. Поэтому весь путь до дома ему приходилось разглядывать дорогу между установленными на максимальную скорость, яростно сгоняющими потоки дождевой воды с лобового стекла дворниками. Киллиан до сих пор чувствовал себя немного неуверенно за рулем, поэтому ему приходилось продвигаться по городу с минимальной скоростью. Дождь на мгновение стих, чтобы в следующую минуту забарабанить по стеклу машины с новой силой. Яркие вспышки молнии, показавшиеся где-то вдали, возвестили о начале грозы. Киллиану потребовалась вечность, чтобы добраться от городской пристани до дома. Припарковав машину у забора почти вслепую, он выскочил и проворно преодолел расстояние до входной двери, а через мгновение уже снимал с себя насквозь промокшую куртку. — Эмма? — позвал он. Ответом была тишина. «Что за черт? Она должна быть уже дома», — подумал Киллиан, обойдя первый этаж и не обнаружив никого. В следующую секунду он уже поднимался по лестнице на второй этаж, думая обнаружить ее в спальне. Он тихонько зашел в комнату и с облегчением увидел, что Эмма там, чтобы через мгновение почувствовать нарастающее беспокойство, потому что-то определенно было не так. Она лежала на кровати, свернувшись калачиком и накрывшись одеялом с головой, словно маленький беззащитный ребенок, и Киллиан готов был поклясться, что он слышит приглушенные всхлипывания. — Эмма? — тихо сказал он, обойдя кровать и присев на корточки возле нее, спрятавшейся под одеялом. — Эмма, милая, что случилось? — с тревогой спросил он. Несколько секунд тишины показались ему вечностью, но вот она стянула с лица одеяло, и он увидел ее заплаканное лицо. Сердце его сжалось от невыносимой боли: он не мог видеть ее такой. Он протянул руку к ней, нежно вытирая тыльной стороной ладони скатывающиеся по щекам слезы, и ласково произнес: — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне? — улыбка появилась на его лице, в то время как сам он отчаянно боролся с желанием убить любого, кто посмел причинить вред Эмме. Она слабо улыбнулась ему в ответ и тихо проговорила: — Я просто… — она сделала глубокий вдох, словно собираясь признаться в чем-то очень сокровенном, — просто боюсь грозы… с детства, когда я была совсем одна… и никто… — голос ее дрожал. — Я знаю, это звучит безумно, и ты, вероятно, будешь смеяться надо мной… — Не буду, — мягко перебил ее Киллиан. Он будто почувствовал, как с сердца упал тяжкий груз. — Хочешь, открою тебе секрет? — спросил он, в привычном жесте переплетая свои пальцы с ее. Эмма нетерпеливо кивнула. — Я тоже… — он на секунду остановился, пытаясь подобрать подходящее для бывшего, но все же пирата, слово, — до сих пор иногда робею перед грозой, — с улыбкой закончил он. — Правда? — казалось, Эмма не могла поверить в то, что Киллиан может от чего-то робеть. — Позволь еще раз напомнить тебе, что и я был когда-то ребенком, — сказал он. — Я помню. Кажется, это было миллион лет назад? — с коротким смешком спросила Эмма. В ее глазах больше не отражался страх, скорее плясали озорные искры. — Ты продолжаешь совершать ошибку в своих подсчетах, дорогая — подмигнул ей Киллиан. — Тем более, несмотря на приписанный мне тобой «миллион», я все еще чертовски привлекателен! — Здесь мои подсчеты совпадают с твоими, — весело рассмеялась Эмма. «Невозможно любить ее сильнее», — подумал он, глядя на нее, но сразу же понял, что неправ. С каждым прожитым рядом с ней днем его любовь к ней росла. С каждым днем его душа все отчаяннее рвалась к ее. С каждым днем его сердце все больше заполнялось ею. Нет, оно уже целиком принадлежало ей. Снова и снова он открывал в ней новые грани ее характера и влюблялся снова и снова. Вот и сейчас, мог ли он знать, что его храбрая и воинственная Эмма может бояться грозы? Необходимость защитить ее, избавить от страхов загорелась в нем с невероятной силой. — У меня есть идея, — неожиданно сказал Киллиан. — Пойдем, — он потянул ее к себе, помогая встать с кровати. Они бегом спустились по лестнице, проследовали к выходу и выбежали на крыльцо. Дождь несколько поутих, но раскаты грома продолжали звучать где-то над их головами. Вдруг прямо перед ними сверкающая молния разрезала небеса, оставляя после себя огненную дорожку. — Пойдем, — сказал Киллиан. — Куда? — в недоумении спросила Эмма. Осознав, что он имеет в виду, она бурно запротестовала: — Там идет дождь! И есть угроза быть испепеленными ударом молнии. Я не пойду! — Ты сама знаешь, милая: избавиться от страха можно, только встретившись с ним лицом к лицу, — пытался перекричать дождь он. — Доверься мне! Я буду рядом, — он протянул ей руку. Секунду на лице Эммы отражалось сомнение, а затем она уверенно вложила свою руку в его, и через мгновение они уже оказались под дождем. Раскаты грома прогремели над ними, и очередная серебристая молния осветила небеса. Киллиан почувствовал, как Эмма с силой прижалась к нему, содрогаясь от неприкрытого ужаса. Но уже через мгновение, будто осознав, что он рядом, крепко сжимает ее в своих объятиях, прогоняя прочь былое одиночество и детские страхи, она вдруг успокоилась. Киллиан, почувствовав эту перемену, немного отстранил ее от себя, а затем почтительно поклонился: — Не окажете ли вы мне честь потанцевать со мной, миссис Джонс? Он увидел, как на лице Эммы появилась ослепительная улыбка, которую он так любил, и она, присев в реверансе, ответила: — Ничто не сделает меня более счастливой, капитан.***
Когда раскаты грома уже затихли, а дождь почти перестал, двое, тесно прижавшись друг другу, укрывшись теплым пледом, сидели на веранде своего дома, наблюдая за последними вспышками молний, прочерчивающими узоры на небосводе. Страх больше не сковывал их сердца. В них было только счастье.