шиза.

- Это Тая, познакомься. – кричит Ваня в попытке переорать музыку, ревущую из колонок. Мирон смотрит ей в лицо, переливающееся синими, красными и зелеными отблесками, и улыбается. Она выглядела такой грустной и одинокой, что ему захотелось спасти ее, а в итоге спасать пришлось его самого. Слишком много всего навалилось – бесконечная вереница концертов, смерти знакомых, стресс и недосып – ядерный коктейль, который вот-вот привел бы к срыву. И Шиза. Маячащая на периферии постоянно, напоминающая о себе. А когда в нем плавает уже третья порция виски, внезапно тянет на откровенность. Он вообще мало что понимает в последнее время – всегда либо отчаянно сонный, либо невменяемо пьяный. На всякий случай, он трогает ее за руку, лежащую на столе. Она теплая, мягкая и не растворяется в воздухе. Поднимает на него подернутые дымкой глаза и сжимает его ладонь в ответ. - Откуда такая уверенность, что у меня нет собственной Шизы? Меня просто никто не проверял. Мир смеется. А ведь и правда. Нет здоровых людей, есть недообследованные. - Мне очень сильно кажется, что я больна. - И чем же? Тобой? - Может, у меня нарколепсия. - А по-моему, у тебя бессонница и попытки отоспаться. - А еще может быть… - Тебе хватит, нет? Слишком уж крепкий алкоголь для такой, как ты? Она слышит в голосе тошнотворную снисходительность, да, словно он разговаривает с маленьким неразумным ребенком, и недовольно морщится. - Откуда ты знаешь, какая я? Он молчит, потому что ответа у него нет. Он сказал первое, что пришло на ум. На нетрезвый ум. - Я люблю напиваться, тогда приходит смелость делать то, что страшно делать трезвой. - Например? - Например вести разговоры с кем-то вроде тебя. - Думаешь, я какой-то особенный? - Я думаю, ты себя таковым считаешь. А вот являешься ли, это уже другой вопрос. Он хмурится. Ее слова задевают, но он ведь сам спросил. - Ты всегда такая злюка? Она разводит ладони в жесте, который обозначает «а что ты, идиот, хотел?» Он позволяет себе лишнее, кладет руку девушке на шею, и притягивает к себе. Целует. Но она почему-то не отстранятся. И потом, в такси – она мягкая и светлая, что ему больно на нее смотреть, но он все равно смотрит, как уличные фонари выхватывают из темноты кусочки ее лукавой улыбки. И их переплетенные пальцы, лежащие у него на ноге. Он знает, к чему все это ведет, но едва открывается дверь квартиры, он понимает, что ему казалось, будто он знает. Но и такой исход ему нравится, даже больше нравится. Он лежит у нее на плече – они проспиртованные до мозга костей, пьяные и умиротворенные. Ее пальцы греют прикосновением его затылок и шею, и от них по всему телу распространяется осторожное тепло. Он давным-давно не проводил ночи — вот так – в теплых чужих объятиях, без секса, в тихих разговорах. Он сказал уже все, что хотел, и просто размеренно дышит, пытаясь не уснуть. Но засыпает, убаюканный теплом. Когда он просыпается, рядом никого. Ни запаха, ни оставленной одежды, ни позабытых вещей – ни единого признака чьего-то присутствия. Не встреть он ее в кафе, куда пришел пообедать, мог бы признать себя невменяемым. Она уходит каждый раз, не попрощавшись – из баров, ресторанов, посреди посиделок у него, Вани или Порчи дома. Он каждый раз почти готов верить в миражи, но он видит ее за столиком у окна. Видит и злится. Но она, как ни в чем не бывало, улыбается и подманивает его к себе. - Привет. Как спалось? - Опять слиняла по-английски, да? - Думала, ты оценишь. С утра нужно было в универ. - А позвонить не судьба? - Не могла найти твой номер в своей телефонной книжке. Вот уж вранье. Там с десяток самых необходимых