Сквозь сон

Пять вешалок с одинаковыми простыми черными костюмами. Некоторые из них- в целлофановых мешках, свежие, еще не распакованные, после химчистки. Белые рубашки, дюжина, сложены аккуратной стопкой. Шинья никогда не задумывался о том, что в его гардеробе правила весьма ограниченная цветовая гамма. Ему незачем было думать об этом. Его это совершенно не волновало. Серых стен достаточно, черно-белого цвета ему вполне достаточно, чтобы существовать в промежутках между расследованием, которое занимало его с тех самых пор, как он стал другим. С тех самых пор, когда его психо-паспорт навсегда поменял свой цвет. Пути назад не было. Таких, как он, преступников, потенциальных убийц списывали со счетов и бросали с высоты птичьего полета оземь, в серую массу тех, на кого давно закрыли глаза «адекватные люди». Отбросов. Так сказала Сибил. Против Сибил не пойти. Сибил везде- в стенах, в голограммах, в вездесущих сетях, которые только что не проникали в мысли простого человека. Или уже проникали… Чуть прищуриваясь, Когами Шинья курил и смотрел в серый потолок. После сложного дня и ночи, после того, как они гнали сумасшедшего преступника по всем подземным туннелям-сетям, он позволил себе немного расслабиться. Чтобы поймать нарушителя, подключили весь отдел, но тот был настолько хитёр и изощрен, что половина подкрепления потеряла его из виду почти сразу после начала погони. Была ли на то воля случая или, и правда же, новая девчонка, несмотря на всю свою зажатость и боязливость, выделялась талантом к поимке особо опасных преступников, но получилось так, что она была единственным сотрудником комитета, которого не сбили с толку выходки этого маньяка. Её шаги глухо отдавались под высокими сводами туннеля, пока она как угорелая неслась за тем, кто так мастерски запутывал след. Казалось, Когами даже упустил её из вида на несколько мгновений, но затем, прислушавшись, он различил её искаженный эхом крик, который моментально разнесся по всей длине темного туннеля, где одинокие фонари лишь в нескольких местах отбрасывали размытые, тусклые кружки света. Световые пятна были очень редки, и Когами все не мог понять, каким образом он вообще здесь ориентировался. Шинья не знал этого, пока гнался по темному туннелю. Он понял потом- он бежал на сам свет, в его первоначальном виде. Акане. Акане. С его именем на губах. Второй раз на этой неделе. Оба раза его имя из её уст звучало громко, истерично, страшно. Не могло быть иначе- Когами с некоторых пор стал воплощением холода и ненависти. Им только и можно было, что пугать людей. Хотя, девчонка… Акане… Акане словно, наоборот, звала его и нуждалась в нем. Именно поэтому он вытащил её из того её сна, а потом спас от яви, наведя курок Доминатора на того, кто до седины в волосах пугал своими жуткими выходками целый район Токио. Когами не видел её глаз- он только почувствовал её железную хватку на своем предплечье- так в ладонь вцепляется кошка, которую хотят выбросить из окна. До неё были другие. Когами странно было ощущать себя, в некотором роде, даже долгожителем. Они приходят и думают, что все по-новому, что в их жизни теперь все прояснится, что все пойдет как надо. Как же эти глупцы ошибаются. Здесь все по-старому, а время возьмет свое- расставит все точки над i. И очередная порция сотрудников разбежится кто куда, с разрушенными, рассыпавшимися надеждами, с мутными психо-паспортами, и все они в итоге обречены стать психопатами. Явными или скрытыми. Неужели эта участь заготовлена и Акане? Послышался легкий шелест -открылась автоматическая дверь. -Ты слишком много думаешь. -В проеме показалась копна ярко-рыжих волос. -М? Тебе-то что, Кагари? – Произнес Шинья отрешенно, все еще в своих мыслях. -Мне- ничего. Акане спрашивала.- Услышав это, Когами медленно поднял голову и с видимым безразличием посмотрел на Кагари. -О! Я знал, чем привлечь твое внимание!- Хихикнул тот, опираясь о дверной косяк. -Выходит, ты наврал?- Когами был на удивление спокоен. -Ох, если бы!- Всплеснул руками Кагари. -Что она спрашивала?- Продолжил Когами в своем этом спокойном тоне. -Волновалась о тебе! Хах, она всегда так мила, когда невзначай интересуется твоим здоровьем, настроением, состоянием! Смотри, Когами! А то как бы… -Можешь не рассказывать. -Ты не представляешь, какой это кайф- наблюдать, как Гиноза раздражается! Так что, давай, продолжай на всеобщее благо, хех! -Не знал, что «разозлить Гинозу» стало целью твоей жизни. -Знаешь, даже не могу понять, какая цель лучше: эта или…- Кагари не договорил, потому что Когами вдруг посмотрел на него так, что если б его психо-паспорт на тот момент был бы девственно чист, то, после этого смертоносного взгляда Шиньи, Кагари бы мигом арестовали за несовершенное. И притом самое жестокое. *** Акане лежала в ванне, размякшая, расслабленная, словно зачерствелая корочка хлеба, которую бросили в горячий чай. Она желала только одного: чтобы вода смыла не только усталость, но и её сомнения, её навязчивые мысли. Цунемори все не могла понять, как получилось так, что её сон воплотился в реальность. Причем, в самых четких деталях. Все удивились тому, с какой легкостью она угадывала путь, по которому следовал этот жестокий убийца. Все остальные сбились