Тяжелая ночь

      Джон Рокстон стоял у перил Дома-На-Дереве и вглядывался в ночную темень.       Погода сегодня была просто как по заказу. Ледяной дождь лил стеной, над северными горами, словно злой разбуженный не вовремя великан, рокотал гром. Шквальный ветер насильно заставлял вековые деревья кланяться этому немилосердному божеству едва ли не до земли. То тут, то там небо рассекали яркие, острые как пики молнии. Одна из них прямо на глазах Джона ударила в дерево у тропы, футах в семидесяти от дома. Могучий ствол развалился на две части как склеенная неумелыми детскими ручонками поделка. В подожженой искрой трухлявой середине затеплился огонь, но низвергающиеся с неба водяные струи не позволили пламени разгореться. По тропе, уходящей от Дома-На-Дереве в сторону деревни Занга, стремительно неслись намешанные дождем грязевые потоки, витиевато закручиваясь водоворотами на поворотах и ступенях.       Лорд Рокстон никогда не пылал любовью к суеверным знаниям, но сегодняшняя ночь казалась ему увещеванием судьбы.       Он стоял здесь, у единственного незанавешенного окна насквозь промокший от дождя, а там, за стеной, в самой большой комнате Дома-На-Дереве — комнате Вероники — в окружении подруг и зангийских знахарок, рожала его жена.       В тот момент, когда белая как полотно Маргарит, вращая лихорадочно блестящими глазами, в самых грязных выражениях выгнала его прочь, Джон расстроился. Сейчас, слушая несущиеся из -за занавешенной двери стоны любимой женщины, Охотник был рад, что он здесь. Вряд ли его трясущиеся руки смогли бы поддержать Маргарит хоть сколько ни будь. Да и бывшая мисс Кру, ныне леди Рокстон, была не той женщиной, которая испытывает удовольствие, вызывая у кого бы то ни было жалость. Тем более, у собственного мужа. Ей всегда было достаточно того, что он и без подтверждений знал о ее слабостях.       В краткие моменты зыбкой тишины, воцаряющейся между сочными раскатами грома, до напряженного слуха Джона доносились раздраженные стоны на непонятных языках, выкрикнутые срывающимся и задыхающимся голосом Маргарит. Им отвечал приглушенный голос Вероники или кого-то из знахарок, и последующий крик роженицы тонул в новом грохоте грома.       Рокстон провел ладонью по забрызганному дождем лицу. Мужчине было страшно за жену, и это было связано не только с длящимися уже более получаса родами.       Джон опасался того, с чем придется столкнуться, когда их малыш придет наконец в этот мир. Повод для страхов у английского лорда был.       Для каждого мужчины девять месяцев ожидания наследника являются тяжелым периодом. Джону сравнивать было не с чем, но ему казалось, что именно ему досталось особенно. Мисс Кру никогда не отличалась прекрасным характером, а в буйстве гормонов вообще становилась невыносима. К странным гастрономическим предпочтениям жены Рокстон относился понимающе и не отказывался принести свежую веточку петрушки из огорода даже в пол четвёртого утра. Почему бы и нет, если это сделает его любимую хоть капельку счастливее? Джон вообще старался исполнять все прихоти беременной Мисс Кру. Финн порой рычала, что эта его безотказность и есть всему виной. Рокстон совершенно не был согласен с подобным утверждением: он соглашался далеко не на все.       Так, они с Маргарит спорили из-за каждой кружки кофе. Женщина и на втором, и на девятом месяце не собиралась отказываться от напитка Богов (как она его называла), а побуждаемый познаниями в медицине Джорджа Эдварда Рокстон был категорически против этого. Почти месяц ежедневных ругательств, смертельных обид и даже слез со стороны мисс Кру, но кофе был выдворен из Дома-на-Дереве окончательно и бесповоротно. Заядлый кофеман Мелоун, который поначалу этого бескофеинового закона пытался насладиться кружечкой любимого напитка на огороде, столкнулся с поистине собачьим обонянием Наследницы, и после нескольких истерик с ее стороны тоже вынужденно перешел на употребление травяного чая. Вероника не могла скрыть удовольствия от этого факта.       Но не только от кофе не хотела отказаться ради беременности жена Рокстона.       