Последняя битва

Путь Воли «Похоже, ты забыл. Тогда я еще раз покажу тебе небо!» (Ицки Минами, глава 64) «Парень! Тебе сильно повезло... иметь такую честь. Потому что те, кто не могут сражаться до смерти, просто гниют». (Сора Такеучи, глава 44) - Выходит, что это не ты, а некий перец по имени Микхаэль? – объяснял ему и заодно самому себе Казу вопросительным тоном на протяжении несколько минут. Немая сцена. Блондин в шапке с челюстью, застывшей где — то на уровне груди, в изумленном жесте, повернувший корпус в сторону Ворона, замер на месте; так же поступила и его сестра, только вот ее лица лучше было не видеть — никогда не сомневающаяся в умственных способностях брата, сейчас она пребывала в глубочайшем шоке, она даже приложила руку с кистью, с которой капельками капала краска на ее и без того вымазанный голубой передник, к своему лбу, на котором так же остался отпечаток. Невольный же виновник сия ситуации сначала попытался скопировать выражение лица Миоски — он был разочарован в дедуктивных навыках друга, зато изумлен его напыщенностью и уверенностью. Куда же эти два качества все — таки деваются, когда Казу выходит на поле АТ — брани?! Глаза Икки, предельно внимательно отслеживающие малейшие изменения в лице Казу, сейчас выражали что-то среднее между «бездарность» и «восхищение». Минами отмер первым. Кто, как ни он, прирожденный лидер, должен во всем быть первым?! - Облом, - Ворон разочарованно помахал своими «крылышками», состроив клоунскую гримасу: сильно напряг подбородок, отведя его вниз, обнажил зубы, слегка поднял брови и максимально прикрыл глаза. Миоски наконец очнулась от печальных раздумий на тему того, что, возьми она его с собой, с такими вот поспешными выводами Казу о всех людях, так или иначе принадлежавших к ее кругу общения, их бы вдвоем в скором времени выперли из Франции без права возврата. Да что уж там — наложили бы запрет на получение визы пожизненно. Старшая Микура подошла к аптечке, которая по — прежнему лежала на стеллаже в дальнем углу гостиной. «Нетронута», - сделала вывод про себя девушка и, распахнув ее в два нажатия по бокам маленькой коробочки, извлекла оттуда пластыри, бинты и обеззараживающую мазь. Миоски многозначительно посмотрела сначала на брата, затем на аптечку. Произошел немой диалог Микур: - Я же знаю, что ты АТ — райдер, для кого аптечку на виду держу?! - опасно сузив глаза, старшая посмотрела на младшего. - Ты хоть раны обрабатываешь обычно?! По выражению лица Казу, которое тут же приняло отчаянный и милый вид, она поняла без своего сестринского навыка чтения мыслей, что он вообще этого не делает. Миоски обреченно выдохнула и подошла к Икки. - Вы там поосторожнее будьте, ладно? - девушка намазала царапины Икки и, выждав несколько секунд, наложила пару пластырей. Она аккуратно погладила поверх каждого из них, чтобы они быстрее и надежнее прилипли. Ворон где — то на уровне подсознания отметил, что ее руки приятные, такие мягкие и вкусно пахнут. Он закрыл глаза от таких приятных прикосновений, и, когда открыл, увидел этот недобрый взгляд, адресованный ему от Микуры: «Я за тобой все еще слежу, матрос несчастный!» Уже спускаясь по лестнице вниз, ведущей к выходу, Икки помрачнел. Вспомнил про совокупность шишек, ссадин, синяков и растяжений, которые получил благодаря скоропалительным выводам своего друга детства. - Казу, ну ты даешь, старичок! Совсем с катушек съехал?! Внезапные обвинения, посыпавшиеся в сторону блондина, застали его в расплох. Виноватый Микура совсем растерялся и промямлил: - Прости,… зря я тебя тогда с лестницы столкнул, но ведь... теперь все раны обработаны… - произнес Микура с досадой, пытаясь загладить свою вину. Накосячил. Икки остановился, посмотрел на него: «Что с тобой делать?» «Понять и простить», - говорили глаза Казу. Стало заметно, что Ворон не поверил, вдобавок на лице исказилась гримаса безумия. Руки штормрайдера сами потянулись к заветной шее блондина, смыкаясь прочными тисками, которые нервно трясли и душили Казу. Бедный Микура забился в вынужденных конвульсиях: - Я тебя сейчас так прощу! Долбо*б хренов! Я сейчас тебе задам, тряпка!!! - не унимался лидер «Когарасумару». Миоски решила оставить парней наедине — теперь эта драка уже не ее проблема, Казу - кун тоже хорош. Ее защита не распространяется на косяки брата, в семье Микура строгие правила: сам заварил, сам и расхлебывай. Она уединилась в своем внутреннем мире. Даже находясь в этой гостиной, слушая вопли двух парней, столкнувшихся в глупом, бессмысленном поединке, она продолжила работать над картиной… Единственное, что ей сейчас помогало – вера в собственные силы. Когда она успела вновь почувствовать эту заветную свободу? Воля свободы... Когда-то Микхаэль сказал, что только это способно подарить крылья. Врал? Нет, конечно. Она смогла увидеть его серые крылья, его путь... когда-то… Только поэтому сейчас она может повторить мазок за мазком невидимые потоки звука его АТ. Путь, напоминающий взмах крыльев летучей мыши. А если бы это были перья Ворона? Тогда.… А Казу был прав, ведь Икки очень похож на него манерой одеваться, общаться, улыбаться. Все было «скопировано» с него… почти все, кроме самовыражения пути. И это являлось решающим фактором. Неважно, сколько бы людей она ни повстречала на своем пути... Никто не рождается с одинаковыми крыльями! Даже если Адачи зря обнадежила ее сердце, она так просто не сдастся и закончит картину... теперь уже хотя бы ради себя самой, чтобы поставить на этом точку и начать двигаться дальше. Кто знает, может быть, она тоже может расправить свои собственные крылья, преодолев застоявшиеся стереотипы? Ведь Миоски не видела Микхаэля с тех самых пор, когда он со своими товарищами ввязался в бой против штормрайдеров из Японии «Sleeping Forest», и его, травмированного, увезли в больницу. Опять накатила грусть, обернувшаяся горьким сожалением. Она на самом деле струсила, когда вернулась сюда и начала поучать жизни Казу, хотя сама еще толком ничего о ней не знает… А вот он... Он понимал больше ее, потому что получал истинное удовольствие от жизни и всегда делился этим с окружающими. Особенно с ней, Миоски. В отличие от нее, он был на несколько шагов впереди. Пока она раздумывала, перепрыгнуть ли ей через барьер или подождать, он уже убежал за километр, рассеиваясь эхом за горизонтом. Поэтому он был лучшим, а все, кто его окружал, были посредственностью… Мечта... это как Луна... Тебе кажется, что она так близко. Ты бежишь за ней, прокладывая себе дорогу через множество препятствий. Кто — то сдается и останавливается лишь на середине пути, оставаясь во мраке и получая лишь возможность наблюдать за тем, как другие продолжают свое сражение. Но Микхаэль... Он бежал. И пусть не так быстро, как остальные, видевшие на конце своего пути только цель. Он наслаждался этой поездкой, даже не представляя, что будет впереди — он всегда шел позади, не был в первых рядах. Но он мечтал о том, что когда — нибудь сможет стать Королем пути Шума. Возможно, на момент он просто поторопился. Возможно, не стоило ему замахиваться так высоко. Просто поторопился. Выпала возможность сразиться в турнире всемирного масштаба... И он не смог отказаться. «Спящий Лес»... Тогда Микхаэль сражался с девушкой по имени Мекан, которая билась до самого конца, как настоящий дьявол, сокрушив Микхаэля целиком и полностью. «Ну почему, почему ты пошел на эту битву?!» - на глаза навернулись слезы, изнутри чьи — то руки стали сжимать горло. Руки дрожат, трудно сосредоточиться. - «Я же умоляла тебя! Я ведь чувствовала что-то не то! Почему ты пошел?!» – произнесла она с укором. Стало так больно на душе. Она бросила кисточку на землю, не в силах продолжить начатое. Она медленно отошла от картины и вышла из дома через заднюю дверь. «Как глупо... почему ты? ПОЧЕМУ?!» - она бежала только вперед, не обращая внимание на людей, транспорт, светофоры. Все не важно, все не имеет смысла, когда его нет рядом. Даже если она закончит картину, она не сможет идти вперед, не сможет перепрыгнуть «барьер». Миоски выдохлась, добежала до большого моста и дала волю чувствам. Из ее глаз потекли слезы отчаяния. Никто не рождается с одинаковыми крыльями... Таких она больше не увидит... Подул свежий ветерок, напоминавший знакомую трель. Песня? Эту песню ветра могла услышать только она.