Враг навсегда остается врагом

За окном гремел гром и разозленным котом шипел бешеный ливень, но внутри было тепло и спокойно. Карл уже обсох с дороги, ему подали горячего вина, он успел облапать красоточку-служанку, что принесла ему ужин, и теперь с наслаждением терзал руками холодную куриную грудку. И будто вовсе не замечал кардинала Чезаре Борджиа, стоявшего в углу комнаты. Как причудливы происки твои, Фортуна, непредсказуемая ты шваль! Какова картина, а? Больной сифилисом король Франции и сын его кровного врага папы римского, оба инкогнито, вынуждены делить комнату на постоялом дворе. Одни, без эскорта: с Карлом пятеро преданнейших солдат в гражданском под видом обыкновенных друзей, с Чезаре и вовсе один только его рыжий головорез, как бишь там его. Вон, стоит недвижной тенью за спиной у хозяина. Рука забыта на эфесе шпаги, как бы случайно... Карл хрипло загоготал, не выдержав, и бросил на пол обглоданную куриную косточку. — Что вы так смотрите на меня, черт побери?! Мои манеры настолько ужасают? Чезаре усмехнулся. — Вызывают омерзение, Ваше Величество. Все равно, что есть за одним столом с медведем. Ах ты... папов сын! Карл медленно привстал, багровея, глаза его выпучились от гнева... а в следующее мгновение рухнул обратно и зашелся хриплым хохотом, да так, что слезы выступили на глазах. — Браво! Браво, Борджиа! Это в крови у вас всех, что ли?.. Ваш этот делла Ровере стал бы плести, мол, они отражают мою воинскую натуру... птьфу! — Карл смачно харкнул на пол. — Хоть бы одна вошь правду в глаза сказала, а? Мальчишка Борджиа мягко улыбнулся. Лицо его, поначалу застывшее, как маска, несколько потеплело, руки, крепко обхватившие плечи, медленно соскользнули вниз. — Вши созданы не для этого, Ваша Милость. Но я не вошь. Карл бросил на него цепкий взгляд. — Да... Вы не вошь. — И с силой толкнул ногой соседнее кресло, предлагая его Чезаре. — Садитесь со мной, черт возьми. Вы так громко раздумываете, убивать ли меня, что... — Король ухмыльнулся. — Окажите мне любезность: чавкайте погромче. Чезаре чуть заметно вздрогнул: сначала от изумления, а затем (чуть приподнявшиеся уголки губ, обозначившие ямочки на щеках, заискрившиеся глаза, прерывистый выдох) от смеха. Меньше, чем на миг, его взгляд обратился к Микелетто-головорезу. Его жизнь, понял Карл, только что взвесили на ниточке этого взгляда... А затем Чезарре плавным движением скользнул в кресло. — Благодарю за приглашение, Ваше Величество. Ступай, Микелетто. Убийца ушел. Не поклонился, отметил Карл про себя, только кивнул. Король не сомневался, что тот пойдет осматривать местность на предмет путей отступления и разыскивать его солдат. Что ж, если не идиот — найдет быстро, они поблизости, приглядывают за его жирной задницей. Мальчишка-Борджиа принялся за еду. Карл обратил внимание на его обнаженные, чтоб не запачкать рукава, руки, и... одобрительно приподнял брови. Надо же. Карл помнил холеные ручки делла Ровере, мягкие, пахнущие жасмином и лавандой; руки папы, гореть ему в аду, слишком нежные для того, чтобы принадлежать человеку скромному и богобоязненному, каковым он представился. Руки его сына разительно отличались: большие, как у крестьянина или солдата, загорелые, мозолистые, огрубелые от меча. Даже кольцо на пальце смотрелось как-то иначе, чем у Ровере и Александра. Карл одобрительно крякнул. Борджиа не манерничал, ел быстро и жадно — похоже, дорога выпила его силы. В считанные минуты добил курицу и оглянулся в поисках вина. Карл щедро наполнил кубок... и встретился с настороженными черными глазами. Да что ж такое-то, все испашки такие подозрительные? Презрительно хмыкнув, король демонстративно сделал большой глоток. Медленное, осторожное движение руки Чезаре, все еще остро