Wolf's mint

      Мягкий свет свечей, лишь разбавляющий полутьму небольшой комнаты, но не прогоняющий ее до конца, все равно режет глаза, заставляя Петира вновь зажмуриться. Каждая клеточка его тела болит, словно по нему прошелся табун лошадей, всегда пасшийся на лугах, раскинувшихся вдоль одной из рек, которыми так богаты Речные земли. Терпкий запах настоек и трав безошибочно дают ему понять, что он сейчас в башне мейстра. Пересохшие губы кривятся, когда он вспоминает, почему оказался здесь.       Каким же он был глупцом, когда решился рискнуть и пойти против этого северного громилы. Но, видимо все же были правы те, кто говорил, что любовь ослепляет и делает человека безумцем. Он просто не мог принять того, что рядом с его Кет, такой невесомой и изящной, истинной Леди Риверрана, будет этот неотесанный северный волк, который ничего не сможет ей дать взамен. Но даже меч северянина, располосовавший Петира практически пополам, не смог выбить из мальчишки того, что он чувствовал к Кейтилин.       Он практически не помнил того, что происходило потом, после нелепой схватки. Лишь обрывочные воспоминания, словно всполохи неровно горящей возле изголовья его кровати свечи, всплывали в памяти.       Шероховатые руки, покрытые сетью старческих морщинок, меняют повязку, скрывающую его рану. От ткани, пропитанной какой-то мазью, разит так, что мальчишка забывает даже как дышать, чем, судя по всему, до смерти перепугал мейстра.       Но практически сразу руки мейстра сменяются мягкими девичьими ладошками, мягко скользящими вдоль его изуродованной груди. Рыжие кудри, в которых запутался неровный свет свечи, скрывают ее лицо, когда она склоняется к нему, ласково касаясь губами и покрывая поцелуями его лицо.       – Кет… – Петиру кажется, что он кричит, хотя с его губ не слетает ни слова.       Его попытки сложить эти картинки в единое целое прерываются обрывками разговора, которые долетают до него.       – Сколько ему еще нужно, чтобы окончательно стать на ноги? – голос старика Хостера он не спутает ни с одним другим голосом.       Надо же… Талли сам лично пришел поинтересоваться тем, как чувствует себя его воспитанник, который оказался недостойным оказанной ему чести. Губы юного Бейлиша вновь кривятся в едкой усмешке, тонкая корочка, покрывающая их лопается, оставляя во рту металлический привкус сочащейся крови.       Он не слышит, что отвечает мейстер, но следующий вопрос Хостера, прозвучавший, словно гром среди ясного неба, все же помогает Петиру сложить воедино хотя бы несколько кусочков из тех обрывков, которые крутятся в его голове:       – Надеюсь, Лиза больше не появлялась здесь?       Он пытается перевернуться, но ему это не удается, срывая с растрескавшихся губ лишь очередной стон, от чего говорившие замолкают и, судя по шагам, старик Талли, покидает башню, оставляя мейстра наедине с его подопечным.       Лорд Харренхолла щуриться, когда в глаза бьют солнечные лучи, в кои веки проникшие сквозь пелену тяжелых зимних туч за окнами Винтерфелла. Он чувствует, как его сердце все еще бешено колотиться, пытаясь найти нужный ритм после сна. Лиза… Казалось, что все это было совсем недавно.       Но все это практически сразу тает, словно мираж, стоило его руке, мягко коснуться той, которая сейчас безмятежно спала рядом, положив голову на его плечо и опутав своими объятьями. Рыжие волосы, наследие Талли, разметались по белоснежному белью, горели в солнечных лучах. Одного взгляда на лицо Сансы, такое умиротворенное и спокойное, словно не было ничего из того, что уготовила ей судьба, было достаточно, чтобы губы Бейлиша тронула улыбка.       Наверное, впервые за многие годы, именно рядом с ней он чувствует себя живым. Он знает, что им еще многое придется пережить, чтобы заполнить ту пустоту, которая поселилась внутри каждого из них, но теперь он точно знает и другое – теперь она его, а он – ее, и это никому не под силам изменить.       