… Это была их песня, но откуда летел этот звук? Он так близко. Девушка почувствовала легкое, едва заметное касание. Затишье… На ее плечи легло что-то теплое, знакомое. Открыв глаза, Миоски сдернула с себя вещицу и обнаружила, что на ней была... - ...куртка? Мимо нее пролетел на высокой скорости штормрайдер, сверкнув украшением на правой руке, похожим на напульсник. Паренек приземлился в 100 метрах от нее. Слезы перестали литься из глаз с удвоенной силой. - Не может быть! Эта фенечка... Миоски сжала в руках куртку и побежала вперед. Она бежала и бежала, не останавливаясь. Те секунды, что она провела в беге, казалось, длились вечность. Дыхание перехватило, в виске началась сильная пульсация. Но ничего. Ничего больше не имеет значения. Ничто. Заметив бегущую навстречу ему девушку, штормрайдер развел руки в разные стороны. Миоски, вся в слезах, кинулась в объятия к нему и даже не посмотрела ему в лицо. А тот лишь нежно обнял девушку, словно сокровище, и сказал: - Вот вечно ты так на все реагируешь… переживаешь по пустякам, злишься… Девушка приподняла голову и встретилась со штормрайдером взглядом. - Я же тебе снился? - И не надейся. Юноша закружил девушку в поцелуе, а Казу и Икки, сидевшие до сих пор необнаруженными в укрытии за кустами, выдали себя бурным присвистыванием. *** Этим вечером Миоски сообщила Казу и Икки, что они с Микхаэлем улетают обратно заграницу, чтобы представить ее картину на выставке и продолжить обучение в Академии Художеств. Казу выпала честь познакомиться с тем самым Микхаэлем, из — за которого ему и пришлось пройти через всю эту историю. Сейчас, осознавая в полной мере, как глупо он себя повел, он лишь смеялся и по привычке надвигал шапку на глаза из — за неловкости ситуации. Еще в самом начале своего пути как штормрайдеров Казу и Онигири говорили о том, что все девушки достаются Ворону. И сейчас, смотря на его «европейзированную» копию, Микура с грустью осознавал, что так оно и есть. Положение усугубляли глупая братская ревность и слегка нервное ощущение того, что он сейчас выдает свою сестру замуж. Икки пристально посмотрел на Микхаэля, а тот, в свою очередь повернулся лицом к Ворону. - А мы с тобой похожи! - одновременно сказали они и рассмеялись, похлопав друг друга по плечу. Миоски глупо улыбнулась. Встретившись взглядами с братом, девушка по обыкновению затянула мысленный диалог в стиле Микура с братом: «Ну, как тебе?» «Ты хоть знаешь, какие проблемы тебя поджидают с этим перцем?» - с укором посмотрел Казу на свою сестру. «Может, я мазохистка?» - и снова глупая довольная улыбка на ее лице. Что ж, пусть так. - Тогда... - сказал Ворон и встал в свою фирменную позу «вызова», вытянув в направление Микхаэля указательный и большой пальцы, - мы обязательно сразимся друг с другом! - Не слишком ли смелое заявление для того, кто и года не катается на АТ? Сначала оперись, Вороненок… - Как ты меня назвал, цыпленок? Я таких типов, как ты, на завтрак ем! - Не зазнавайся только потому, что ты так быстро достиг уровня B. И я, между прочим, Летучая Мышь. Советую запомнить. - Да-да… мышка - норушка… Было видно, как Ворон «клевал» Летучую Мышь. А Летучая Мышь «терзала» Ворона. Но баталия также быстро и прекратилась, когда Икки и Микхаэль пожали друг другу руки, как будто до этого не один пуд соли съели вместе. Миоски и Казу выпали в каплю. Похоже, они оба нашли себе подходящую компанию. Яблоко от яблони... - Кстати, сестренка! Как ты назвала эту картину? – хитро прищурился Ворон, ожидая услышать что-то. Микхаэль с Миоски переглянулись, и девушка сказала: - "Путь Воли", - без тени сомнения ответила Миоски. - Но ведь... разве… - протянул Казу, сложив руки на груди и рассматривая картину, как истинный ценитель искусства. - Я же творец! Понимаешь, натура переменчивая, да и чувства были не те, когда ее завершала. Сам же мне когда-то говорил «о шаге на два хода вперед»… что, откажешься от своих слов? - Миоски прикинулась каваем. С каваем спорить бесполезно. - Нет, - ответил за Казу Икки и побрел прочь в прострации, Миоски последовала за ним и закрыла дверь. Так и попрощались. Только Казу заметил, что Икки как — то погрустнел.