номеров. Семья и самые близкие друзья. Имя Мирона там тоже есть, но она всегда пренебрегает телефонными звонками. Он не наседает. По крайней мере, старается. Получается с переменным успехом. Она играет с ним в кошки-мышки, но слишком уж ему хочется заполучить этот трофей. - Что плохого в том, чтобы быть известным? – Он беспечно машет рукой, но она прекрасно знает, что у любой медали есть обратная сторона. И минусов здесь, возможно, даже больше, чем плюсов. Или со стороны они виднее. И он все понимает по ее взгляду. - Самое плохое в том, чтобы быть известным? Самое плохое в том, чтобы быть известным мужчиной - это то, что школьницы будут писать про тебя слэш-фанфики. - Что? – на лице у него абсолютное непонимание, и она смеется. - Не говори, что ты не знаешь? - Нет. - Ооо, твое счастье. Не гугли это, побереги психику. Мирон смотрит на нее с недоверием, тянется к телефону, но она вырывает его из рук. - Я серьезно. - Но теперь мне хочется знать. - он звучит, как обиженный мальчик. - Ну окей. Сейчас я открою тебе парочку, но, пожалуйста, не говори потом, что тебя не предупреждали. Она открывает сайт, садится ближе и передает ему телефон, и давится от смеха, наблюдая за калейдоскопом эмоций на его лице. - И много там такого? - скривясь, спрашивает он. - Эй, а как же хваленая европейская толерантность? Она возмущается шутливо, но он чувствует себя неловко. - Что это вообще за сайт? - Я бы назвала его - заходи, не бойся, уходи не плачь. - Ты права, я бы не хотел об этом знать. Сотрите мне память. Но ему этого совсем не хочется. Наоборот, хочется покрепче запомнить каждый момент. Звенит входная дверь бара, и этот звук, как последний звонок в театре, короткий, привлекающий внимание и предвещающий что-то гораздо более важное, сбрасывает с мужчины оцепенение. На пороге она. Щурится от мелькающих огней, кусает губу – неловко себя чувствует, он знает. Только почему? Он в секунду подскакивает к ней, хватает за запястье. - Явилась? Ну и где ты так долго была? – в голосе злость, но такая бессильная. Он скучал, он так отчаянно скучал, что теперь невыносимо зол на то, как просто она исчезла. Она меняется в лице. А рядом тут же возникает Рудбой. - Мир, ты чего? Отпусти ее. Мужчина отшатывается. Озадаченно смотрит на друга, на девушку. Рудбой осторожно приобнимает ее за плечо, и та чуть ежится, смотрит, прищурившись, на рэпера. - Сделайте вид, что ничего не произошло, ладно? – просит Ваня на выдохе. Порчи с неизменной улыбкой коверкает имя новой знакомой, «Таисия» в его интерпретации звучит совсем уж смешно. Но сокращать до «Ти» свое имя она не позволяет. Порчи десять раз повторяет «Тая», пока не выходит вполне сносно. И девушка впервые за вечер улыбается. Мирону, кажется, нужно извиниться, но он не может. Просто смотрит на нее, но девушка стойко и упорно игнорирует его пристальный взгляд. Бесит в ней абсолютно все. Что ей плевать на его популярность, и это автоматически лишает его одного из козырей. Что она, кроме того, что «красивая барышня», еще и умная, и с ней не работает то, что работает с большинством девушек, встречающихся на его пути. Но это не притворство. Он достаточно хорошо разбирается в людях, чтобы понять – в ней ни капли искусственного. Кроме, разве что, ее упорного игнора и чрезмерного молчания. У нее есть ответ на каждую его язвительную реплику – он точно знает, что она каждый раз хочет ответить – по тому, как на секунду раздуваются ноздри, но сдерживается. Он не знает, зачем. Никакая грубость из ее уст не была бы обидной, а вот молчание пугает. Бесит. Выводит из себя. Бесит и тянет к себе невыносимо. Она