Он плавно скользит пальцами по белоснежной коже на плече Сансы, очерчивает контур ключиц, чувствуя, как ее тело откликается на его прикосновения легкой дрожью. Склоняясь, Бейлиш бережно касается губами ее лба, чтобы тут же потеряться в ее глазах, еще сонных, походивших на речную гладь, поддернутую утренним туманом. Он проводит пальцем по ее губам, еще припухшим после вчерашней ночи, чтобы тут же накрыть их поцелуем, чувствуя, как она тут же откликается на него, все еще застенчиво, неумело.       От прикосновений ее пальчиков, скользящих по его груди, спускавшихся вдоль шрама все ниже, сбивается дыхание, а кровь гулко стучит в висках. Седьмое пекло! Он никогда не думал, что кому-то удастся заполнить ту пустоту, которая уже много лет стала его вторым я, что рядом с кем-то он вновь будет тем Петиром, который, казалось давно уже умер, еще тогда, когда его, еще до конца, не отошедшего от встречи со старковским мечом, отправили в Персты, лелея надежду на то, что больше никогда не услышат о нем. Но у богов, что старых, что новых, было своеобразное чувство юмора.       Когда-то давно он бы рассмеялся в лицо тому, кто сказал бы ему о том, что от одного взгляда на Сансу, так похожую на свою мать, и которая, в другом мире, могла бы быть его дочерью, его будет охватывать лишь одно желание – желание сделать ее своей, чувствовать, как она дрожит в его руках, едва слышно выдыхая его имя, в тот миг, когда ее тело выгибается, охваченное рвущемся наружу наслаждением. Но сейчас… сейчас все было по-другому. Сейчас все казалось правильным.       Он знал, что его чувства к рыжеволосой пташке, с хриплым стоном, выгнувшейся навстречу его губам, коснувшимся белоснежной кожи на ее шее, оставляя едва заметный след, чтобы тут же скользнуть дальше, станут его слабостью, но упорно гнал от себя эти мысли, позволяя желанию полностью овладеть им.       Не обращая абсолютно никакого внимания на доносившиеся из-за двери звуки, явно дававшие понять, что замок просыпаясь оживает, Бейлиш мягко сжимает ладонью упругую грудь Сансы, чтобы тут же скользнуть большим пальцем по острому соску, чутко отреагировавшему на ласку. Его губы трогает едва заметная усмешка, когда она закусывает свою, стараясь сдержать рвущийся стон, подаваясь вперед неосознанно выдавая желание получить больше, несмотря на то, что в бездонных синих глазах плещется страх от осознания того, что они могут быть услышаны. Играя пальцами с затвердевшей горошиной соска, то несильно сжимая, то тут же плавно проводя по нему подушечками пальцев, мужчина хрипло выдыхает:       – Разве ты не этого хотела, Санса?       А в следующее мгновение его пальцы уже проходятся по мраморной коже волчицы, вырисовывая на ней замысловатые узоры, медленно спускаясь все ниже. Ее дрожь, которую она так старается унять, закушенная почти до крови губа, когда она в очередной раз пытается сдержать хриплый стон, то, как она, в какой-то момент не выдерживая, зажмуривается, подаваясь навстречу его пальцам, уже коснувшимся влажного тепла между ее ног, лишь еще больше распаляют его.       Лорд Харренхолла плавно скользит губами по белоснежной коже на ее шее, едва слышно продолжая:       – Ты ведь тоже хотела этого. Давно, еще в Орлином гнезде, когда лгала Лордам Долины, – его пальцы медленно двигаются внутри ее лона, заставляя в какой-то момент, отбросив все, что сдерживало ее, всхлипнув, податься бедрами навстречу этим плавным движениям, насаживаясь глубже.       Долго, слишком долго он наблюдал за ней, чтобы видеть то, чего не видели либо не желали видеть другие. Но, если в Королевской гавани, перед ним был лишь растерянный ребенок, рыжеволосая девочка, хрупкая пташка, доверчиво смотревшая в лицо своих мучителей, то в Орлином гнезде, она заставила его посмотреть на себя совершенно иначе, изящно обводя вокруг пальца Лордов Долины, принимая его сторону.       