О новом воскресеньи

      Олвен оказалась права. Проснувшись на следующее утро, Лорд Рал почувствовал себя лучше — насколько это вообще было возможно для человека, вдоль и поперек изрубленного мрисвизами. По крайней мере, жар действительно спал, и соображать он начал яснее. Впервые за все это время отчетливо увидел комнату, в которой лежал. Она была простенькая, очень чистая. Мебель из темного дерева. Каменный очаг. На окнах — белые полотняные шторы. Сквозь них пробивались первые лучи солнца.       Очень медленно и осторожно Даркен Рал повернул голову. Увидел, что Олвен сидит рядом, положив скрещенные руки на край его постели, а голову — на руки. Должно быть, она уснула. Ее лица он не мог видеть — только макушку, скрытую под покрывалом. Неужто девчонка просидела с ним всю ночь? В таком случае она либо дура, либо сумасшедшая. Либо… ей от него что-то нужно.       Что бы это могло быть? Сестры Света, насколько он их знает, равнодушны к власти и богатству. Их единственная цель — служить Создателю. Во всяком случае, так они всегда заявляли. Впрочем, Олвен похожа на кого угодно, только не на кроткую и смиренную воспитанницу Дворца Пророков. У нее явно что-то на уме. Возможно, для того, чтобы вынести его с поля битвы, у нее еще хватило бы абстрактного человеколюбия, но столько дней быть его сиделкой, делать то, что она делала…       Олвен пошевелилась возле него. Подняла голову, потерла затекшую шею. Поправила покрывало. И тотчас нагнулась к нему, потрогала лоб, щеки, шею — у нее были такие тонкие, нежные руки…       — Ну вот. Так куда лучше.       Ему показалось, или она улыбнулась? Хотя это было больше похоже на гордость целительницы, убедившейся в пользе своих снадобий, чем на радость за него.       Он смотрел на нее и как будто только теперь заметил, какая она бледная, осунувшаяся, под глазами — лиловые круги.       — Как… давно…       Можно было не трудиться заканчивать фразу: Олвен всегда понимала его обрывочную речь.       — Когда я принесла вас сюда, вы три дня лежали без сознания. Я уже боялась, что не очнетесь. Потом началась лихорадка. Был сильный жар, и вы постоянно бредили. Только на прошлой неделе вы впервые смогли поговорить со мной. Я надеялась, что вам полегчало, но вчера ночью жар вернулся. Если вы не умерли, значит, все худшее позади.       Будь у него силы, он бы саркастически рассмеялся. А эта Сестра Света умела утешить!       — Сколько?..       — Двадцать четыре дня.       Духи! Почти месяц в разоренной мрисвизами деревне!       — Надо… дать знать… Д`Хара…       — Это невозможно. Тут ни одной живой души на много лиг. А вашу Книгу Пути забрали мрисвизы.       Лорд Рал в ярости посмотрел на нее. Даже слегка приподнял голову от подушки.       — Ты же… Сестра Света! Какого?.. Или ты… разучилась пользоваться магией?       Этот маленький монолог дался ему с трудом. Комната начала плавно вращаться вокруг него.       Олвен дала ему выпить какого-то снадобья. Потом сказала, как всегда, спокойно:       — Пока приходится обходиться без магии. В Мардонии Защитники Паствы. Если они нас найдут, нам с вами обоим не поздоровится.       — Кто?       — Так они себя называют. Я не знаю, кто они. Они захватили Ренвольд. Объявили, что установят новый, справедливый порядок, при котором все люди будут равны. Казнили всех одаренных, которых смогли найти. Устроили бойню еще более кровавую, чем мрисвизы.       Даркен не сводил с нее глаз.       — Это… связано?       — Защитники Паствы и нападения мрисвизов? Возможно. Обычно мрисвизы подчиняются более сильной магии. Эти Защитники Паствы вполне могли их использовать, чтобы скорее захватить Мардонию. Они уничтожают магию, но сами постоянно ею пользуются. Я попробую выяснить, но на это нужно время.       Но у него не было времени.       — Д`Хара… — упрямо повторил он, не совсем надеясь, что она поймет правильно.       Олвен наклонилась к нему.       — Послушайте, я понимаю, что оказаться в захолустье на попечении Сестры Света не слишком отвечает намерениям великого Лорда Рала, но пока что у вас, как и у меня, нет выбора. Даже если я дам знать вашим людям и сюда явится весь Корпус Дракона и все Морд`сит, вам от них не будет никакого проку. Вы видели, что творят мрисвизы, но вы понятия не имеете о том, что такое Защитники Паствы. В ваших интересах, чтобы вас считали мертвым. Не думаю, что они попытаются захватить Д`Хару, но даже если так, вы сможете защищать свои земли только тогда, когда поправитесь. Поэтому проявите благоразумие. — Она устало вздохнула. — Нужно сменить повязки.       До этого она ни разу не перевязывала его, когда он был в сознании.       — Будет больно. Лежите как можно тише, я постараюсь быстро…       Он оскорбленно вскинулся. Что она себе воображает? Что Лорд Рал будет ныть и жаловаться?.. Но едва она стала снимать у него с руки первую повязку, он задохнулся от боли. Сжал зубы, чтобы не застонать. Было такое чувство, словно она отдирает покров вместе с кожей (он не подумал, что никакой кожи там нет). И это при том, что Олвен все делала очень бережно, даже нежно. Снимала старые бинты, промывала водой, чем-то смазывала, потом заново перевязывала.       Он даже не знал, что ран так много. На нем не было живого места, уцелели, кажется, только ноги. Да еще спина — видимо, кто-то из его людей прикрывал его сзади.       Олвен подняла на него глаза, но тотчас снова их опустила, затянула повязку у него на предплечье.       — Уже заживает, — сказала она мягко. — Было намного хуже.       Куда уж хуже? Впрочем, ей виднее.       Он должен был признать, что Олвен не только замечательная сиделка, но и настоящая целительница — ей и магия не нужна. Но еще удивительней было другое. На ее юном лице ни разу не промелькнуло и тени брезгливости. Его самого, наверное, вывернуло бы наизнанку при виде кровавого месива, в которое превратили его тело. Он только потом догадался, что Олвен это предвидела и не позволяла ему смотреть на свои раны. Она как-то так сделала, что ему было видно только ее, — и он лежал, разглядывая ее профиль.       В этом лице было меньше красоты, чем породы. Пожалуй, она могла бы принадлежать к какому-нибудь знатному роду. Не всегда же она была Сестрой Света.       Забавно. Он месяц лежит у нее в доме, не видит никого, кроме нее, не говорит ни с кем, кроме нее, но он ничего о ней не знает.       Впрочем, что ему за дело, кто она или кем была прежде. Когда все это кончится, он будет вспоминать о ней не чаще, чем о какой-нибудь рабыне, наполнявшей для него ванну в Народном Дворце. И ее счастье, что это так.