Робкую просьбу Джона не носить корсеты мисс Кру встретила самодовольной фразой о том, что ношение его ребенка еще не дает Лорду право требовать от Маргарит отказаться от ее красивого отражения в зеркале. С каждым новым месяцем на дорогом французском корсете лишь незначительно ослаблялась шнуровка, пока в один далеко не прекрасный день все запасы небезопасных для будущего ребенка модных аксессуаров бесследно не исчезли из новенького, сооруженного умелым Мелоуном, шифоньера в комнате Маргарит. Женщина прошерстила все без исключения шкафы и сундуки в доме, ничего разумеется не нашла, и теперь в запале семейных ссор постоянно припоминала мужу их стоимость. А Лорд Рокстон и знать не знал, куда затейница Финн спрятала почти весь лондонский гардероб Наследницы.       Но если все эти поведенческие странности Джон еще, скрепя сердце, мог бы списать на несознательность своей жены (хотя, стоит признаться честно, за всю многообразную жизнь Маргарит этим словом ее не описывали даже в раннем детстве), то сильнее всего его пугало отношение мисс Кру к детям.       Казалось бы, девять месяцев вынашивания в своем чреве ребенка уж должны бы настроить ее на нужный лад. Но нет. Совсем недавно Вероника убедила подругу взять на руки новорожденную дочку Ассай. На лице Наследницы в те недолгие несколько минут отразилась огромная палитра эмоций: от полного ужаса до абсолютного отвращения. Не о таком мечтал Рокстон, когда однажды вечером признался, что хотел бы как минимум двоих детей... В деревне Занга, видя брезгливо наморщенный носик жены и то, как она держит заливающегося ором младенца практически на вытянутых руках, мужчина испытал страх. Как же Рокстоны будут жить дальше, если Маргарит настолько откровенно не хочет ребенка, которого носит? Джон впервые за все девять месяцев задал себе этот вопрос честно, и теперь совершенно не знал, что делать с открывшейся ему истиной. Скажи ему мисс Кру честно, что она не хочет от него ребенка, он бы с трудом, но смирился... Они бы что-нибудь придумали, Джон бы подождал, но она не сочла нужным даже обсуждать это, просто в один из дней обрадовав его радостной новостью. А потом на протяжении почти сорока недель Рокстон убеждался, что новость радостной была только для него...       Признавшись себе в своих страшных подозрениях, Джон не пытался поговорить об этом с Маргарит. В последний месяц у нее сильно отекали ноги, нестерпимо болела поясница, и лорд не стал добавлять причин для ее плохого настроения. Для себя Охотник решил, что если окажется, что он прав, то изводить жену заботой о малыше он не будет. Чтобы не случилось у них, Джон любил мисс Кру слишком сильно. Может быть, постепенно в женщине проснется материнский инстинкт... Рокстон не намеревался оставлять любимой ни одного повода для будущего самобичевания из-за материнства.       Буйный ветер относил грозу в сторону. Подсвеченное множественными электрическими разрядами марево хоть и стояло над платанами у Дома-На-Дереве, но молнии пронзали небо уже совсем вдалеке к югу. Дождь надтих и с глухим шелестом омывал каждый листок многообразной тропической флоры.       В спальне Вероники зашумели торопливые шаги, что-то упало и покатилось по полу, позвякивая металлическим басом. Громкий, полный невыразимого удивления крик только пришедшего в этот мир существа взвился ввысь и заплясал между стропил соломенной крыши.       Рокстон метнулся к двери, едва не запнулся о ножку стола и не упал — ноги мгновенно стали ватными. От шумного дыхания, сотрясающего грудь, колыхалась тяжелая занавеска. Джону, с таким нетерпением последние несколько дней ждавшему появления на свет их с Маргарит ребенка, как-то совершенно иррационально стало страшно именно сейчас. Мужчина просто не мог найти в себе сил отдернуть ткань, заменяющую в Доме-На-Дереве двери.       Занавеска легко отъехала в сторону. Вероника улыбнулась его встревоженному виду, прислонилась спиной к стене и взглядом карих глаз указала вглубь комнаты.       Джон сглотнул образовавшийся в горле тяжелый ком, провел рукой по отросшей за ночь щетине, и нерешительно занес ногу над порогом. Дальше дело пошло лучше. Зангийские знахарки прекрасно знали свое дело. Приняв роды, они совершенно неслышно испарились, прихватив с собой все свои многочисленные приспособления.       Затянутое дождевыми тучами небо каким-то совершенно непостижимым образом расчистилось, пока Лорд добрался из гостиной сюда, и сейчас ничем не смущаемая Полная Луна щедро заливала самую просторную комнату Дома-На-Дереве своим белым светом, полностью уничтожая желтые огоньки, резвящиеся у свечных фитилей.       