Медленно, растягивая эту сладкую пытку, он скользит пальцами у нее внутри, изредка задевая ее клитор, заставляя, забывая обо всем и уже не сдерживая рвущиеся из груди стоны, выгибаться, впиваясь в его запястья. Ему было плевать на то, что кто-либо из обитателей этого промерзшего до основания замка, может услышать их. Едва заметная усмешка трогает губы Пересмешника, когда он представляет себе лицо бастарда, которому не в меру любопытные слуги, конечно же, поведают о том, что слышали, добавив от себя парочку деталей, дабы приукрасить свой рассказ. Скрывая эту усмешку, он склоняется к извивающейся под ним волчице, чтобы тут же скользнуть языком по ее груди. Ни на мгновение не останавливаясь, он кончиком языка проводит по острым соскам, вбирает их губами, несильно прикусывает, чтобы тут же вновь коснуться их языком, заставляя рыжеволосую метаться по кровати, практически умоляя прекратить эту пытку.       Лишь когда Санса замирает, прижавшись к его руке и широко распахнув глаза, готовая поддаться тому, что рвется изнутри, ища выхода, Пересмешник останавливается, не заканчивая того, что начал. Уголки его губ дергаются, а в глазах, затуманенных желанием, вспыхивают лукавые огоньки, когда она со всхлипом подается вперед, моля о продолжении.       Он медленно выводит пальцы, чтобы тут же расположиться между ее ног. Но в последний миг медлит, словно ждет чего-то. А потом, склоняясь, тихо выдыхает, практически касаясь губами ее ушка:       – Чего же ты хочешь, Санса?       И ответ не заставляет себя долго ждать. Синеглазая тянется к нему, подаваясь вперед всем телом. А он не может сдержать хриплый стон, срывающийся с губ, когда возбужденная плоть касается ее влажных складок. Его девочка, такая смелая, такая горячая… она сводила его с ума, заставляя забывать об осторожности.       Он входит в нее медленно, на мгновение замирая, смотря в ее глаза. Кровь гулко стучит в висках, желание, тугим комом сжавшееся внизу живота, не отпускает ни на мгновение.       – Петир, – едва уловимо выдыхает Старк и подается навстречу, принимая его.       От того, как Санса произносит его имя, внутри все обрывается, рассыпается на множество частей, заставляя забыть обо всем и оставляя лишь одну мысль о том, что все происходящее здесь и сейчас является единственно верным.       Петир выходит, но лишь на короткое мгновение, чтобы вновь заполнить ее собой, выбирая медленный, тягучий темп, желая отсрочить миг развязки. Однако ее ладони, скользящие по спине, чтобы через мгновение зарыться в волосах, сжимая их, хриплые стоны, таящие у него на губах, когда он целует ее, заставляют его увеличить темп. Она жмурится, чувствуя приближение развязки, нетерпеливо подаваясь бедрами вперед, заставляя его хрипло выдохнуть:       – Санса… Только не закрывай глаза.       Она подчиняется, распахивает ресницы и устремляет на него взгляд, полный желания. Тут же с хриплым стоном девушка сжимает пальчиками его плечи, когда Бейлиш нетерпеливо толкается в нее, чувствуя, как неумолимо приближается пик.       Санса… ее имя горчит на языке, оставляя на губах легкий аромат летних трав, отдавая лимонными нотками, которые она так любит. Санса… его летняя девочка, застывшая из-за сковавших ее душу морозов. Но он все еще надеялся на то, что со временем ему удастся растопить этот лед.       Толчок, еще один, и вот его тело вздрагивает, накрываемое волной оглушающего оргазма, срывая с его губ хриплый стон, больше походивший на рык. Он прижимается лбом к ее плечу, чувствуя, как дрожит ее тело, словно где-то глубоко внутри нее лопнула струна, которая была натянута до предела.       Спустя пару минут, Пересмешник перекатывается на спину, увлекая за собой рыжеволосую и плавно очерчивая контур ее лица, негромко произносит:       – Скоро нам предстоит покинуть Винтерфелл.       Санса вскидывает на него взгляд, в котором явно читалось недоумение, смешанное с толикой обиды, заставляя его едва уловимо выдохнуть. Петир запускает пальцы в ее рыжие кудри, плавно перебирая их, путаясь, и негромко отвечает на застывший в устремленном на него взгляде вопрос:       – Рыцарям Долины не место на Севере.       Она не видела сестру с тех самых пор, как та сбежала прямо с урока танцев. Тогда она была недовольна поведением Арьи, столь не подходящим для юной леди, но сейчас рыжеволосая была рада видеть сестру на пороге. Арья оказалась именно такой, какой ее описывала Бриенна. Подросшая, больше похожая на пацаненка, Старк выглядела все такой же задирой, как раньше. И только в ее взгляде, обращенном на Сансу, застыло нечто, чему у старшей сестры не было названия. Глаза маленькой волчицы цепким взглядом окинули помещение, после чего остановились на Петире, сидящем рядом с женой. Сжимая рукоять Иглы, младшая, не скрывая неприязни, кивнула в сторону мужчины.       – Ты же знаешь, что он сделал? – голос сестры звучит непривычно низко и чуть хрипло. – Он предал нашего отца.       Делая глубокий вздох, Санса приподнимает подбородок. Она не видит смысла отрицать очевидного и не собирается оправдываться перед категоричной девчонкой.       – Да, я знаю обо всем, Арья, – произносит синеглазая с мнимым спокойствием. – Отец сам себя предал. Он рисковал всеми нами, цепляясь за свои надуманные принципы. В итоге Петир жив, а отец мертв, как и большая часть нашей семьи.       Она не позволяет себе ни малейшей эмоции. Ни тогда, когда во взгляде младшей, сделавшей несколько шагов к главному столу, ясно читается желание мести. Санса делает один шаг вперед и закрывает собой Бейлиша. Почти одновременно с этим, Арья достает меч и угрожающе направляет его на сестру. Между ними остаются только ступени, на возвышении которых стоит главный стол, за которым завтракают двое. В синих глазах старшей застывает лед, а уголки губ искривляет горькая усмешка.       – Если ты хочешь получить его, придется сначала убить меня, Арья.       – Санса, ты с ума сошла?! Тебе мало было Джоффри и Рамси? – юный голос звенит негодованием.       Всегда уверенная в своей правоте, как смеет она заявляться в дом рыжеволосой волчицы и угрожать ее семье?! Если отец терпел это, то Леди Винтерфелла и Хранительница Севера не была намерена делать этого. Продолжая закрывать собой супруга, она угрожающе прищуривается и обманчиво мягко улыбается.       – Он не Джоффри. И не Рамси, – ей кажется, что глазами Арьи на нее смотрит сам безликий бог. – Я не отдам тебе его. Ты его не получишь.       Словно туманом подергиваются черты лица маленькой волчицы, когда она на миг искренне улыбается. Сансе кажется, что перед ней снова оказывается Арья такой, какой она была еще в Королевской Гавани до того, как весь этот кошмар приключился с их семьей.        – Как тебе угодно, Хранительница Севера.       Насмешливо поклоняясь сестре с Иглой в руке, младшая из Старков на миг опустила голову и провела по лицу рукой. А когда вновь подняла ее, то синеглазая увидела перед собой абсолютно незнакомую девушку.       – Ты никогда больше не увидишь меня, но знай - со мной все будет в порядке. Постарайся быть счастлива со своим Пересмешником. Жаль, что он может никогда не узнать, что обязан тебе жизнью.       Незнакомка развернулась и, на ходу убирая тонкий меч, покинула главный зал Винтерфелла. Она ни разу не обернулась, а Санса не стала окликать ту, которая пришла за Петиром. Только когда на пороге и след простыл незваной гостьи, рыжая волчица позволила себе вздох облегчения. Ощущение миновавшей беды захватило ее целиком. Будто только что трагедия чудом обошла ее стороной.       Еще секунду назад девушке кажется, что все происходящее в главной зале до ужаса реально, но в следующий миг она ощущает, как плеча касаются чьи-то пальцы. Сознание затопляет облегчением, приходящим вместе с осознанием того, что все было сном. Странным до невозможности, быть может, вещим, но сном. Чувствуя, как ресниц касаются такие непривычные для зимы лучи солнца, она едва уловимо улыбается и неосознанно трется щекой о грудь мужчины, чуть смещая голову. Слыша, как бьется его сердце, она чувствует нелепое, неуместное умиротворение. Увиденное во сне никак не идет из головы и единственное, что утешает, так это, что с Бейлишем все в порядке, когда она пробуждается.       Желая продлить хрупкий покой в его объятиях, Сансе хотелось бы еще какое-то время притворяться спящей. Но когда он касается ключиц, тело выдает ее с головой, подрагивая от удовольствия. Еще бы, ведь ей никогда еще не приходилось просыпаться от ласковых прикосновений и поцелуев.       