Во-вторых

Если бы в олимпийские виды спорта включили соревнования в чувственности, она была бы абсолютной чемпионкой.

       - Не надо было этого делать.., - пробормотала Женя, закрывая лицо руками, пытаясь сосредоточиться, после его нежных поцелуев. - Ты... То есть вы... Нам надо поскорей все забыть.       Он улыбнулся, намеренно повесив многозначительную паузу, с жадностью делая несколько больших глотков воды, и смотрел, как женщина в стеснении и неуверенности перебирает запутавшиеся локоны. Королёва наблюдала за его медленными действиями, не зная, как реагировать на его молчание. Решая, что достаточно помучил ее, он поставил бокал, тут же наклоняясь к ней и вновь целуя.        Загадочная женская душа! Говорит «забудь», а сама моментально тает от его прикосновений. Короткими поцелуями покрывая ее скулы, опускаясь на шею и плечи, Илья чувствовал, как часто бьется ее сердце, как пульсирует венка за ушком, как Женя сама чуть ли не стонет от удовольствия, тем самым вовлекая его в новый водоворот желания. Чуть приоткрыв губы, закрывая глаза, сбивая дыхание, она растворялась, не в силах сопротивляться. Еще никогда Соколов не видел такой женской отдачи, такой реакции на каждое его действие. Если бы в олимпийские виды спорта включили соревнования по чувственности, Женя была бы абсолютной чемпионкой. Склонив голову, таким образом давая ему больше пространства для прикосновений, она разве что не мурчала как кошка. Дикая кошка, как казалось ему еще пару дней назад, которая вдруг так легко согласилась быть домашней и теперь дарила тепло и уют. Понимая, что еще немного и он потеряет контроль над своим разумом, Илья поспешил прерваться:        - Я постараюсь, - прямо ей в глаза, чтобы даже не думала о том, что сможет теперь отвертеться от него, чтобы ни одна глупая мысль не заскочила к ней в голову. Смотрел так, будто хотел, чтобы она поняла, что это не ошибка и не случайность, что это... Что это?        - Ну чего там? - приметив Ольгу, выходящую из реанимации, спросила она.        - Ой, Жень, слава Богу, откачали этого суицидника, - с облегчением кидая бумаги на стойку, выдохнула та. - Ты домой идешь? - осторожно, «прощупывая почву», спросила она.        - Не хочу, никто там не ждет, - стараясь удержать спокойный тон, ответила Королёва. За этот день она порядком вымоталась, хорошо бы сейчас прийти домой, принять ванну и уснуть в объятиях любимого человека, но...        - Слушай, может, пойдем куда-нибудь? Посидим, выпьем, а? - моментально уловила настроение подруги Шмелева.        - Да я бы с удовольствием, знаешь, но сил нет никаких совершенно, - начала было оправдываться Евгения, но, поняв, что от Ольги ничего не скроешь, обреченно добавила: - Хочется в кому впасть и проснуться, когда все это кончится.., - и, набрав побольше воздуха в легкие, завершила: - Короче, я решила развестись.        - Ну, Жень, - протянула Оля. - Что я тебе могу сказать? Это правильно, что ты приняла решение, - главное ее сейчас поддержать, взбодрить хоть как-то. - Хоть и такое. Не расстраивайся, все хорошо будет!        - Спасибо, - кивнула та и вновь погрузилась в бумаги.       А потом были полчаса тоскливой тишины в ординаторской. Тишины такой, от которой переворачивается все внутри, натягивается в тугой канат и натяжение настолько велико, что уже слышно, как лопаются первые ниточки внутри крепкой, казалось бы, веревки. Почему это все произошло именно с ней? После двадцати лет брака, вырастив прекрасного сына, доверяя друг другу и уверяя, что так оно и будет до конца жизни, они со Степаном расходятся. Да, конечно, Женя не могла не заметить, что в последние годы они несколько отдалились друг от друга, угасла страсть, не было искры в отношениях, но ведь это естественно! Естественно, что страсть и влюбленность переросло в привычку и любовь.       Любовь... Так казалось Жене. Что любовь — это то чувство, которое не возникает с бухты-барахты, которое перерастает из юношеского свежего в окрепшее и уверенное. Любовь возникает только тогда, когда люди уже довольно долго существуют рядом, это чувство не романтично, оно необъяснимо спокойно и немучительно. Только, судя по всему, мудрая Евгения Павловна ошибалась. И ошибалась она аж по двум пунктам.       Во-первых, никакой любви у них со Степаном не получилось, или же она была слепой и односторонней. Впрочем, в этом Женя винила себя — действительно, если сложить все время, проведенное ею в больнице, на срочных вызовах, тихом вечернем копании в медицинских справочниках, так, пожалуй, и получится добрая половина их совместного с мужем существования. Вот так-то.       А, во-вторых... Соколов. Илья Анатольевич. Илья... Анатольевич... Но об этом пока рано.       