блестящие зрачки, неотрывный взгляд прямо ему в лицо... Карл думал, что мальчишка едва пригубит вино, не отрывая от него настороженного взгляда, но тот снова его удивил: взял и одним махом опрокинул в себя кубок, зажмурившись и на миг показав беззащитное голое горло. Черт дернул Карла рассмеяться: — Берегитесь, Борджиа! По милости Вашего папаши, я заразился сифилисом... — зверское ожесточение исказило на миг черты короля. — Мне не страшно умереть от яда. Я уже мертвец. Не то чтобы Карл рассчитывал его напугать: он уже понял, что Борджиа не из тех, кто показывают страхи, но увидеть этого паршивца напуганным все-таки ой, как хотелось. Из-за его папаши и сестры (какая бы дивная у нее ни была белая шейка) он умирает. Из-за него самого и его чертовых пушек едва ли не впервые в жизни сдался без боя, и еще неизвестно, что из этого хуже. Однако вместо страха он увидел уже знакомое взвешивающее выражение в слишком живых глазах. Чезаре неторопливо (он вообще все делал неторопливо, заметил Карл) налил себе и королю еще вина и небрежно качнул кубок в ладони. — Вы этого не сделали. И не сделали бы... — Юноша со вздохом удовольствия откинулся на спинку кресла. — Вы не отравитель, а воин. Вы, скорее, убили бы меня на дуэли, чем... К тому же, Вы хотите смерти на поле боя. Я прав? Вот ведь паскуде-еныш... Карл грохнул кулаком по столу. — Да, черт возьми, правы! Особенно насчет того, что я хочу Вашей смерти. И всей Вашей семье! До чего же живые у мальчишки глаза, все чувства как на ладони. На миг промелькнуло нечто вроде горечи — и глаза сделались жесткими, как агат, и яд разлился по чертам лица. — Еще один... Что ж, по крайней мере, у Вас есть весомые причины. — Не вздумайте перечислять их, Борджиа, не то я плюну на здравый смысл и попытаюсь убить Вас. Насмешливая ухмылка дернула рот. — Хромой старик-сифилитик — меня? — Юноша покачивал кубок в ладони, из полумглы блестели темные глаза. — Против меня как полководца у Вас есть все шансы, Ваше Величество. Вы много опытнее, я восхищаюсь Вами. Но один на один у Вас шансов немного, а мой Микелетто вырежет Ваш эскорт быстрее, чем Вы успеете сказать «сыр». Поначалу Карл налился гневом, как ягода — соком. Что этот щенок себе позволяет?! Говорить о нем такое, о нем, великом Карле Французском?! Но затем гнев отступил куда-то, и мужчина, обмякнув в кресле, взглянул на мальчишку почти восхищенно. Немного в его жизни было людей, имеющих храбрость (или дурость) говорить ему правду в глаза, честно и прямо. И взгляд у него такой же... Карл пристально заглянул в чужие глаза, слишком живые в эту минуту. А тогда, под римскими стенами, смотрели так твердо, будто Чезаре и правда верил в собственный обман. Гася последние отблески гнева, король промочил горло вином и крякнул: — Да... Я уже убедился. Ваш Микелетто убил двух моих людей своей сырорезкой. — Прошу простить, мы очень спешили, — с учтивейшей из своих улыбок откликнулся Борджиа. — Неотложные дела в Пезаро. — О да! Забросать Джованни Сфорца капустой. Много важнее папской миссии. — Моя миссия заключалась в том, чтобы быть Вашей подушкой безопасности, Ваша Милость, — прищурился Чезаре. — Вашим заложником. Не так ли? Искра проскочила по связующей их нити взгляда. Казалось, король и кардинал готовы сцепиться в самой обыкновенной мужской драке: лица застыли в гневных гримасах, глаза горят, руки сами сжимаются в кулаки... Но так казалось лишь несколько мгновений, а затем в комнате грянул хохот в два горла. Отчего вдруг такой приступ хохота? Ни Карл, ни Чезаре и сами не знали, но все равно смеялись. Отдышавшись и промочив горло, Карл прямо заявил: — Вы нравитесь мне, Борджиа. Чезаре улыбнулся неожиданно открытой, яркой улыбкой. — Вы мне тоже, Ваша Милость. — ...