Распахивая ресницы, она встречается с его взглядом своим сонным и замирает, теряется в северных лесах, что затягивают ее. Она полагала, что когда ночь пройдет, и комнаты окажутся освещены дневным светом, наваждение спадет, но как же она ошибалась. Поглаживая его рукой, до этого спокойно лежащей чуть выше живота, девушка приоткрывает губы, стоит ему коснуться их пальцем. Не задумываясь, рыжая податливо льнет ближе и отвечает на поцелуй. Забывая обо всем на свете, она проводит пальцами по груди Бейлиша, вновь мягко касается ими шрама и ведет вдоль него вниз, прослеживая путь до самого пупка. Откуда-то из глубины глупой души в ней просыпается желания навсегда заставить его забыть о той боли, полученной им на той проклятой дуэли. Если бы она могла стереть этот шрам с его тела и его души… Поражаясь своим мыслям, волчица уговаривает себя, что все это из-за непривычного начала утра.       Она со стоном, полным наслаждения, выгибается навстречу губам, прикасающимся к шее. Вопреки логике и неприятным воспоминаниям, практически растворившимся, будто туман после появления солнца, Санса смутно понимает, что ей нравятся следы, оставляемые на нежной коже Пересмешником.       Постепенно за дверью становилось шумно. Большой замок просыпался, вместе с этим слуги, хозяева и гости выходили из комнат. Пару раз девушка отчетливо слышала голоса одичалых снаружи. Пожалуй, им стоило бы показаться на глаза всем остальным, разделив с северянами завтрак. Вот только Лорду Харренхолла явно было наплевать на всех в этом замке, кроме нее. А у Сансы не было ни сил, ни желания противиться его поддразниваниям. Под теплыми волчьими шкурами, в его объятиях было так уютно. Она закусывает нижнюю губу, чтобы не застонать в голос от удовольствия, наполняющего тело, когда он сжимает грудь и начинает играть с возбужденным соском. Сходя с ума по усмешке, вновь воцарившейся на губах Пересмешника, она одновременно прижимается к нему и испуганно задерживает дыхание, опасаясь быть услышанной кем-то по ту сторону двери.       Да только этот страх казался ему смешным. Санса видела это в том, как он проводил языком по своим губам, изучая реакцию ее тела на поддразнивания. Она почти задыхается, от того, что заданный хриплым голосом вопрос попадает точно в цель. Смотря в его глаза своими широко распахнутыми голубыми, она чувствует, как между ног становится влажно. Слова застревают в горле комом, так как признаться выше ее сил. Да и что сказать? Что она хотела, чтобы он поимел ее в тот самый момент, когда пришел в выделенную для нее комнату в Олином Гнезде? Чтобы вместо вопросов о том, почему она выгородила его, занялся с ней сексом на той самой жесткой узкой кровати? Неужели тогда для него было столь очевидно ее желание? Невинная девочка, впечатленная страстными криками тетушки. Конечно же, она хотела, чтобы ее покровитель, ради которого она лгала перед Лордами Долины, поблагодарил ее.       Синеглазой начинает казаться, что Бейлиш мог что-то подмешать ей в еду или вино, когда она тает, ощущая вырисовываемые на теле узоры. Её сознание будто заволакивает туманом, когда она подрагивает, отчаянно кусая губы. Лучше она прокусит их до крови, чем закричит от того, насколько невыносимо хорошо становится от умелых ласк. Санса слабее этого, потому что, сдаваясь, она закрывает глаза и подается бедрами навстречу пальцам Бейлиша, ощутившим какой мокрой она стала для него.       Цепляясь пальцами за его плечо, ей хочется закричать, признавая правоту его слов. Хочется подтвердить каждое из них, хныкая от яркого удовольствия, когда он вводит умелые пальцы в лоно. Всхлипывая, она поводит бедрами, с наслаждением чувствуя их глубже, когда он мучительно медленно и томительно сладко двигал ими внутри в выверенном ритме. Если бы не идиотская Старковская гордость, она бы умоляла его не останавливаться. Если бы не воспитание, она бы стонала о том, насколько сильно ей нравится чувствовать, как он трахает ее пальцами, подготавливая и растягивая для своего члена.       