Со стороны

«Человек не боится того, что он наблюдал в процессе роста» (пословица)

Ничего не меняется: интонации, улыбки, угрозы. Торжествующая издевка в ярко-голубых глазах Арбатова. Подавая им с господином Феем чай, Тао прикусывает щеку изнутри, пытаясь бороться со гремучей смесью ненависти и ноющего страха. На протяжении нескольких недель, − из незначительных вроде бы обрывков разговоров,− в его мозгу постепенно складывается ясная картина. Все части подходят одна к другой, ошибки быть не может. Впрочем, не то, чтобы Арбатов особо скрывает свою причастность к происшедшему на Тайвани. Тао привычно отшатывается от натиска воспоминаний, но сейчас получается плохо. В мозгу на заднем плане раздается пронзительный крик. Его собственный. Он помнит, как веревки вгрызаются в тело, как снова и снова его бьет наотмашь незнакомец с сумасшедшими глазами. И это – его родной отец, Лю Янцзу. Который приходится старшим сыном Лю Тайрену. Тао не хочется думать, через что пришлось пройти господину Фею с таким братом, но не думать не получается. Подавать чай приходится уже второй раз – с полудня Арбатов и господин Фей спорят, ругаются, делят зоны влияния. Сейчас это так просто – не обращать внимания на форму, чтобы осмыслить суть содержания, и с каждым разом все легче. После возвращения с Тайваня господин Фей учит его нападать, защищаться, дает много дополнительных заданий. И вникать в суть переговоров − одно из них. Сейчас на лице господина Фея читается покорность судьбе – та, что не имеет ничего общего ни со смирением, ни с безразличием; это лицо человека, для которого ни одна цена не будет слишком высокой. Не задумываясь, он убьет… кого угодно, если этого потребуют условия задачи, которую он решает сейчас. Арбатов опять улыбается – неожиданно легко, почти весело роняя слова. Он предлагает якобы взаимовыгодный компромисс, но Тао не верит. Конечно, планы и логика важны, они помогают сосредоточиться. Зато инстинкт гораздо глубже сознания и может предсказать верное решение, даже если оно не очевидно. Тао не знает и не уверен, что когда-нибудь узнает причину, по которой господин Фей теперь делится с ним такими мыслями. Возможно, из-за пережитого ими на Тайвани. Или господин Фей просто ждал, пока он достаточно подрастет. Только одну причину можно исключить сразу. В конце концов, Лю Янцзу заставил страдать их обоих, так что точно не из-за происхождения. Сам Тао однозначно не станет таким. И не хочет ни этого имени, ни этой связи. Господин Фей внимательно выслушивает предложение Арбатова, ни разу не перебив. Он зол – но спокоен, вежлив – но опасен, справится с кем угодно, и это очевидно всем и каждому. Неожиданно Тао понимает, что улыбается от уха до уха. Сейчас начнется. Господин Фей умеет отхлестать словами – безо всякой грязной брани, без всего такого – не повышая голоса, но так, что неугодные хотят провалиться на месте. Будто услышав его мысли, Арбатов неожиданно поворачивается к нему и тягуче произносит, словно напевая любимую песню: — Ну, детка, как тебе Тайвань? Это непочтительно, совершенно неприлично в присутствии старших и, тем более, вышестоящего в иерархии, но Тао решается. В конце концов, господина Фея откровенно провоцируют. Какого черта Арбатову это нужно на сей раз, не известно. Зато хорошо известно, что нельзя давать врагу желаемого. Опережая побелевшего от ярости господина Фея, Тао заговаривает с Арбатовым первым: — Ничтожный хотел бы отблагодарить господина за проявленный интерес историей, – привычно начинает он ответ с вежливого оборота речи, одновременно борясь с желанием плеснуть Арбатову кипяток на ноги, — только сказать нечего. Совершенно ничего, достойного упоминания. Арбатов изумлён. Тао видит это изумление, отрешенно разглядывая, словно со стороны, его лицо. Видит, как тот ищет в его интонациях фальшь, как не находит и как на его лицо набегает тень. Стараясь не растерять решимость, Тао старательно не смотрит на пораженно молчащего господина Фея, и предлагает Арбатову совершенно искренне-безразличным тоном: — Еще чаю? Арбатов кивает, так и оставшись в недоумении и некотором недовольстве, и их разговор с господином Феем снова переходит в деловое русло. Тао привычно убирает чайные принадлежности на поднос и протирает столик, игнорируя странные взгляды Арбатова. Работать хорошо. В состоянии сосредоточенности время летит быстрее, помогая пережить неприятный визит. Наконец-то Арбатов откланивается, большинство телохранителей расходится по своим постам, и Тао берет в руки поднос, чтобы выйти следом. — Тао, задержись. Голос господина Фея спокоен, интонации небрежны, но Тао ощущает, как позвоночник сковывает холод. Похоже, сейчас ему влетит за дерзость. Поставив поднос обратно на столик, он молча ждет. Повинуясь знаку господина Фея, выходят даже двое доверенных телохранителей, находящиеся при нем почти неотлучно. Несколько секунд после того, как дверь закрывается, в кабинете стоит тишина. Тао слышит в ней свое дыхание и с внезапно пробудившимся интересом изучает узор на ковре. Краем уха он слышит шорох, когда господин Фей встает с кресла. Глаза вдруг предательски щиплет, поэтому Тао крепко зажмуривается. Шагнув ближе, господин Фей притягивает его к себе за плечо, отчего Тао оказывается впечатан лицом в могучую грудную клетку, и ласково гладит по голове. Несколько минут они просто стоят в тишине, пока господин Фей не отстраняется на расстояние шага. К тому времени Тао уже окончательно успокаивается, поэтому уже несколько недель ожидаемый вопрос не пугает. — Тао, ты в самом деле... не думаешь о Тайвани больше? Не скрою, я приятно удивлён, как ты ответил Арбатову, но все таки? В голосе господина Фея звучат сожаление, тепло и такая явственная забота, что Тао позволяет себе улыбнуться. — Было бы о чем думать. Вспоминать – да, есть о чем, но думать… Если все для себя решил, то зачем? Господин Фей чуть покачивает головой, не то отрицая, не то соглашаясь, и молчит. Потом машет рукой, отпуская, только у Тао возникает предчувствие, что их разговор продолжится и скоро. Видимо, просто пришло время разобраться до конца. Или господину Фею уже не так больно, как вначале. Выходя из кабинета, Тао думает об этой боли, которую пытается унять, как умеет, и ему кажется, что все у них будет в порядке.