и все же я Вас ненавижу. Даже если бы Карл умел красиво изъясняться, он все равно затруднился бы описать ту гамму чувств, которая за два мгновения промелькнула в живых глазах Борджиа. Пепельная бабочка горечи — и странное удовлетворение. Понимание. Тепло. И стальной холодок ненависти, но не того лихорадочного чувства, которое оставляет после себя лишь пепел, но ненависти холодной и твердой, как агат и кость. И способной уживаться с симпатией. Карл не смог бы толком описать то, что видел, но душой понимал прекрасно — потому что сам чувствовал то же. Чезаре холодно отдал ему честь кубком в ответ на признание в ненависти и улыбнулся. — Взаимно, друг мой... Хотя я и восхищаюсь Вами при этом. Вы великолепный полководец. Хитрый, как змей, и свирепый, как лев. — Не скатывайтесь до лести, Борджиа, мне нравилась Ваша честность, — засмеялся Карл. — Я все еще честен, Ваша Милость, — веселье заплясало в глазах Чезаре. — У львов, как и у Вас, страшно воняет из пасти. «Лев» Карл заржал, как здоровый конь. Нет, ну что за восхитительный паскуденыш, кочергу ему в задницу! Прямо жаль, что они не встретились иначе... Может быть, на одной стороне... Да что говорить об этом. — А что насчет разложения? — полюбопытствовал король. — Мое тело, как Вы знаете, постепенно гниет изнутри... От львов тоже пахнет гниением? Чезаре сделал очередной глоток. — Только от мертвых, Ваше Величество. Мертвых... Карл чуть вздрогнул, будто холод все-таки прорвался в тепло комнаты. И тут же лицо его ожесточилось, как глухая стена. Король навалился на стол и медленно, внятно выговорил: — Прежде чем я умру, Борджиа, я заберу с собой и Вас, и всю Вашу семью. Даю слово. Глаза мальчишки оледенели, и в них, как пронзительный солнечный луч, сверкнул азарт. «Попробуй, старик, — говорил этот взгляд, — а я посмотрю, что получится». Мальчишка, вдруг подумал Карл. Талантливый, отважный, решительный... Мальчик. — Быть может, — очень тихо сказал этот мальчик. Вино покачивалось в его кубке. — А быть может, я подчиню себе Францию. Со всем почтением к умирающему льву. Азарт и решимость светились в его глазах — и Карл, не удержавшись, хлопнул парня по плечу так, что он даже сидя качнулся. — Будь я проклят, если позволю Вам это сделать, Борджиа! Но — попробуйте. Война — это игра... жестокая игра. Ваш коллега Ровере долго не понимал ее жестокости... А зря. Что до меня, — король волчьи ухмыльнулся, — я рад встретить достойного оппонента. Но позвольте мне дать Вам один совет как более опытный игрок младшему. — Он наклонился к Чезаре и вдруг услышал спокойнейшее... — Позволяю. Будто он вправду спросил у него разрешения! Паскуде-еныш, подумал Карл почти с нежностью. — Выпустить бы Вам кишки за это «позволяю»! ...так вот. — Мужчина тяжело, пристально взглянул ему в лицо. — У Вас слишком живые глаза, Чезаре. Слишком. Сразу видно, что к кому Вы чувствуете. Учитесь скрывать свою ненависть, Борджиа: не все предпочитают честную ненависть фальшивой любви, как это делаю я. Обычно все как раз наоборот. Мальчик ответил ему долгим задумчивым взглядом. И теперь Карл вправду не мог прочесть, что там таится за темной пеленой задумчивой отрешенности под чуть опущенными ресницами. Чезаре долго задумчиво смотрел на него; многим сделалось бы неуютно под таким взглядом, но Карл встретил его спокойно и твердо. И, наконец, мальчишка едва заметно наклонил голову. — Благодарю за совет, Ваша Милость. Возможно, это прозвучит странно, но... Для меня честь — иметь такого врага, как Вы. А теперь, — он поднялся из-за стола и коротко поклонился, не сгибая спины, — позвольте мне удалиться. — Позволяю, — ухмыльнулся Карл, и глаза Борджиа дерзко и зло вспыхнули ему в ответ. «Мне это припомнят, — подумал Карл удовлетворенно, — и замечательно».