В какой-то момент, когда Петир коснулся особенно чувствительной плоти, она все же не сдержалась и, напряженно выгнувшись всем телом, едва слышно всхлипнула. Почти сразу же после этого, вцепилась хрупкими пальцами в его запястья и громко застонала. Жар, охвативший тело, постепенно скатывался вниз, превращаясь в тугой комок желания. Разметав волосы по подушкам, она неосознанно извивалась на простынях, царапая запястья Пересмешника ногтями, лишь бы он не прекратил этой пытки, лишь бы не остановился.       Хватая приоткрытыми губами воздух, Санса всхлипывала и хныкала, прижимаясь теснее к ладони мужчины. Она дрожала от напряжения, в котором находилась, ожидая разрядки. Ей казалось, что он может свести с ума, играя губами и языком с комочками сосков. И только когда огненный клубок внутри готов вот-вот разорваться, оглушая и ослепляя ее, когда она широко распахнутыми глазами смотрит перед собой и практически не видит очертаний комнаты, Бейлиш внезапно останавливается.       Не понимая, почему он вновь оставляет ее, подведя к самому краю, девушка обвивает тонкими руками его плечи. Лукавство, в его взгляде обещает ей массу наслаждения, и она, уже не сомневаясь, жаждет его. Глубоко вдыхая, она успокаивается, наблюдая из-за полуопущенных ресниц, как он устраивается между ее широко разведенных ног. Не понимая, к чему он медлит, Санса едва уловимо хмурится. Она хочет ответь ему той же фразой, что произнесла когда-то, той же фразой, которую услышала от него и которая запомнилась ей навсегда. Но вместо этого с ее губ срывается судорожный вздох.       Старк тянется к нему всем телом, обвивает руками за плечи и шею, закидывает ножку на его бедра и прижимается телом к телу, улыбаясь его хриплому стону, полному желания. Проводя пальцами по его седому виску, она широко распахивает ресницы, ощущая, насколько медленно он заполняет ее в этот раз, смотря в глаза. Он будто бы хочет получить ее целиком, вместе со всеми потаенными мыслями, будто бы хочет ее душу, не отрывая взгляда, когда замирает глубоко внутри.       – Петир… – его имя бьется на краю сознания, когда она сжимает пальцами его волосы и двигается навстречу, касаясь его губ своим судорожным дыханием.       При свете дня все происходит совсем не так, как ночью. Жадность и нетерпеливость мужчины сменяется на плавные, почти нежные движения, которыми он то движется назад, полностью выходя из лона, то неторопливо, сантиметр за сантиметром проникает обратно, заполняя ее до основания.       Ведя ладонью по спине Бейлиша, хрипло постанывая в его губы и теряя голову от пьянящих поцелуев, она вскрикивает, стоит ему увеличить темп. Зажмуриваясь, Санса упирается лбом в подбородок мужчины и подталкивает бедра вверх, не в силах вынести ощущений, переполняющих ее.       И снова его слова воспринимаются ею почти как приказ. Она тут же открывает глаза и позволяет ему оценить масштаб своего падения, не скрывая желания, раздирающего ее изнутри. Ей не удается сдержать сдавленного вскрика, с которым она цепляется за его плечи, понимая, что еще нескольких его движений ей хватит для того, чтобы разлететься на тысячи осколков. Расширившимися зрачками она смотрит в серо-зеленые глаза, хныкая от каждого толчка, отзывающегося в теле дрожью.       Несколькими секундами позже, она уже не отличает того, кто первым срывается с этой качели и летит вниз. Его дрожь передается ей, когда Петир хрипло не то стонет, не то рычит, прижимаясь лбом к ее плечу и заполняя изнутри. Обессиленно ее стройная нога соскальзывает с его бедер. Продолжая обнимать его за плечи и поглаживать по спине, Санса постепенно приходит в себя.       Она больше не могла отрицать истины, из-за которой ненависть к себе только увеличивалась. Ее ужасная правда заключалась в том, что она принадлежала Бейлишу с того момента, как он предложил ей уплыть на его корабле. Не говоря уже о том, как она замирала позднее, когда он спустился в ней каюту, дабы побеседовать. Когда корабль с пересмешником на парусе плыл в Долину, уже тогда она была его.       Ее дыхание почти выравнивается, когда Бейлиш перекатывается на спину и привлекает ее к себе, мягко проводя пальцами по лицу. Она позволяет себе расслабиться и сразу же жалеет об этом, потому что его тихие слова резко возвращают с небес на землю.       