разворачивается, чтоб помахать подавшему голос Ване, да так и замирает. Потому что вместо Вани на пороге стоит Мирон, и на лице у него написана радость от удавшейся шалости. Ладонь не превращается в жест одним пальцем, но и едва не превращается в кулак. Она качает головой и отворачивается, возвращая свое внимание телефону. Он болен. Приступы всегда случаются в ее отсутствие, то чаще, то реже, но не это причина, по которой не хочется ее отпускать. Без нее страшно. Без нее маленький полупьяный мирок, построенный на касаниях в маленькой квартире в Питере, рушится с оглушительным треском. Ваня – пропуск в питерскую блоггерскую тусовку. Мирон – випбилет в безумие. Первый ряд, лучшие места – смотри и наслаждайся, пока можешь. - Ты нравишься мне. – просто говорит Мир. Она переводит пустой взгляд на пришедшего, а потом обратно на стену. - Что ты здесь вообще делаешь? - Я пришел тебе помочь. - Ты мне ничем не поможешь. Но мужчина не уходит. Под ним прогибается матрац, а потом щелкает зажигалка. Все вокруг быстро становится размытым от дыма. Почему-то она одновременно и совесть, и все его глупые решения и даже что-то такое неловкое, но нежное, чему он название давать не решается. Он наклоняется и целует ее в плечо, прямо туда, где круглый детский шрам, и снова затягивается. Она вздыхает и накрывается одеялом с головой. - Очень по-взрослому. – фыркает тот, но ответа не получает. – Я могу выкурить тебя оттуда. В прямом смысле этого слова. Смотрит равнодушно и немного раздраженно. Он точно двинутый. - Давай поговорим? - О чем? - Что ты думаешь о моем творчестве? - Девочки пишут задушевные строки, и каждую-то ты спас, хотя жизненного в твоих треках – только твое, никому ты жизнь не спасал, в твоих словах нет призывов к радости, жизни, любви, только о себе да о себе. Каждый из нас эгоист, и когда ты, наконец, признаёшь это, становится в разы проще жить. А они все ищут там какой-то запредельный смысл, которого ты туда просто-напросто не вложил. Он делает еще одну затяжку, и она продолжает. - Каждая из твоих фанаток хочет привлечь твое внимание, а внимания не хватает, никогда не хватит. Даже если ты будешь отвечать на каждое сообщение, каждый твит и каждую фразу, обращенную к тебе. У тебя жизни на это не хватит. Они не понимают. Не понимают, что всегда будет кто-то недосягаемый, до кого не добраться. Да плевать вообще, просто наслаждайся этим, ты ведь именно этого хотел. Так ведь? Он кивает. Она права. Она всегда чертовски права. Снова звенит входная дверь. Какая-то часть мозга отдает скудный, едва различимый в рое мыслей сигнал – так уже было. Ничем хорошим не закончилось. Не поднимай глаза, не поднимай глаза. Но все-таки поднимает. - На кого ты уставился? – удивленно спрашивает Порчи и оборачивается. Но Мирон хмурится, уставившись в пространство, не замечая замешательства друга. Порчи никого не видит. Пустые столики и стена, и что что-то не так, он понимает. Мирон поднимает на друга удивленный взгляд. Уж кто-кто, а Порчи, привыкший ко всем странностям друга, не должен задавать таких нелепых вопросов. - Тая пришла. - Какая Тая? «Это Тая, познакомься» - Наша Тая. «Это Тая, познакомься» - Наша Тая уже месяц с Ваней в Москве, чувак. «Это Шиза, познакомься» Раньше его Шиза иногда маячила где-то позади, то у левого, то у правого плеча, выполняя поочередно роли пресловутых ангела и демона, отвечающих за хорошие и неправильные решения. - Это Тая, познакомься. – кричит Ваня в попытке переорать музыку, ревущую из колонок. С этого момента у Шизы появилось лицо и отчаянная наглость соваться в каждое его дело. У его Шизы ее лицо.