Женя мотнула головой, отгоняя от себя позорные мысли, вновь оглядывая пустую комнату, чуть приоткрывая шторку у окна и замечая на улице Славу. Даже он в этот вечер был не один, а с какой-то девушкой... А ты, Женя Пална, хоть исстрадайся тут, но помирай в одиночестве! И так ближайшие.. сколько лет? Нет, это невыносимо. Снова перед глазами вставал образ Галины на кухне в халате, который Степан подарил жене на прошлый новый год. Женя его так и не надела, а вот любовнице он сразу же пришелся по вкусу...        - Евгения Павловна! - в ординаторскую без стука вошел завотделением и тут же замер на пороге. Удивленно глядя на подчиненную, тихо прикрывая дверь, он прошел в комнату и расположился напротив плачущей женщины. - Что с вами?       Однако ответить ему Женя не могла. Слезы душили ее, руки тряслись, и даже появление постороннего человека никак не мобилизовало ее. Соколов некоторое время молча смотрел на нее, а затем задал самый идиотский вопрос, который только мог быть задан в данной ситуации:        - Вы что, плачете? - и, услышав в ответ лишь сдавленные всхлипы, попытался перевести ситуацию в шутливое русло: - Хорошо вам, женщинам, поплакал — напиваться не надо.        - Ага.., -выдавила из себя Королёва, мысленно мечтая, чтобы начальник растворился сейчас в воздухе. Она плакала редко, но если уж такое случалось, то остановить себя было крайне тяжело. Складывалось ощущение, что слезы лились и за прошлые обиды и неприятности тоже. В больнице ее пару раз видели со слезами на глазах, но и то, они были исключительно по поводу пациентов. А выглядеть слабой перед начальником совершенно не хотелось.        - Я плачу исключительно во внерабочее время. Какие ко мне могут быть претензии? - слабо огрызнулась она.        - У меня нет к вам претензий, - усмехнулся Илья, понимая выбранную тактику «лучшая защита — это нападение». - А у вас ко мне?       Если бы кто-то сейчас спросил у него, зачем он вообще пришел в этот поздний час в ординаторскую и что нужно было ему от Королёвой, Илья Анатольевич бы и не смог ответить. Насколько он был обескуражен Жениным состоянием, настолько он не знал, что с этим делать. А Женины слезы лились и лились. Она смущенно вытирала лицо, прятала глаза, однако успокоится не могла.        - Ну ладно... Ну, хватит... Успокойтесь! - беря в ладони ее заплаканное лицо, стирая с щек темные дорожки от туши, он легонько поглаживал кожу большими пальцами. - Вы же сильная женщина! - желание обнять ее, прижать к себе, укрыть от всех невзгод все возрастало, а после этой фразы у Жени, кажется, началась новая волна слез. Она истерично закивала головой и еще глубже вдохнула. - Ну, успокойтесь! - тихо приговаривал он, видя, как она пытается совладать с эмоциями.        - Да.., - на выдохе произнесла она, поднимая глаза на него и встречаясь с ним взглядом.        И больше Илья не мог контролировать себя. Весь день он то и дело ловил на себе внимательный Женин прищур. Весь день она кокетничала с ним, возможно, сама того не замечая. Весь день он думал, что она непобедимая вершина, «железная леди», отталкивающая от себя какие-либо симпатии. Но все его представления разбились с грохотом, какой бывает, когда бьют пустые банки на открытом пространстве. Ровно в тот момент, когда он впервые коснулся ее губ. Обрывисто целуя, вытирая слезы с ее лица, он почувствовал, как ее длинные пальцы зарылись в его волосах, как она сама подалась навстречу и ее язык скользнул у него между губ. Это было последней каплей в море терпения мужчины, которому очень уж нравилась женщина...        Вот уже десять минут, как за Ильей закрылась дверь, а Женя так и не могла собрать свои мысли в стройные ряды. Она опять осталась одна в ординаторской, только одиночество это было наполнено чем-то теплым и родным. Давно забытым и вновь обретенным. Воздух звенел, переливался... Кожа все еще хранила мужские прикосновения, трепетные поцелуи, на шее слышался его парфюм. А внутри было так необъяснимо хорошо, что слезы вновь выступили на Жениных глазах...        Пожалуй, сейчас самое время вернуться к тому «во-вторых». Женя понимала, что то, что она чувствовала к Илье, нельзя определить одним словом. Странно, но мысль, пришедшая сразу после того, как закончились ласки, мысль о том, что он всего лишь ее пожалел, сейчас отступила на второй план. Нет, на пятый, на десятый... Бывает так, что ты встречаешь человека, узнаешь его, понимаешь, принимаешь, у вас возникает какое-то влечение друг к другу, но если кто-нибудь скажет, что это влюбленность или страсть, то он обязательно ошибется. Некоторых людей мы любим сразу. Любим, а не влюбляемся. Чувствуем, а не сгораем от страсти. И это пошлое «любовь с первого взгляда» здесь не применимо... Это что-то более высокое, что-то, заставляющее сердце биться ровно, будто так оно и должно быть... Что-то необъяснимое, противоречивое до абсурда и в то же время понятное до такой степени, что даже выразить сложно. Само собой разумеющееся. Нежное, мягкое, пастельное... «Я никогда не была в него влюблена, я его сразу полюбила», - признается себе Королёва потом. Но это позже, а сейчас... любовь.