Чувствуя боль от падения с огромной высоты, волчица бросает на мужчину взгляд, в котором переплетаются ничем не прикрытые чувства, всколыхнувшиеся в ней. Всего лишь трофей – вот кто она для него. Глупая пташка. Еще минуту назад она беспечно лежала бы на его груди и млела от пальцев, путающихся в волосах. А теперь взгляд синих глаз был напряженно уставлен на Мизинца.       Старк кривит губы в ухмылке, мысленно благодаря мужчину за это отрезвление.       – А как же мои люди? – когда она заговаривает, голос чуть хрипит. Ей приходится сглотнуть, дабы избавиться от этого. – Форрестеры и Талли? Где место им?       Понимая, что Лорд-Протектор Долины не собирался задерживаться в Винтерфелле, отданному Сноу, больше необходимого, она все же не была готова к этому разговору в первый же день после свадьбы. В эту минуту она ненавидела пересмешника за нарушение хрупкого покоя, который она почувствовала впервые за все это время. Играючи он испортил себе же шанс на приручение.       – Их место на Севере, – пользуясь молчанием мужчины, она сама ответила на свои вопросы. – Вы прекрасно знаете это, Лорд Бейлиш.       Прекрасно помня, как ему не нравилось, когда она называла его таким образом, Старк намеренно возвращалась к старому обращению. Выскальзывая из его объятий, рыжеволосая наклонилась и подхватила с пола рубашку Пересмешника. Стыдливо прикрываясь тканью, она прикусила губу, понимая, что прежде чем спускаться на завтрак, нужно смыть с себя все следы бурно проведенной ночи. И утра.       – Прикажите наполнить бадью водой, – не оборачиваясь к супругу, она торопливо надела его рубашку и устроилась поверх мягкого волчьего меха, на самом краю кровати.       Вытянув стройные длинные ноги, она раздраженным взглядом окинула покои. Кроме той одежды, в которой она пришла сюда накануне, в комнатах, отведенных Бейлишу, не было ни одной ее вещи.       Когда Лорд Харренхолла откинул с себя шкуры и поднялся с кровати, Санса отвела взгляд, делая глубокий вдох. Она повернула голову в другую сторону, притворяясь, будто сброшенное платье было ей чрезвычайно интересно, в отличие от обнаженного мужчины, с усмешкой на губах накинувшего на плечи халат.       Будь проклята эта самая усмешка, маской заставшая на его лице!       Удивительно, как быстро мужчине удалось наткнуться на прислугу. Такое ощущение, что его «пташки» были рядом с ним круглосуточно. Глядя на то, как мужчина вернулся, меньше чем через пару минут, Старк с язвительной злобой подумала о том, нет ли кого из людей Бейлиша под кроватью или в шкафу.       Молча уставившись в огонь, растопленный расторопной девушкой в камине, она не смотрела за тем, как слуги споро заполняли бадью горячей водой, от которой тонкими струйками поднимался ароматный пар. Ей не было дела до того, как молоденькая девушка-служанка, заплетавшая ей вчера косу, аккуратно раскладывала на кресле разбросанные накануне вещи. Не смотрела она и на то, как Лорд-Протектор Долины молча стоял напротив окна, всматриваясь в открывающийся из него вид. Горечь и разочарование, которые только начали отступать, вновь вернулись на свое место, отравляя бегущую по вена кровь.       Всматриваясь в ярко пляшущие языки пламени, волчица, казалось, вновь видела сестру, видела в ее взгляде торжество: «Я ведь тебе говорила, что он предаст тебя…». Глупая волчица. На что она надеялась? На то, что получив свою плату Пересмешник позволит ей остаться в своем доме? Горькая усмешка кривит губы рыжеволосой, когда ее голову наполняют подобные мысли. Но разве теперь она в силах была что-либо изменить?       Полностью погруженная в себя, Санса не заметила того, как слуги, закончив работу, покинули покои Бейлиша, от чего в них повисла оглушающая тишина. Лишь когда кровать спружинила под дополнительным весом, а на ее плечо легла ладонь супруга, она обернулась, едва сдерживая себя, чтобы не оттолкнуть его.       Легко поведя плечом, синеглазая сбросила с него руку Пересмешника, чтобы сразу же подняться и, не говоря ни слова, снять с себя его рубашку и направиться к заполненной бадье.