Зелёными нитями

Нил быстро адаптируется; выжигает горькое «Бэй», эхом из кислотно-зелёного портала, привыкает к ярко-жёлтым такси, слоняющимся по дорогам, отвыкает верить обещаниям, что (и здесь) сыплются с каждого встречного-поперечного. Нью-Йорк отпечатывается на сетчатке миллионом огней; сильная спина и умение сжимать зубы, когда мышцы ломятся после очередной разгрузки, явно нужнее парочки волшебных бобов. Мир без магии угольно-серый, у Кэссиди за грудиной сплошной пепел от родительских обещаний; маленькая девочка (всего месяцем старше, на самом-то деле) в синей юбке из прошлого столетия, пугливо хватающаяся за руку при виде гоняющих на сто двадцать машин, кажется нелепым стечением обстоятельств, глупостью – только девочка родом из прошлого, слишком родная и (единственная) не предавшая, чтобы выбрасывать, как ненужный груз, тянущий к низу. У Венди спутанные светлые волосы, испуганный дикий взгляд и абсолютное непонимание; Венди семнадцать, только он зовёт её «малышкой» и терпеливо успокаивает, когда Дарлинг вновь хватается мёртвой хваткой, завидев нечто новое. Венди семнадцать физически, сто с копейками по прожитому и чуть больше семи по наивности; у Венди высеченная вдоль по-весеннему зелёной радужки вера и устаревшие на целое столетие принципы в приоритетах. Венди не возьмёшь грузчиком и даже банальной официанткой, от неё пользы не больше, чем от той же не работающей (и люто ненавистной) магии, только Нил не отказывает. Ему нравятся её разбитые коленки и мёртвая хватка; пастушья песня звенит громким зовом потерянных мальчиков – Нил до болезненного боится одиночества, помогая девочке из прошлого выживать рядом. Венди наивная и абсолютно нелепая в новом столетии, Венди ведь из прошлого, привыкшая к рюшам на белых блузках и синим юбкам по щиколотки – никаких дранных джинс, маек, походящих на лифчики (Кэссиди ещё долго смеётся над её искренним непониманием новой моды). Нил закупается в секонд-хэндах, ворует шоколадные батончики из киоска и дарит ей на новый год найденную слегка заржавевшую цепочку; у них одна бедность на двоих и прошлое с дьяволом в обличии милого мальчика – Пэн надолго отпечатывается зелёным в радужках её широко распахнутых глаз. У неё задорный смех и чистая душа ребёнка – даже Неверленду не получается отобрать эту детскую непосредственность. Венди крепко держит за руку, когда Нила вышвыривают с работы и успокаивает, придумывая смешные прозвища работодателю; звучит, конечно, нехорошо, только у неё всё выходит просто, наивно, без злого умысла и подтекста – Венди сложно назвать плохой или просто подпорченной. Венди единственная; Венди привыкает к современному сленгу, изредка по смешному коверкая слова, и старается быть полезной – терпеливо не обращает внимание на раскидывающихся похабными шутками ребят в местной забегаловке. Венди – замёрзшая пташка, забывшая о жизни вне клетки; она прижимается к нему порывисто, тянется к теплу, греется. У них одно одеяло на двоих в дешёвом номере мотеля, снятом только из-за своей копеечной стоимости. Кэссиди знает, что такое жизнь, Венди знает, как с ней обращаться. Она забывает про рюши, не жалуется на сыплющуюся с потолка штукатурку и радуется каждой безделушке; Венди прошла школу жизни – свою, под предводительством Пэна. В ней гуляющие ветры, заставляющие кутаться в одеяла, неловко касаясь ледяными голыми ногами его согретых, и яркое солнце, отражающееся слепящими лучами в улыбке. Нил отлично адаптируется к жизни, только окна закрывает плотно и пугливо озирается, когда Дарлинг исчезает из поля зрения. У него бессмертная Пэнова метка грустной мелодией в голове и страшные картинки о кислотно-зелёном портале и выжженном «Бэй»; привязанность протягивается зелёными нитями поделенного на двоих. У Венди глаза оливкового, и из-за этого она прячется под серыми линзами; Пэн высечен над рёбрами перманентным страхом, окрашенным оттенками зелёного. Нил шепчет «ушло», только у Венди за грудиной ненависть – вместо милых объятий братьев ей достаётся холод могильных плит. Дарлинг ненавидит магию и шлёт проклятья в подушки, не зная куда деть ярость. У Нила прошлое волшебное и путешествий магических вдвое больше; она плачет над собственными слабостями и дрожит, убегая от проблем. Венди не единственная; Венди оставляет битое сердце стекляшками со слезами на глазах едким «прости, но ты для меня – магия». Зелёные нити рвутся по швам, задевая внутренности; он выжигает «Венди» рядом с оставшимся пеплом прошлой жизни и улыбается – Нил быстро адаптируется.