со следа практически мгновенно. И, если бы… Если бы не Когами… Её бы уже здесь не было… Тут она вспомнила, как, все-таки, реальный Когами отличался от Когами во сне. Он был живой, настоящий, готовый закрыть её собой. Только по долгу службы. Как же хорошо, что есть устав. Как же плохо, что есть этот чертов устав! Как же невероятно прав Гино, который не устает повторять, что ни к чему хорошему несоблюдение субординации не приведет! Но какая тут субординация, когда он, рассекая потоки воздуха, бежал к ней подобно ветру, когда в порыве наставлял Доминатор на особо опасного преступника, когда его крепкие руки потом сжали её, перепуганную и дрожащую, когда он нёс её по темному туннелю и когда в конце этого туннеля замаячил свет… Акане давно не чувствовала себя такой свободной. Потому что… Она, кажется, только что поняла… Потому что одновременная смерть с ним… Не была бы и вовсе страшна. И Акане почему-то не хотела верить, что Когами бы попал в ад. Эти люди не виноваты ни в чем. Виновата система. «Ко-га-ми…»- Произнесла она вслух, не совсем осознавая это. Ей вдруг захотелось увидеть его. Больше всего на свете. Он не смог бы прийти к ней. Может, если только в другой жизни. Она представила, как бы это было… Внезапный звонок в дверь посреди ночи, Акане бежит к ней, наспех завернувшись в полотенце, её короткие волосы разлетаются мокрыми прядями во все стороны, роняя холодные капли воды ей на плечи. Она никого не ждет. А тут, вдруг, подходит к двери, смотрит в глазок, а там… «Когами!»- Вырывается у неё. Он стоит там, замерев, в ожидании, одетый в один из своих безупречных черных костюмов, в пальто, чей ворот небрежно приподнят, и белую, немного помятую рубашку. Его рубашка полурасстегнута и слегка обнажает его бледную грудь. Он суров- буравит взглядом дверь, а если б не было двери-сверлил бы своими красивыми глазами беззащитную Акане. Он ждет, пока она откроет. Он не представляется. Когами понимает: Акане посмотрит, кто пришел и откроет. А Акане вместо того, чтобы распахнуть перед ним дверь, замирает, слушая, как сердце в груди начинает биться все чаще и чаще. Она чувствует, что по её щекам разлился румянец, не имеющий ни малейшего отношения к принятию горячей ванны. Она стоит босиком на холодном полу, не решаясь открыть. «Акане, есть разговор!»-Наконец, начинает Когами.- «И я знаю, что ты там»,-Произносит он, наклоняясь к глазку. Из-за линзы его силуэт искажается, словно в кривом зеркале. Акане хихикает. Она решает открыть. Неуверенным движением она раскручивает щеколду и тянет дверь на себя. Тут же её обдает волной леденящего воздуха, и её тело покрывается гусиной кожей. Когами стоит на пороге, весь такой высокий, статный, суровый, нечеловечески красивый, словно примчавшийся сюда на черных, потрепанных крыльях. Непослушные его волосы торчат в разные стороны. От него так приятно пахнет… Сигареты, немного мяты и нотка одеколона, и мускус. «Когами, ты…» -Не успевает договорить она, как вдруг, не дожидаясь приглашения, тот влетает в её квартиру, и, захлопывая дверь ногой, впивается в её губы. Страстно, так, что все его животные намерения Акане чувствует через его жаркий поцелуй. «Я хочу тебя…»-Хрипит он, на мгновение отрываясь от неё. Когами затем нахально, бесцеремонно проникает ей в рот языком, кусает её нижнюю губу, а его шершавые, грубоватые руки ласкают её шею. Он срывает с неё полотенце и, одним движением сбрасывая с себя пальто, продолжает свои эти грубые нежности. Его нахальные губы спускаются ниже, по её шее, все ниже и ниже… «ОЙ!»- Опомнилась Акане. Она широко распахнула глаза. И о чем она только думала! Хотя, кажется, теперь она понимала: пусть лучше бы этот полусон стал явью. Намного приятнее, чем тот кошмар. *** -Гино, может, не станем говорить ей? -Её надо поставить в известность, в любом случае. Рано или поздно, она все равно узнает правду. -Почему бы не «закрыть» дело и не перевести в другой отдел? Девочке не обязательно знать, что она была целью маньяка. -Это не обсуждается, Шион. Тем более, с таким вещдоком сложно будет скрыть правду. -Ведь это один из запрещенных «майндо-контрору»? -Именно. Модель «Фредди Крюгер». Классика. -Интересный референс, всегда поражало, насколько специфическое чувство юмора у изобретателей этой штуковины. На черном рынке, пожалуй, одна из самых редких вещей. -Да. Конечно, ошибочно было полагать, что мы уничтожили последнюю их партию в прошлом году. Интересно, сколько еще существует в Японии… Ладно. На повестку дня, значит, это пойдет. На сегодня мое дежурство закончено. –Гиноза поправил очки и, грозно взглянув на Шион, уверенным шагом направился к двери. «Майндо контрору…»-Пробормотала Шион.- «Запрещенное оружие… Используется для контроля сознания… Есть разные модели… Модель «Фредди Крюгер» запрограммирована на сон. Можно внушить все, что угодно… Можно довести жертву до сумасшествия, заставив её спутать реальность и сновидение… И эта штука заряжена ДНК нашей девочки… И что я ей скажу? «Акане, ты чуть не стала жертвой маньяка". Ладно, это приказ Гинозы, а не моя инициатива… Интересно, а во благо эту вещицу когда-нибудь использовали? Может, стоит попробовать, пока никто ничего не знает?»- Алые губы Караномори растянулись в ехидной улыбке.