Джон замер у спинки постели, беспомощно глядя на полусидящую в обилие подушек Маргарит. Его женщина была почти прозрачна в этом неверном лунном свете. Тугая смоляная коса растрепалась, черные кудряшки облепили влажный лоб, шею и щеки. Глаза леди Рокстон прятались в тени из-за полуопущенной головы, зато обескровленные и искусанные губы были видны отчетливо. Худые плечи выглядывали из слишком широкой ночной сорочки. Леди Рокстон не замечала присутствия мужа. Все ее внимание было сосредоточенно на крошечном свертке, лежащем на ее груди. Тонкие руки неуверенно обнимали складки одеяльца, из которого доносилось негромкое сопение.       У Джона защемило сердце от стыда. Как мог он ради эгоистичного желания наследника своему роду подвергнуть ее таким мучениям? Особенно, если Маргарит не хотела этого... Желание приложить все усилия, чтобы мисс Кру почувствовала себя счастливой матерью, стало в его душе в этот момент еще больше. Рокстон пока что не знал, как будет добиваться поставленной цели, но точно знал — добьется.       Не те у них с Маргарит характеры, чтобы спасовать.       Ничего не подозревающая об его мыслях женщина медленно подняла голову. Ее зеленые глазища в окружении пушистых ресниц испуганно оглядели Джона с ног до головы и остановились на его глазах.       — Джон?       Рокстон кивнул, не сводя с жены взгляда. Он знал, что никогда не сможет забыть того, что видит сейчас. Через чтобы им не пришлось пройти в будущем, Маргарит, держащая на руках их первенца, навсегда останется в его памяти.       Мисс Кру вновь склонила голову, рассматривая ребенка в своих руках. Джону не терпелось увидеть его тоже. Мужчина еще даже не знал, сын у них или дочь! Но не двигался с места, понимая, что эти мгновения целиком принадлежат матери и ребенку и только они, эти бесконечные секунду, освещенные изменчивым светом Луны, способны изменить его упрямую Маргарит.       В следующий раз, когда леди Рокстон взглянула на мужа, в ее глазах уже не было той растерянности, что раньше. В этих зеленых безбрежных омутах промелькнула привычная ухмылка.       —У меня серьезный вопрос... — брюнетка говорила негромко, но с ощутимой насмешкой. Джон еще подивился тому, как привычно звучит ее бархатный голос, он-то ожидал что после нескольких часов родов она будет только устало шептать.       — Какой вопрос, любовь моя? — Охотник мысленно приготовился услышать что-то наподобие «А когда мы отдадим его кормилице?» и пообещал себе сохранить лицо в любом случае.       Маргарит снова мельком взглянула на ребенка в своих руках, потом снова на Джона.       — А Лорд Рокстон сможет смириться с тем, что он отныне становится не самым любимым мужчиной в семье?...       Остаток фразы она говорила уже малышу, потому что тот завозился в ее руках и высунул крошечную руку из одеяла, словно заявляя всему миру, что вот он — здесь. Джон завороженно смотрел, как его несносная, не желающая заботиться о будущем ребенке во время беременности жена ласково касается губами малюсеньких пальчиков, нежно прячет ручку их сына обратно в складки одеяла, улыбается самыми уголками губ и прижимает сверток теснее к груди.       Сможет ли лорд Рокстон свыкнуться с тем, что его жена будет крепче любить другого мужчину?       Джон в два шага преодолел расстояние до изголовья постели, мягко опустился на ее край, засматриваясь на розовую, сморщенную мордашку с чуть вздернутым вверх носиком. Носиком Маргарит. Их сын с трудом открывал слипающиеся глазенки и ерзал, словно уютнее устраиваясь в складках теплого вероникиного одеяльца.       Мисс Кру вглядывалась в лицо мужа, и, кажется, всерьез ждала ответа. Малыш в ее объятьях зажмурился и размеренно засопел. Словно очнувшийся от оцепенения Джон потянулся вперед и коснулся губ своей законной жены глубоким, чувственным и благодарным поцелуем. Маргарит на мгновение пожалела, что обе ее руки заняты ребенком, но Охотник нежно обхватил женщину за плечи и прижал к своей груди.       Маргарит с безграничной нежностью наблюдала, как улыбка беспардонно растягивает его губы в совершенно дурашливой, мальчишеской улыбке. Женщина уткнулась лицом в изгиб его шеи и закрыла глаза, физически ощущая, как безграничное счастье, так старательно не подпускаемое ранее вплотную, затапливает ее душу без остатка.       Джон неуверенно накрыл своей ладонью руку жены, которой так прижимала к груди их малыша, и прошептал:       — Безусловно, Лорд Рокстон сможет с этим смириться... 27.08.2016